Стратегия Франции

Новые политические руководители не изобретают новые национальные стратегии, они просто приспосабливают долговременные национальные стратегии под потребности текущего момента. Во вторник Франсуа Олланд официально вступит в должность президента Франции. А вскоре после принятия присяги он отправится в Берлин, где нанесет визит канцлеру Германии Ангеле Меркель. Переговоры там, скорее всего, пойдут о мерах строгой экономии и о Европейском Союзе. Однако при этом постоянной и неизменной остается одна фундаментальная проблема: борьба Франции за доминирующее положение в европейских делах в момент усиления позиций Германии.

Современную стратегию Франции определили два исторических события. Первым, конечно же, был разгром Наполеона в 1815 году и превращение Британии во владычицу морей и в ведущую империю Европы. Это событие не уничтожило военно-морскую и имперскую мощь Франции, но существенно ее ограничило. Франция уже не могла бросить Британии вызов, и ей пришлось искать основу для компромисса и согласия. А это положило конец если не недоверию, то многолетней вражде.

Второе событие произошло в 1871 году, когда Пруссия победила Францию и стала инициатором объединения германских государств. После поражения Франции пришлось смириться не только с потерей территорий, которые отошли к Германии, но и с присутствием на ее восточных рубежах мощной и единой державы. С этого момента у Франции возникла проблема стратегического характера: существование объединенной Германии.

Франция обладает значительным военным потенциалом, который не уступает, а возможно даже превосходит немецкий. Однако стратегия Франции в отношении Германии состояла в создании сети альянсов против этой страны. Сначала она вступила в союз с Британией, сделав это в большей степени не из-за ее сухопутных войск, а в силу того, что британский флот мог блокировать Германию и удержать ее от развязывания войны. Второй союзницей была Россия, чьи огромные просторы в случае начала войны создавали Германии угрозу, поскольку ей пришлось бы воевать на два фронта. Наладив отношения с Британией и Россией, Франция посчитала, что решила свои стратегические проблемы.

Это было не совсем правильно. Альянс сил, стоявший против Германии, убедил Берлин в том, что ему необходимо нанести первый удар и уничтожить одного врага, устранив таким образом необходимость вести войну на два фронта. Во время Первой и Второй мировых войн Германия постаралась сначала устранить Францию. В ходе Первой мировой войны она едва не добилась этого, и Франция спаслась только в результате  второй битвы на Марне. Немцы удивили французов, а возможно, и самих себя, выстояв перед натиском России, Франции и Британии в войне на два фронта. Когда Россия ослабла, у Германии высвободились воинские части, которые она смогла выставить против французов. Вмешательство США изменило соотношение сил в войне, и видимо это спасло Францию.

В ходе Второй мировой войны соотношение сил было таким же, и решения принимались аналогичные. Только на сей раз чуда на Марне не произошло, и Франция была разгромлена и оккупирована. Францию снова спасли англо-американские войска, совершившие вторжение и освободившие эту страну. По сути дела, они привели к власти человека, который по-настоящему сформулировал стратегию Франции, что стало одним из редчайших моментов в истории.

Шарль де Голль признал, что Франция не в состоянии соперничать с Соединенными Штатами и Советским Союзом на мировой арене. В то же время, он хотел, чтобы его страна сохранила возможность действовать независимо от двух ведущих держав, если возникнет такая необходимость. Отчасти мотивацией для него служил национализм. Отчасти это было недоверие к американцам. Основой послевоенной оборонной политики Америки и Европы стало сдерживание Советского Союза. Эта стратегия основывалась на предположении о том, что в случае советского вторжения европейские войска при поддержке американцев будут удерживать русских, а США в это время спешно перебросят в Европу подкрепления. В качестве последней меры Соединенные Штаты  дали гарантию применения ядерного оружия для блокирования советского наступления.

Де Голля американские гарантии не убедили. Отчасти это было вызвано тем, что он просто не считал их разумными. Соединенные Штаты  были заинтересованы в Европе, но это не была заинтересованность до последней капли крови. Де Голль не верил, что американский президент ради спасения Германии или Франции пойдет на риск ядерного контрудара по Соединенным Штатам. Он мог рискнуть обычными силами, но их могло оказаться недостаточно. Де Голль считал, что если Западная Европа будет слепо полагаться на американскую гегемонию, не имея самостоятельной европейской армии, то она в конечном итоге достанется Советам. Он был уверен, что американские гарантии это блеф.

Он не был настроен просоветски. Напротив, один из главных его приоритетов после прихода к власти в 1945 году заключался в блокировании коммунистов. У Франции была влиятельная и сильная коммунистическая партия, члены которой сыграли важную роль в движении французского сопротивления нацистам. Де Голль думал, что коммунистическое правительство во Франции будет означать закат европейской независимости. Западная Германия, зажатая между получающей оружие от Советов коммунистической Францией и Красной Армией на востоке, окажется в изоляции и будет беспомощной. И тогда Советы навяжут всем свою гегемонию.

По мнению де Голля, чужая гегемония, будь она советской или американской, стала бы проклятием для национальных интересов Франции. Европа под американской гегемонией могла быть более благотворной и доброй, однако такая гегемония, как считал де Голль, таит в себе серьезные риски, ибо на американцев нельзя положиться и поверить в то, что в случае начала конфликта они отправят на помощь Европе достаточно мощные силы. Американский интерес состоял в поддержании баланса сил в Европе. Такие же интересы были и у британцев. Подобно Британии в ходе наполеоновских войн, США не стали бы ввязываться в драку со всей своей мощью - они сначала дождались бы момента, когда европейцы обескровят Советский Союз. С точки зрения де Голля, именно так поступили американцы в ходе Первой мировой войны, а затем снова во время Второй мировой войны, введя свои войска во Францию лишь в середине 1944 года, чтобы добить нацистскую Германию. Де Голль не винил в этом американцев. Он лучше всех понимал суть национальных своекорыстных интересов. Однако он не считал, что американские национальные интересы идентичны французским.

Тем не менее, де Голль осознавал, что в одиночку Франции не выстоять против Советов. Он также знал, что Западную Германию и Британию очень непросто будет убедить вступить в альянс с Францией с целью объединения Европы в союзническую структуру, способную защитить себя. Де Голль выбрал оптимальную в данном случае стратегию, которая заключалась в создании самостоятельного военного потенциала, достаточного для сдерживания советского нападения на территории Франции без обращения за помощью к американцам. Ключевым моментом в этой стратегии были самостоятельные ядерные силы, способные, по словам де Голля, «оторвать русским руку» в случае нападения. С недоверием относясь к американцам, он надеялся на то, что при помощи французского ядерного арсенала удастся сдержать Советы, не дав им перешагнуть за Рейн в случае нападения на Западную Германию.

Однако в самом центре замыслов де Голля скрывалась еще одна, более глубокая мысль. Оказавшись между советским молотом и американской наковальней в самой середине раздробленной Европы, половиной которой овладели Советы, а другой половиной НАТО во главе с США, он видел, что судьба Франции находится в руках двух сверхдержав, ни одной из которых де Голль не доверял. Другим европейцам он тоже доверял не очень, но был уверен, что для обеспечения безопасности Франции в Европе должна существовать третья сила, ограничивающая власть как Америки, так и Советов.

Эта концепция европейской альтернативы опиралась не только на стратегический анализ де Голля. Европа в целом и Франция в частности полагали, что углубление связей через создание альянса в сфере безопасности (возможно, в рамках НАТО), а также некая форма экономического союза являются весьма привлекательным способом покончить с жестоким и цикличным соперничеством, которое началось в 1871 году.

Де Голль выступал за экономическую интеграцию и за независимый военный потенциал Европы. Но он был против любых идей, которые грозили Франции утратой хотя бы малой части ее суверенитета. Договоры с независимыми странами можно менять, дополнять, а при необходимости аннулировать. Конфедерация или федерация означала отказ от суверенитета и утрату возможностей для принятия решений на государственном уровне, неспособность выйти из состава группы и невозможность для целого отторгнуть свою часть.

Де Голль возражал против структуры НАТО, потому что  она по сути дела ограничивала суверенитет Франции. Военный комитет Североатлантического альянса фактически руководил вооруженными силами стран-членов. А в случае возникновения войны верховный главнокомандующий силами НАТО в Европе (это всегда был американец) автоматически брал командование на себя. Де Голль был не против принципа построения НАТО в целом, и Франция осталась в ее составе. Однако он не мог согласиться на то, чтобы французские войска автоматически подключали к плану ведения войны или автоматически отдавали под командование человека, который не был французом. Когда придет время, решения такого рода должна принимать Франция. И это право не может себе присвоить никто другой.

В этом смысле де Голль отличался от сторонников европейской интеграции с радикальными взглядами, которые считали, что со временем на континенте появятся Соединенные Штаты Европы. Подобно британцам, которые, по его мнению, всегда будут преследовать собственные интересы вне зависимости от любых договоров, он был согласен на альянс суверенных европейских государств, но не на создание федерации, в составе которой Франция стала бы провинцией.

Де Голль понимал недостатки идеи создания Европейского Союза, которые заключаются в том, что национальные интересы всегда доминируют. Неважно, насколько прочно страны закрепились в составе международной системы; пока руководители государств отвечают перед своими народами, интеграция в моменты кризисов работать не будет. А это усугубит кризис, превратив его в мешанину суверенитетов.

Но де Голль также хотел, чтобы Франция играла главенствующую роль в европейских делах. И он знал, что сделать это можно только в союзе с Германией. Он был убежден (возможно, ошибочно), что в силу психологических последствий Второй мировой войны Франция в таком альянсе будет старшим партнером.

Преемники де Голля согласны с его доводом о том, что Франция должна отстаивать свои собственные интересы, но не согласны с его манией суверенитета. Если говорить точнее, они создали стратегию, которая исходит из логики де Голля. Он говорил, что в одиночку Франция не может даже надеяться на то, чтобы стать ровней мировым сверхдержавам. Франции необходим альянс с другими странами Европы, и прежде всего с Германией. Основа такого альянса должна быть экономической и военной. Однако с распадом Советского Союза военная угроза ослабла. Руководившие Францией после окончания холодной войны Жак Ширак и Николя Саркози считали, что замыслы де Голля можно осуществить чисто экономическими средствами и связями.

На фоне таких представлений Олланд отправляется в Германию. Саркози был преданным союзником Германии, но это не значит, что Олланд будет обязательно склонен к немецким решениям европейских проблем. Это весьма удивительное явление во франко-германских отношениях в эпоху после холодной войны, но де Голль с этим явно согласился бы. Экономические потребности Франции отличаются от немецких. Соглашения о гармонизации при отсутствии гармонии опасны и нереализуемы. Иногда возникает потребность в сильной приставке «не». Парадокс заключается в  том, что Олланд социалист и идеологический противник идей де Голля. Но как мы сказали в самом начале, президенты не создают стратегии, а просто приспосабливают существующие национальные стратегии под потребности момента. Нам кажется, что Олланд теперь начнет очень медленно разыгрывать карты последователей Шарля де Голля.