На будущем Книжном салоне, который открывается в середине марта, российской литературе будет отведено особое место. Идет ли речь о советском прошлом или же современном режиме, она заявляет о себе несколькими новыми книгами, которые отражают темную сторону действительности.
Тюрьма в бесконечных сибирских просторах. Холод, голод, принудительный изнурительный труд - все это превращает человека во вьючное животное, лишает его всяческого достоинства и, рано или поздно, убивает. Об этой реальности ГУЛАГов глазами «зеков» мы могли прочитать «В одном дне Ивана Денисовича» Александра Солженицына, «Колымских рассказах» Варлама Шаламова и «Крутом маршруте» Евгении Гинзбург. Сегодня нам предлагается взглянуть на эту историю с другой точки зрения: со стороны охранника.
По следам хаоса
В 1935 году Ивана Чистякова отправляют в Сибирь, чтобы следить за трудовым лагерем на строительстве Байкало-Амурской магистрали. Этот москвич, совершенно обычный человек против воли становится очередным винтиком в механизме советского террора. В течение нескольких месяцев, которые он проводит в этом аду, Чистяков ведет дневник. Писать, чтобы выжить посреди пустоты, в хаосе, в бесконечном, чудовищном кошмаре. Монотонные, серые дни, примерзшие ко лбу волосы и въевшаяся в тело грязь, ночные погони за беглецами: «Проскакивает мысль, неужели так надолго. Неужели наша жизнь шалман. Почему? Хочется плюнуть на все и поддаться течению». Чистяков ставит под сомнение основы коммунистической идеологии, такие как стахановство или появление нового человека. Он находит прибежище в литературе, вспоминает Пушкина и пишет собственные отчаянные стихотворения.
Еще по теме: Российский литератор в роли активиста
Главное, что бросается в глаза при чтении «Дневника охранника ГУЛАГа», это общность судьбы с заключенными. Условия жизни охранников едва ли лучше, чем у «зеков». Как и они, Чистяков мечтает лишь об одном: сбежать. Благодаря его рассказу мы попадаем «в серую зону с нечеткими контурами, которая разделяет и связывает между собой два лагеря хозяев и рабов, зону сотрудничества, без которой не смогла бы продержаться ни одна репрессивная система», - отмечает переводчица Любовь Юргенсон.
Советский режим существовал таким образом на протяжение десятилетий. Хотя Советский Союз распался 20 лет тому назад, он по сей день продолжает играть важную роль в современной российской литературе, заглядывая в произведения таких знаменитых писателей как Владимир Сорокин («Лед») и Виктор Пелевин («Желтая стрела»).
Кроме того, он служит полотном и для еще двух появившихся сегодня книг. В романе «Вий», вокальный цикл Шуберта на слова Гоголя» писатель и скрипач Леонид Гиршович описывает Украину 1942 года, которая оказалась зажата в тисках между советской властью и немецкими оккупантами. В 1941 году нацисты расстреляли в Киеве 33 771 еврея. В печально известном Бабьем Яре. Когда режиссер местной оперы узнает о еврейских корнях пианистки Валентины Малеевой и ее красавицы-дочери Пани, он пытается шантажом затащить их в постель. Задумывавшийся как опера роман приводит в замешательство своим шутовским, несдержанным и пародийным тоном.
Еще по теме: Литературный негр Кремля
Литература как политическое оружие
«Все - немножко кукольный театр в прозе. Сказать почему? Извольте. Автор не отражается в этих зеркалах, а те, в которых бы отражался, - перебиты. Не во что ему больше смотреться, не в ком больше себя узнавать. Что называется, автор умер», - говорит сам Гиршович. Вместе с ним чахнет и традиция русского романа как огромной, но кропотливо прописанной фрески с бесчисленным множеством персонажей, которая, по всей видимости, разлетелась на части вместе с СССР. Автор «Прусской невесты» Юрий Буйда не идет в лобовую атаку на советское прошлое с «Третьим сердцем», острым и в чем-то даже пугающим романом. В нем поднимается вопрос метафизических метаморфоз российского эмигранта во Франции Тео, порно фотографа, который превращается в серийного убийцу после просмотра эйзенштейновского «Броненосца Потемкина».
Еще по теме: Капитализм убивает русскую литературу
В обществе одноногой девочки он пытается сбежать от зла, найти Бога. Эпизод, который стал причиной психологической травмы Тео, бунт матросов броненосца «Потемкин», также является ключевым моментом первой большевистской революции 1905 года, предвосхитившей октябрьские события в 1917 году. В этом историческом цикле путинская Россия в свою очередь предстает как нечто вроде аватара Советского Союза. Культ личности, авторитарная власть, цензура…Видимость плюрализма не в состоянии скрыть этих общих черт.
В таких условиях литература становится политическим оружием. Достаточно лишь взглянуть на Лимонова, писателя и оппозиционера (с более чем спорными идеями) действующему режиму. Возможно, по этой причине многие романисты параллельно занимаются журналистикой: прочная связь с реальностью подпитывает их воображение. Так, Юлия Латынина пишет в «Новой газете», где в свое время работала убитая в 2006 году Анна Политковская. В этом месяце выходит «Земля войны», вторая книга «Кавказского цикла». Первый том «Ниязбек» появился в прошлом году. Действие «Земли войны» разворачивается в небольшой вымышленной республике, которая граничит с Чечней и во многом напоминает Дагестан, взрывоопасную многонациональную мозаику под контролем Москвы. Читатель идет по местам «боевой славы» ветерана боев в Абхазии Джамалудина Керимова, который наводит свои порядки во имя Аллаха: поджоги казино, запугивание проституток, уничтожение партии стирального порошка с улыбающейся розовой свиньей на упаковке…
Терроризм, массовые похищения, коррупция, нефть, «калаши» и бронированные «мерсы» - таково наполнение этой жесткой и в чем-то даже жестокой сатиры на Северный Кавказ, символический регион для политики Путина. Перекинувшись в горы, война разрушила вековые устои и завершила подрывную деятельность советской власти, пишет Латынина. Подрывную деятельность, которую вчерашние и нынешние диссиденты всячески пытаются свести на нет.
