Барак Обама и Дэвид Кэмерон, проведшие на этой неделе встречу в Вашингтоне, отчасти обязаны своим нынешним положением негативным последствия 11 сентября. Однако американский президент и британский премьер-министр, находясь у власти, продемонстрировали удивительную преемственность и связь со своими предшественниками.
Конечно, Обама обрел известность как критик "тупой войны" Джорджа Буша в Ираке. Кэмерон, в дополнение к своим обещаниям сократить расходы и навести порядок в британских финансах, став в 2005 году лидером оппозиции, очень сильно постарался, чтобы дистанцироваться от интервенционистской политики Тони Блэра.
Читайте также: США и Великобритания - жизненно важное партнерство
Позиции Блэра в британской политике были когда-то неуязвимыми - он провел капитальную перестройку в рядах лейбористской партии, которая враждебно относилась к капитализму, настойчиво стремилась к одностороннему ядерному разоружения и в процессе этих усилий три раза подряд побеждала на всеобщих выборах. Но он заплатил огромную политическую цену за ту поддержку, которую оказывал политике США после терактов 11 сентября - в частности, за отправку британских войск в Ирак для свержения режима Саддама Хусейна.
Кэмерон воспользовался этим в полной мере. В пятую годовщину 11 сентября он выступил с речью о внешней политике, в которой назвал себя либерал-консерватором, но не неоконсерватором. Вторя августинскому реализму Рейнгольда Нибура (Reinhold Niebuhr), Кэмерон осудил упрощенное видение мирового порядка, разделенного между силами добра и зла, и превознес достоинства смирения и терпения.
Однако, подобно тому, как определяющими характеристиками президентства Обамы неожиданно стали войны с применением беспилотников, рейды спецназа и наращивание группировки войск в Афганистане, Кэмерон на посту премьера является гораздо большим интервенционистом, нежели можно было предположить, судя по его заявлениям во время пребывания в оппозиции. А его отношения с Обамой сегодня теплее, чем предсказывали исследователи политической деятельности и взглядов этих людей.
Сходства в склонностях и тенденциях между Кэмероном и Блэром гораздо сильнее, чем последовательность и неразрывность во внешней политике Кэмерона и консервативного премьер-министра Джона Мейджора, занимавшего этот пост с 1990 по 1997 год. К ужасу и отчаянию Маргарет Тэтчер, которую Мейджор сменил на Даунинг-стрит, при нем британская внешняя политика пережила самую страшную катастрофу со времен Суэцкого кризиса 1956 года. Речь идет о бездействии Запада на Балканах. Мейджор совершенно неправильно истолковал войну в Боснии, посчитав ее рецидивом древней и трудноизлечимой ненависти. Правительство Мейджора, одержимое не реализмом, а безнравственной консервативной пассивностью, не только призывало к невмешательству, но и активно противодействовало усилиям своих союзников по НАТО и Евросоюзу, стремившихся противостоять агрессии сербов.
В 1999-м, спустя два года после своей первой убедительной победы на выборах, когда косовский кризис был на пике, Блэр выступил в Чикаго с весьма примечательной речью о внешней политике. Он назвал сербского лидера Слободана Милошевича и руководителя Ирака Саддама Хусейна угрозой международной стабильности. Те акценты, которые он расставил в этой речи, доказывают несостоятельность абсурдных и оскорбительных обвинений в том, что после 11 сентября Блэр вел себя как "пудель Буша". В действительности Блэр доказывал необходимость защищать народы, оказавшиеся под угрозой, в то время как Буш, являвшийся тогда губернатором Техаса и одним их кандидатов на пост президента, выступал против политики администрации Билла Клинтона, которая якобы завязла на Балканах.
Кэмерона избрали в парламент лишь в 2001 году. Он голосовал за военные действия в Ираке, однако три года спустя, противореча самому себе, присоединился к антивоенным сепаратистским фракциям и к левым депутатам-лейбористам, призывавшим провести расследование по решению отправить в эту страну британские войска. Моя газета Times тогда заявила, что Кэмерону следует вступить в ряды партии политических чудаков и оригиналов.
Еще по теме: Как понимать государственный визит британского лидера в США
Начитавшись комментариев Кэмерона по внешней политике, а также высказываний Уильяма Хейга (William Hague), занимающего сегодня пост министра иностранных дел, консерваторы подумали, что катастрофическое военное планирование в Ираке и Афганистане является неотъемлемой чертой высокомерного проекта по созданию конституционных демократий западного образца. Многие ждали, что Кэмерон отстранится от внешнеполитического авантюризма эпохи Блэра.
Но начиная с Афганистана, и кончая Ливией и Сирией, внешняя политика Кэмерона существенно отличается от тех скромных и тихих наклонностей а-ля Мейджор, которых от него ожидали. Что интересно, кажущаяся политическая слабость Кэмерона во внутренних вопросах дала ему определенное пространство для маневра во внешней политике. Кэмерон это первый британский премьер-министр, возглавивший коалиционное правительство мирного времени с 1930-х годов. Многие комментаторы полагали, что неубедительные результаты всеобщих выборов в 2010 году, когда консерваторы получили больше всех мест, но парламентское большинство себе не обеспечили, будут ему мешать. На самом деле, это дало ему политическое преимущество, позволив действовать свободнее, чем в случае избрания главой правительства, состоящего только из консерваторов.
Многие также полагали, что англо-американские взаимоотношения при Кэмероне и Обаме будут не столь прочными, как во времена Буша и Блэра, которые крепко подружились, смотря фильмы Бена Стиллера на ранчо в Кроуфорде. Британские политики часто и самодовольно говорят об "особых отношениях" между Соединенными Штатами и Соединенным Королевством. Это весьма сомнительное представление с точки зрения истории, хотя между двумя странами есть неоспоримые исторические и языковые связи. Большую часть послевоенной эпохи отношения между США и Германией были ближе и важнее, чем англо-американский альянс.
Превосходные и теплые отношения между Тэтчер и Рональдом Рейганом, а также между Блэром и Бушем были исторической аномалией. Допуская фундаментальную ошибку во внешней политике, Тэтчер (в отличие от президента Джорджа Буша-старшего) не смогла увидеть того, что объединение Германии после падения Берлинской стены неизбежно и желательно. Балканская политика Мейджора не только стала катастрофой для Боснии, но и создала серьезные трещины в здании англо-американских отношений. Очень велика была вероятность того, что отношения Обамы-Кэмерона будут сердечными и приглушенными, но без особого энтузиазма. Некоторые британские комментаторы также думали, что Обама, вспоминая историю своей семьи и справедливую критику колониального правления Британии, будет менее восприимчив к англо-американскому альянсу, чем его непосредственные предшественники.
Действительность показала, что это не так. Перед лицом международных кризисов трансатлантический альянс заметно усилился. Это проявилось как в укреплении англо-американских отношений, так и, что более неожиданно, в участии Франции в единой интервенционистской политике.
Так, в Афганистане лидеры двух государств в любом случае должны были тесно сотрудничать, хотя бы в силу политики своих предшественников. Афганская миссия стала несостоятельной, что наглядно и весьма печально показал кровавый разгул американского солдата 11 марта. Однако сокращение западного контингента в Афганистане это организационно-тыловое мероприятие, основанное на уменьшении былых амбиций. Это не плод совместных усилий Кэмерона и Обамы.
Но есть два вопроса, которые приобрели именно такую форму. Первый - это ответ Запада тиранам в Ливии в прошлом году, когда Кэмерон присоединился к Обаме и Саркози в проведении стремительной интервенции по спасению города Бенгази. Этот шаг укрепил трехсторонний трансатлантический альянс, однако оттеснил в сторону канцлера Германии Ангелу Меркель, которая подверглась мощной критике за выступление против войны.
Сирия это совершенно другая, более сложная задача. Здесь нет ни напора, ни тем более единства мнений, заставляющих Запад идти на военные действия. Но по крайней мере, можно сказать, что западная дипломатия едина в своем осуждении зверств Башара аль-Асада, а отнюдь не безнадежно расколота и неэффективна, как это было 20 лет назад на Балканах.
Читайте также: Переизбрание Обамы
Внешнеполитические дебаты в Британии до сих пор пропитаны воспоминаниями об иракской интервенции. Но они не так сильны и болезненны, как полагают критики Кэмерона. На пике боевых действий война в Ираке стоила Блэру нескольких мест на всеобщих выборах 2005 года, превратив то, что могло стать третьей уверенной победой, в весьма скромный, но тем не менее убедительный успех. Общественное мнение во время интервенции в Ливии в целом следовало по пятам успехов и неудач военной кампании - поддержка снижалась, когда победа казалась труднодостижимой, но существенно повысилась, когда война на истощение против войск Муаммара Каддафи постепенно увенчалась успехом. Британское общественное мнение не против войны - оно не любит поражений и с опаской относится к долговременным военным кампаниям.
А ведь есть еще и Иран. Кэмерон и Обама нашли общую цель, оказывая давление на иранский режим и требуя от него выполнения положений Договора о нераспространении ядерного оружия, как наиболее вероятного способа для предотвращения упреждающего удара Израиля и нейтрализации потенциальной военной угрозы со стороны Ирана.
В значительной степени встреча Обамы и Кэмерона носит чисто символический характер, но символы тоже важны. Заметно, что Обама очень хочет дать достойный ответ на то гостеприимство, которое проявила к нему Британия во время его прошлогоднего государственного визита. Он стремится закрепить представление о том, что трансатлантические связи при его администрации находятся в хорошей форме, а также развеять слухи из неосведомленных источников о своем прохладном отношении к англо-американскому альянсу.
Стоит отметить, что Кэмерон не встречается ни с одним из республиканских кандидатов в президенты. Таким образом, он возлагает большие надежды на переизбрание Обамы. Кэмерон особо заинтересован в двух существенных вопросах, которые оказывают влияние на внешнюю политику Британии. Ему очень не хочется, чтобы сокращение американских сил в Афганистане подвергло повышенному риску британские войска. Он также хочет убедить Обаму в полном отсутствии политической возможности для обсуждения Британией с Аргентиной вопроса о принадлежности Фолклендских островов.
Это те моменты возможных трений, которые лидеры двух государств должны предвидеть уже сейчас и попытаться их ослабить. Но несмотря на прогнозы и ожидания многих в момент прихода Кэмерона к власти в 2010 году, у этих лидеров удивительно схожие политические взгляды и курсы.
