Послу Обамы в путинской России оказали грубый прием. Но больше он этого не потерпит.

Москва – Этой зимой Майкл Макфол узнал о себе массу удивительных вещей. Он навязывает народу России одиозные американские праздники, такие как День святого Валентина и Хэллоуин. Он лично умыкнул российского оппозиционного политика Алексея Навального в Йельский университет и выдал ему грант. Он приглашает на инструктаж в американское посольство оппозиционных деятелей. И вдобавок ко всему он - педофил. Так, по крайней мере, утверждали его интернет-мучители.

Вот так Макфола приветствовали на посту посла Соединенных Штатов Америки в России. На него устраивало нападки государственное телевидение, линии пикетов выстраивались прямо напротив посольства, его преследовала – и буквально приставала – рыжая журналистка из дружащего с государством телеканала НТВ. Как-то раз возле посольства появилась орда активистов из прокремлевской молодежной организации "Наши". Они пришли в белых комбинезонах и притворились мертвыми. Они не хотели становиться жертвами революции, как несчастные в Египте, - об этом гласили их лозунги. В результате пришлось усилить охрану посла.

"С кажу честно, я не ожидал такого беспощадного антиамериканизма, какой мы наблюдаем сейчас, - сказал мне в феврале Макфол с нотками настоящей обиды в голосе. – Нам это кажется странным, потому что в течение трех лет мы пытались наладить иные отношения с этой страной". Затем он добавил, слегка запинаясь: "Я хочу сказать, что это вызывает у меня подлинное замешательство".

Спустя месяц замешательство исчезло.

Макфола прорвало, когда он приехал в исторический центр Москвы в штаб-квартиру неправительственной организации "За права человека". Он хотел повидаться со своим старым другом, ветераном правозащитного движения Львом Пономаревым, с которым был знаком с тех пор, как приезжал в перестроечную Москву на стажировку. Был конец марта, однако на улице было холодно, а с неба то ли падал, то ли лился - то ли снег, то ли дождь. Отнюдь не Калифорния, где у Макфола дом. Но послу не надо думать о пальто: у него есть черный "Кадиллак".

Знай он, что эта рыжая из НТВ снова будет поджидать его вместе с операторами, он бы оделся потеплее.

"Что Макфол собирается обсуждать с Пономаревым?" – спросила рыжая журналистка, когда камера потянулась своим объективом вслед за идущим послом.

"Ваш посол передвигается без всего этого, вы не стоите у него на пути, мешая работать", - сказал Макфол на своем немного корявом русском. Он был явно зол, но продолжал улыбаться своей широкой американской улыбкой. "А вы, ребята, всегда со мной. В моем доме! Вам не стыдно? Вы оскорбляете свою собственную страну, когда поступаете так, разве вам непонятно?"

"Понятно", - ответила рыжеволосая, а затем начала допрашивать Макфола, каких оппозиционных политиков он поддерживает. Макфол, уже собиравшийся войти в здание, резко развернулся, и на лице у него появилась широкая улыбка с ноткой карикатурного возмущения.

"Вчера я встречался с вашим президентом, - сказал он, саркастически кивая рыжей. – Я и его поддерживаю тоже. Это называется дипломатической работой. Так оно везде".

Он предложил журналистке взять у него официальное интервью, чтобы "спокойно" поговорить обо всем, что она хотела узнать. Потом вдруг вспомнил: "Я же без пальто! Это просто невежливо!"

Рыжая не обратила на это внимания и продолжила давить на него вопросами. Что он обсуждал с ветераном оппозиционного движения Борисом Немцовым?

Теперь на лице у Макфола появилась другая улыбка – широкая и агрессивная. Он выглядел как человек, выбитый из колеи. Разве они не читали его статью в "Московском комсомольце"? Не читали его сообщения в Твиттере?

Затем он огрызнулся.

"Оказывается, это просто дикая страна! – выпалил он, воздев руки к серым небесам. – Это ненормально!" Такое поведение недопустимо ни в одной нормальной стране, продолжил Макфол, в США, Британии, Германии, даже в Китае. Как им удается всегда быть там, где появляется он? Как они узнают его график работы? Это, заявил он, повысив голос, нарушение Женевской конвенции. (В пылу спора он оговорился. Он имел в виду Венскую конвенцию, которая жестко регулирует обязанности государств, посылающих своих послов, и стран, их принимающих.)

На самом деле, в Венской конвенции по дипломатическим отношениям, принятой Организацией Объединенных Наций в 1961 году, оговаривается несколько вопросов – неприкосновенность территории посольств и посольской связи, обязанность принимающей страны обеспечить послу возможность работать беспрепятственно и в спокойной обстановке, а также "не допускать нападок на его персону, на свободу и достоинство". Похоже, Москва в последние месяцы забывает об этом.

Инцидент перед штаб-квартирой организации "За права человека" стал просто последней каплей. Ходили слухи, что таинственные личности проникают на территорию резиденции посла Спасо-хаус, говорили о постоянных угрозах безопасности. НТВ практически подтвердил, что график посла каким-то образом перехватывается, когда представительница телеканала заявила: "Вездесущность НТВ можно объяснить наличием у телеканала широкой сети информаторов, что прекрасно известно любому общественному деятелю в нашей стране".

Эти информаторы – кто бы они ни были и где бы они ни сидели – конечно же, устраняют необходимость ведения любой незаконной деятельности со стороны рыжеволосой журналистки. Именно поэтому, заявила представительница телеканала, "сотрудники НТВ не прослушивают телефоны и не читают электронную переписку".

И хотя Госдепартамент направил официальную жалобу в российский МИД после стычки посла с НТВ, именно недипломатичное сетование посла на дикость страны стало темой московских заголовков. В Твиттере посол написал: "Я оговорился на плохом русском. Не хотел сказать "дикая страна". Имел в виду – действия НТВ дикие. Я очень уважаю Россию". Давая спустя несколько дней интервью, Макфол пошел еще дальше, заявив: "Я очень сожалею о том, что неточно выразился". А после этого он вытащил из рукава козырь, который надеялся никогда не использовать: "Я не профессиональный дипломат".

А когда после президентских выборов в марте месяце все немного успокоилось, Макфол заварил очередную кашу. Рассказывая на прошлой неделе об успехах перезагрузки, он заявил в студенческой аудитории одного московского университета, что Россия "подкупила" киргизов, чтобы те вышвырнули американцев с базы в Манасе. (Соединенные Штаты, сказал он, тоже предлагали взятку киргизам.) Российское Министерство иностранных дел тут же набросилось на Макфола в Твиттере, обвинив его в "распространении вопиющей лжи". Во вторник  в это дело вмешался советник Путина по внешней политике, который сказал: "Послам надо работать над положительной повесткой, потому что и без того есть много деятелей, пытающихся испортить атмосферу". Макфол снова встал в защитную стойку, выступил в защиту своего выступления в блоге. Однако он признал: "Возможно, мне не следовало говорить так красочно и резко. С этим я согласен, и буду стараться говорить более дипломатично".

***

Приехав 13 января в Москву, чтобы вступить в новую должность, посол Макфол был просто Майком: добродушным американским парнем, чье несоблюдение установленных формальностей обезоруживало почти каждого. Это был умелый вашингтонский аппаратчик, убедивший и неоконсерваторов, и либералов, что он их человек. Это был эксперт по России, известный своими обширными и пестрыми связями в Москве и США, человек, к которому на церемонию вступления в должность (обычно это степенная церемония, на которой присутствует мало народа) пришли сотни друзей и доброжелателей, а также едва ли не весь посольский корпус из бывших республик Советского Союза. Отойдя от традиции и протокола, госсекретарь Хиллари Клинтон пропела хвалебную оду Макфолу и привела его к присяге.

Однако в Москве что-то пошло не так. Чары Макфола внезапно оказались бессильными. Вскоре после приезда Макфол зашел в бар морских пехотинцев на территории посольства, чтобы выпить пива. Его завсегдатаи – охрана из морской пехоты и посольская мелкая сошка, застыли в своих креслах, примерзнув к ним от страха – они никогда прежде не бражничали вместе с послом. А когда посол как-то вечером присоединился к баскетбольной игре в посольстве, один из русских после ее окончания подошел к нему и пошутил: "Я даже не понял, что играю в баскетбол с антихристом".

Я познакомилась с послом солнечным морозным февральским днем в воскресенье. Кругом суетился обслуживающий персонал, включая лампы и пылесося богатые темно-синие ковры в Спасо-хаус. Этот просторный особняк желтого цвета находится неподалеку от старого Арбата. Макфол вышел ко мне в мешковатых джинсах и синем свитере с расплывшимся пятном воды на животе. На нем не было ни туфель, ни тапочек – он был в полинявших синих носках. Когда мы уселись в библиотеке на цветастых плюшевых кушетках темно-бордового цвета, русский официант в смокинге принес нам кофе в казенных фарфоровых чашках и начал разжигать камин. "Эй, здорово!" – поприветствовал Макфол официанта, который растерялся, не зная, что ответить.

"Когда я был здесь в молодости в 1983 году, все эти возмутительные вещи тоже присутствовали, - сказал Макфол, когда я спросила его, является ли этот антиамериканизм новинкой. – Но тогда это не так быстро отдавалось эхом в Америке, как сейчас. Из-за Твиттера, из-за Facebook и YouTube новости распространяются быстро. Я могу рассказать вам о точке зрения правительства. Они там обращают на это внимание на самом высоком уровне. И есть еще мнения, которые я слышу в частном прядке: типа, не обращай внимания на эти вещи с выборами. Позднее мы вернемся к нашим интересам. Но вообще-то сделать это будет довольно трудно, потому что все это очень обидно и оскорбительно. И оно носит личный характер. Они должны понимать, что те сигналы, которые предназначены для внутренней аудитории - их слышат и в Белом доме тоже".

"А из-за этого они там на Западе выглядят слабыми. Черт, мы думали, что это более серьезная страна. А это все несерьезно".

Подобно другим американским официальным представителям в Москве, посол напоминает мне, что через три недели после майской инаугурации вновь занявшему свой президентский пост Владимиру Путину предстоит поездка в Соединенные Штаты Америки на саммит "Большой восьмерки", а также на встречу с Бараком Обамой с глазу на глаз. (Что характерно, Путин эту поездку отменил.) Как говорят различные источники из Госдепартамента, антиамериканская пропаганда и нападки лично на Макфола, который до назначения на должность посла работал ближайшим советником Обамы по России, стали серьезным испытанием на терпеливость для боссов Макфола: Клинтон и Обамы.

"Такого не было даже в Советском Союзе, - продолжает Макфол, и в голосе у него появляются нотки ярости. – Об этом надо сказать откровенно. Это нарушение дипломатического протокола. Представьте, какой бы начался шум, случись такое с послом России в Вашингтоне. Не так страны общаются и взаимодействуют друг с другом. Это неуважение".

Но в то же время, Макфол посол нетрадиционный. Он не просто не является  карьерным дипломатом, что весьма необычно для такого важного поста. Он приехал в Москву в момент, когда Госдепартамент начал подталкивать своих представителей по всему миру к активному использованию социальных сетей. В руках у Макфола эта директива превратилась в огнемет. Трудно припомнить момент, когда американский посол в России начинал свою работу столь активно и смело, причем в довольно опасное с политической точки зрения время. Ведь Макфол прибыл в Москву всего через месяц после того, как Путин обвинил Клинтон в провоцировании смены власти в России. А уже на второй день по всему посольству бродили оппозиционные активисты. (Эта встреча, объясняет Макфол, была запланирована задолго до его приезда, и должна была совпасть с визитом заместителя госсекретаря Уильяма Бернса (William Burns).) Не проработав и неделю, он уже твитил с Навальным. Он публично напрашивался на участие в телешоу громогласных и откровенных российских теледив Тины Канделаки и Ксении Собчак. Он обвинил во лжи главного редактора англоязычного прокремлевского телеканала Russia Today Маргариту Симоньян. "Ну, это просто из-за того, что я не мог вместить в 140 знаков фразу "заявления, не соответствующие действительности"", - объясняет Макфол.

Для человека, которого друзья и коллеги единодушно называют личностью с богатейшим лексиконом и красноречием, который глубоко прочитывает характеры и ситуацию, переход Макфола на дипломатическое поприще оказался удивительно ухабистым. "Мне кажется, он не в полной мере понял последствия своего нового назначения", - говорит бывшая коллега Макфола по Стэнфорду и соавтор многих его научных статей Кэтрин Стонер-Вайс (Kathryn Stoner-Weiss).

" Хороший дипломат будет говорить ровно столько и только то, что поможет ему в работе. Но он не станет ввязываться в споры, которые навсегда наклеят на него ярлык врага", - говорит исследователь из Совета по международным отношениям и ветеран дипломатии Стивен Сестанович (Stephen Sestanovich). Он тоже близкий друг Макфола. "Дипломат должен представлять себе ту местность, на которой он действует, и умело ее использовать. Он знает, что там много минных полей, и поэтому ему надо вести себя осторожно". Сестанович добавляет: "Видимо, он в Твиттере отвечает несколько иначе, чем ответил бы я. Но таков Майк, и в целом у него все получается".

Старший советник Клинтон и один из архитекторов политики дипломатии через социальные СМИ Алек Росс (Alec Ross) не согласен с тем, что прямое общение с людьми в Facebook и прочих сетях для американского дипломата является прямой дорогой к катастрофе. "Я не согласен, что все это делается через голову Путина, - сказал он мне. – Российские руководители и сами очень активно пользуются социальными сетями. Взгляните на [российского премьер-министра Дмитрия] Медведева, взгляните на [российского дипломата и политика Дмитрия] Рогозина. Они начали твитить задолго до посла Макфола. А он у себя в Твиттере  пишет про то, как играет в баскетбол. Это не очень-то похоже на "Радио Свободная Европа"". Конечно же, Росс добавил: "Посол Макфол пользуется полной поддержкой Госдепартамента".

И тем не менее, данная инициатива, а также публичная репутация Макфола как далекого от стеснительности человека сыграли на руку Кремлю, который вдруг начал нервничать и испытывать стресс от зимних протестов как раз в тот момент, когда ему нужна была крупная и убедительная победа на мартовских президентских выборах. "Они используют Макфола как ресурс, - говорит депутат от "Единой России" и доверенное лицо Владимира Путина Сергей Марков. -  Было бы грешно не воспользоваться этим".

Макфол, со своей стороны, по вполне понятным причинам растерян. Ведь это он был зодчим перезагрузки, это он сделал так, чтобы Россия стала внешнеполитическим приоритетом для Обамы, это он организовал обмен шпионами летом 2010 года, чтобы этот скандал не торпедировал российско-американские отношения. Это он выкручивал Грузии руки, чтобы та не блокировала вступление России в ВТО. Это он, несмотря на нападки представителей прокремлевской партии "Единая Россия" после выборов за его вмешательство в российские дела, поехал в Вашингтон, чтобы пролоббировать в Конгрессе отмену поправки Джексона-Вэника из советской эпохи, которая мешает нормальным торговым отношениям и давно уже является  камнем преткновения в российско-американских отношениях. И после всего этого его превращают в мишень для грязных личных нападок, организованных теми самыми людьми, с которыми он работал рука об руку на протяжении трех последних лет, и которых, как ему казалось, он знает.

В тот солнечный воскресный день Макфол говорил о вещах, которые ему с президентом Обамой удалось осуществить к тому времени, а также о задачах, которые остались нерешенными. Он говорил о разнице в российском и американском подходе к дипломатии – первый церемонный и формальный, второй непринужденный и раскованный. Однако злобные нападки определенно задели его в личном плане, и порой в его речи звучали нотки отвергнутого любовника. "Они изменились, - заявил он, покачивая головой и разводя руками, что было знаком озадаченной беспомощности. – А мы не изменились нисколько. Ноль".

***

Макфол родился в 1963 году в Глазго, штат Монтана. Это крошечный городок на границе с Канадой. Но вырос он в другом конце штата, в Батте. Город этот знаменит своими золотыми, серебряными и медными приисками, а также Беркли-пит – озером кислотной воды, в которой так много тяжелых металлов, что она убивает любые живые организмы, имевшие неосторожность там поселиться. (Когда-то это была медная шахта). Будучи ученым, Макфол может оценить Батт как интересный город, имеющий некие параллели с современной Россией. "В 19-м веке это был четвертый по величине город к западу от Миссисипи, - говорит он. – В Батте были олигархи, они делали там большие деньги. Затем они переводили их в Нью-Йорк и сами туда переезжали. Существовала похожая напряженность между столицей и регионами". Это он дает сравнение с российскими регионами, далекими от Москвы.

Но в самом Батте интересного было мало. Это была классическая средняя Америка, грубый горняцкий город, где социальный статус человека был прямо пропорционален его атлетической доблести. Даже сейчас, спустя 30 лет, во время интервью в гостиной посольства США в Москве, Макфол может похвастать тем, что их школьная команда борцов 17 лет подряд побеждала на национальных чемпионатах. Когда я спросила, каким видом спорта занимался он, Макфол заколебался. "Для меня это щекотливый момент", - заявил он. По его словам, "жизнь в этом городе была суровым жизненными опытом". (Макфол занимался бегом.)

Боль утихла два года спустя, в 1978-м, когда его семья переехала на 150 километров южнее в Бозмен. Отец Макфол оставил работу учителя музыки и решил стать профессиональным музыкантом. В итоге он потом долгие годы ездил по стране, но в те дни самая стабильная работа у него была в гостинице "Рамада" в Бозмене. Он ездил между Бозменом и Баттом, где все еще жила его семья. В Бозмене был университет, и Макфолы решили, что им будет легче отдать детей в колледж, если они смогут жить дома. Три месяца спустя после переезда в Бозмен отец Макфола потерял свою работу в "Рамаде". "Фактически после этого он уже никогда не играл в Бозмене", - вспоминает посол.

Несмотря на финансовые затруднения семьи, в Бозмене у молодого Макфола наступил настоящий ренессанс. Он обнаружил там процветающую контркультуру, и его избрали президентом школьного совета. Он возглавил дискуссионный клуб, и на пике холодной войны выступал во время дискуссий за отмену поправки Джексона-Вэника. То был его первый опыт погружения во внешнюю политику и в советско-американские отношения. "Именно тогда у меня появилось убеждение, что наша политика в отношении Советов неправильная, - вспоминает Макфол. – Оглядываясь назад, я понимаю: у меня тогда было наивное мнение о том, что если мы сможем общаться и лучше узнать друг друга, то нам удастся снизить напряженность".

Два года спустя, поступив в Стэнфорд, он начал изучать вводный курс международных отношений и русский язык. О втором предмете он говорит: "Это у меня получалось ужасно. Я его ненавидел. Я по-прежнему его ненавижу. С языками у меня проблема. Но моя главная мотивация состояла в том, чтобы поехать в Советский Союз".

Закончив в июне 1983 года второй курс Стэнфорда – и два года проучив русский язык – Макфол поехал в Ленинград. Он никогда до этого не был за границей, и тем не менее, путь от Калифорнии до Ленинграда показался ему короче, чем от Бозмена до Стэнфорда. В богатом Пало-Альто (где находится Стэнфордский университет) Макфол стал интересоваться политикой, придерживаясь левых взглядов. "В Монтане были богатые люди, но это потому что  у них было много земли, - вспоминает Макфол, скидывая с ноги туфлю, которая с шумом падает на пол. – Все они ездили на пикапах и носили синие джинсы". Стэнфорд был другим. "В первый день на первом курсе я познакомился с парнем, у которого было 90 кассет с записями группы Grateful Dead. Мне это показалось верхом богатства. Я просто никогда не встречал человека, у которого было 90 кассет, любых кассет! Это было невероятно".

У Ленинграда начала 80-х был правильный налет суровой подлинности. Тем летом Макфол увидел его знаменитые белые ночи. Он выстаивал очереди, чтобы купить мороженое с шоколадной крошкой. Он спорил со своими американскими друзьями о безработице и экономике, где справедливо распределяется богатство.

Тем летом Макфол заложил фундамент того, что станет его обширной социальной сетью в России. Он подружился с местным парнем Юрием, и они вместе ходили на джазовые концерты андерграунда. Он познакомился с местными отказниками и фарцовщиками, как называли спекулянтов черного рынка. "Именно с этими людьми ты и мог познакомиться, потому что  им было что-то нужно от тебя, - говорит Макфол. – Да, они брали наши голубые джинсы и меняли наши доллары, и это был бизнес. Но они также слушали Led Zeppelin и делали все то, что делает молодежь".

В следующий раз Макфол приехал в Советский Союз в 1985 году. Это была стажировка в московском Государственном институте русского языка, который входил в состав престижного Московского государственного университета. "Здесь романтика закончилась", - говорит Макфол. Накануне приезда иностранных студентов кто-то отравился в кафе, и институт закрыл его до конца семестра. "То была борьба за калории", - вспоминает посол.

Его спасителями стали африканские студенты, с которыми он жил в одном общежитии. Они кормили его рагу домашнего приготовления, а также научили есть то, что редко едят жители средней Америки – овощи. Макфол по-прежнему общался с московскими отказниками и фарцовщиками, но на сей раз центром притяжения в советской Москве для него стала африканская команда. Жизнь у них была непростая, вспоминает Макфол: расизм, спорадическое насилие. "Но эти парни знали, как устраивать вечеринки. В 1985 году в этой стране даже пиво было непросто купить. А они знали, как это сделать".

Душой компании был нигериец Фани. "Это был московский Майкл Джексон, - улыбается Макфол. – Лучшая дискотека в то время была на ВДНХ (выставочный центр сельского хозяйства сталинской постройки). Как же назывался тот отель? "Космос"! Он все еще стоит там?" Он вспоминает, как Фани давал деньги швейцарам, чтобы те пропустили в клуб его знакомую Наташу, учившуюся в элитной государственной дипломатической академии МГИМО. "Этот парень-нигериец проводил внутрь студентов МГИМО, в их собственной стране", - говорит посол. Через Фани Макфол познакомился с детьми восточноевропейской элиты – он подружился с сыном польского министра обороны. А через них – с ребятами из МГИМО. "Они во многом были похожи на сегодняшнюю элиту, - говорит он о золотой молодежи Советского Союза  на его закате. – Им нравился их стиль жизни, они ценили то, что имели, и не хотели это терять. Но они также знали недостатки системы, и им хотелось большего. Однако они до смерти боялись настоящих диссидентов".

В тот раз Макфол не встретил ни одного настоящего диссидента, однако заинтересовался африканским вопросом. В итоге он написал докторскую диссертацию о советском и американском влиянии на революционные движения юга Африки. "Они приезжали в Москву, чтобы изучать коммунизм, - говорит посол о своих африканских друзьях. – Но тот опыт, который многие получали здесь, был мощным инструментом формирования у них проамериканских настроений". Макфол также замечает, что те голодные месяцы очень способствовали его превращению в антикоммуниста.

По окончании учебы в Москве он отправился в Нигерию, где студентка Стэнфорда по имени Донна Нортон (Donna Norton) (его тогдашняя подружка, а теперь жена) проводила исследования на тему миграции людей из сельской местности в города. В Лагосе его встретил Фани. Оказалось, он был сыном генерального секретаря Коммунистической партии Нигерии. "Все то время, что я жил в Москве, я не знал об этом, - говорит Макфол. – Сейчас он бизнесмен. Он делает большие деньги на торговле между Нигерией и Россией".

***

Когда я познакомилась с ястребом внешней политики из "Единой России" Сергеем Марковым, он был на костылях и в гипсе на левой ноге. В аварии на мотоцикле, произошедшей в январе, он сломал лодыжку. Мы беседовали в холодной гримерной комнате российской телестудии. Он установил невидимый конвейер от стола с закусками до своего рта, и теперь усиленно поглощал их. "Перестройка выполнила свою миссию, которая заключалась в устранении глупостей эпохи Буша, - заявил он, проглатывая пирожок с грибами. – Теперь американцам пора пройти свою часть пути". Что это значит? Избавиться от грузинского президента Михаила Саакашвили, разработать свою военную стратегию с учетом российских интересов, а также сменить антироссийские "режимы" в Латвии и Эстонии. Как? Ну, это американцам решать, сказал мне Марков.

Даже придерживаясь таких убеждений, Марков считает, что Макфол на своем месте. "Макфол идеальный представитель Америки, - заявил он мне, смакуя маринованный огурчик. – Он открыт, дружелюбен, великодушен. Он очень демократичен. У него сильный моральный компас, и он действительно хочет помочь". Маркову это известно из личного опыта.

Это был один из тех странных вывертов судьбы, кторой вдруг стало угодно сделать Маркова близким другом и коллегой Макфола. Они вместе наблюдали за брожениями в Москве в конце 1980-х, начале 1990-х, когда Марков был аспирантом МГУ и активно работал в "Демократической России", ставшей одним из первых побегов российского демократического движения. Макфол в то время изучал международные отношения в Оксфорде. Вместе они вели хронику распада Советского Союза, опрашивая многочисленных участников тех событий в рамках подготовки книги под названием "Russia's Unfinished Revolution" (Неоконченная революция в России). (Тогдашняя жена Маркова тоже зарабатывала на этом деньги, расшифровывая записи интервью.) Они пили чай в крошечной квартирке националиста Жириновского на севере Москвы. Они ходили в штаб-квартиру общества "Память", где один из активистов встретил молодых людей при полном эсэсовском параде, а другой чуть не убил Маркова за то, что тот случайно сел на их флаг. По словам Маркова, Макфол тогда заметил, что впервые видит настоящего расиста во плоти и крови.

Марков начал работать в Национальном демократическом институте (National Democratic Institute), и эта работа длилась десять лет. Он приезжал к Макфолу на свадьбу в Калифорнию, где запал (безрезультатно) на приятельницу Макфола, тоже изучавшую Россию - Кондолизу Райс. В 1994 году Макфол и Марков участвовали в создании Московского центра Карнеги,  где использовался новаторский подход к привлечению аудитории на семинары и дискуссии - бесплатные обеды. Спустя несколько лет Маркова уволили из Центра Карнеги, посчитав его  пропагандистом второй чеченской войны. Макфол защищал его, и они остаются друзьями по сей день. "Порой это довольно трудно", - говорит их общая знакомая, работавшая вместе с ними в 1990-е годы. "Последний раз, когда я был в Вашингтоне, я останавливался  у Макфола, - рассказал мне Марков. – Мы активно дискутировали".

Макфол известен своей способностью подружиться с кем угодно, но не меньше он известен своей горячностью и вспыльчивостью (что может засвидетельствовать рыжая журналистка НТВ). На одной научной конференции Макфол вступил в долгий и шумный спор со Стивеном Коткином (Stephen Kotkin), знаменитым исследователем истории Советского Союза, поскольку тот раскритиковал статью Макфола и его коллеги по Стэнфорду Стонер-Вайс от 2008 года в журнале Foreign Affairs под названием "The Myth of the Authoritarian Model: How Putin's Crackdown Holds Russia Back" (Миф об авторитарной модели: как суровые меры Путина тянут Россию назад). (Кто-то из Кремля позвонил авторам и сообщил, что Путин прочитал статью, и что она пришлась ему не по вкусу.) Однако взгляды Макфола на Россию четкой классификации не поддаются. Похоже, в изложении своих мнений он придерживается уравнительного принципа. Бывший сотрудник администрации Буша  Дэвид Крамер (David Kramer), который ныне руководит  организацией Freedom House, известной своими крайне антироссийскими взглядами, часто грызется  со своим старым другом Макфолом. "После некоторых вещей, которые я писал, я получал от него по электронной почте очень длинные письма, - сказал мне Крамер. – Да, и порой он сдабривал их весьма красочными выражениями".

Однако Макфолу удавалось порхать с цветка на цветок, перемещаясь от науки к политике, а потом к журналистике. Получив стипендию Родса, Макфол отправился в Оксфорд и остался там, чтобы защитить докторскую диссертацию. Из-за этого он поссорился со многими из американского политологического сообщества, где ученые в своей работе меньше полагаются на местные знания, как в Британии, и больше на расчеты, выкладки и точную методологию. "Он ногой открыл дверь в американскую систему, сделав это таким способом, каких я еще не видела, - говорит Стонер-Вайс. – Взгляните, сколько у нас в элитных американских университетах докторов по философии, которые защищались в Британии. Не так уж и много. А то, что он защитился без всех этих хайтековских методик, очень многое говорит о том, насколько он хорош". (Сам Макфол говорит об этом так: "Я учился в Оксфорде, поэтому меня считают неандертальцем".)

Но раз уж ему удалось снискать расположение седовласых академиков своим блестящим знанием предмета, то подружиться с западными журналистами, пишущими или писавшими о России, ему не составляло особого труда. Иногда он умудрялся обыграть журналистов на их собственном поле. В 1996 году, когда Борису Ельцину предстояли выборы, а результат их был далеко не ясен, окружавшие его сторонники жесткой линии Александр Коржаков и Олег Сосковец то и дело уговаривали это старого и больного человека отложить голосование или вовсе отменить выборы. "Они не очень часто общались с западными корреспондентами, и мы никогда не знали, что они думают и что собираются делать, - вспоминает Дэвид Хоффман (David Hoffman), работавший в московском бюро Washington Post в 1990-е годы. А Макфолу преодолеть этот барьер не составило особого труда: как-то раз Коржаков и Сосковец даже привезли его на одну из своих дач выпить и поговорить о политике. "Я так ему завидовал, - говорит Хоффман. - Я тоже хотел встретиться с этими людьми. Они даже прислали за ним служебную "Волгу"!" Его зависть несколько поутихла, когда он узнал причину такого радушия со стороны команды Ельцина. Те думали, что Макфол работает на ЦРУ.

***

В политику Макфол пришел во время предвыборной президентской кампании 2008 года. Он к тому времени уже давно был своим человеком в политических кругах Вашингтона; так как стал советником Джона Эдвардса (John Edwards) по внешней политике. Эдвардс выступал против Обамы на праймериз. (Впоследствии Эдвардс погорел на скандале: он признал, что одна из сотрудниц его штаба родила от него ребенка, в то время как его жена умирала от рака. Теперь Макфол старается поменьше говорить об их отношениях.) Затем Макфол переключился на Обаму. Когда в августе 2008 года разразилась российско-грузинская война, Макфол смог привлечь к себе внимание Обамы. Он сумел убедить будущего президента в том, что улучшение российско-американских отношений станет для новой администрации прекрасной возможностью дистанцироваться от Джорджа Буша. Это будет новый способ улучшить имидж Америки на международной арене, который Буш основательно подпортил.

Макфолу очень нравилась работа советника, когда он пришел в аппарат Белого дома на пост старшего директора в Совете национальной безопасности. Для Обамы он стал просто "Макфолом". В кабинете Макфола в старом здании администрации висел плакат - обложка журнала New Republic, на которой был изображен первый глава президентской администрации Рам Эммануэль (Rahm Emanuel), склонившийся над Обамой, сидящим за письменным столом в Овальном кабинете. Однажды, когда я посетила там Макфола, он объяснил мне, что на самом деле на фотографии был он, однако верстальщики журнала приставили ему голову Эммануэля. Макфолу нравилось рассказывать, как он вел переговоры с русскими, как сопровождал президента на саммиты, как знакомился с российским руководством, как общался с его представителями. Он любил участвовать в историческом процессе и между делом собирал анекдоты. Он может рассказать длинную историю о том, как прошел "бургерный саммит" между Обамой и Медведевым, как вице-президент Джозеф Байден позвонил Саакашвили и задал ему трепку, когда государственное телевидение Грузии показало в вечерних новостях репортаж о российском вторжении, который оказался уткой.

Но к 2011 году его семье уже не терпелось вернуться в Стэнфорд. Когда Макфол сообщил об этом Обаме, президент предложил ему должность посла. То был странный поступок, учитывая, как русские любили прежнего посла Джона Байерли (John Beyrle). Но Обаме очень хотелось удержать Макфола. В обстановке, когда его внутренние планы натолкнулись на сопротивление неуступчивого и радикализованного Конгресса, задержавшего утверждение Макфола в должности, а американская политика на Ближнем Востоке сгорала ярким пламенем, Россия была одним из немногих крупных успехов Обамы, на который он мог указать.

Сначала Макфол говорил о себе как о "случайном после", хотя сейчас он заявляет, что старается больше не использовать  эту фразу. Если не считать его первоначальный просчет, а также ледяной прием, оказанный ему Россией, Макфолу его новая должность тоже начинает нравиться. "Вообще я думаю, что Майк становится довольно дисциплинированным дипломатом, - говорит Сестанович. – Он все еще использует эту уловку – "а, черт, я же не профессиональный дипломат", но он весьма неплохо научился делать публичные заявления, управлять процессами публичной политики. Он довольно быстро нашел необходимое равновесие". Сестанович не верит в разговоры о наивности Макфола. "Мои дети выросли на байках Майка о поножовщине в горняцких городках Монтаны, - рассказывает он. – Мысль о том, что в мире господствует непонимание, которое можно устранить обычным диалогом, не относится к его мировоззрению".

***

"Здесь бытует мнение, что я только и учил своих студентов, что смене власти,  сказал мне Макфол в тот февральский день в Спасо-хаусе, имея в виду злополучный комментарий на государственном Первом канале, автор которого утверждал, что эксперт по цветным революциям Макфол приехал в Россию, дабы завершить то дело, которое он начал в 1991 году. Макфол действительно вел в Стэнфорде курс по революциям, однако он отмечает, что также читал и курс по американо-российским  отношениям и по политической экономии посткоммунистического мира. А что до утверждений Первого канала, то Макфол называет их "абсолютной чепухой".

"Я здесь не для того, чтобы подстрекать к революции, - говорит он. - Если бы мы здесь разжигали революцию, то действовали бы совсем по-другому. Я точно знаю, что мы делали в других странах. Я много писал о том, как внешние силы влияют на внутренние изменения, и суть выводов многих моих работ сводится к тому, что такое влияние всегда крайне ничтожно, а в больших странах и вовсе близко к нулю".

Учитывая все то, что случилось, считает ли он, что перезагрузка потеряла обороты или вовсе остановилась и умерла? Или, понимая то, насколько личные обиды и уязвленное самолюбие влияют на российскую внешнюю политику, считает ли он, что затея эта с самого начала была слишком наивной? "Наша политика состоит в следующем: мы считаем, что в наших национальных интересах иметь дело с властями, которые открыты, прозрачны и подотчетны своему народу", - говорит он, ссылаясь на общепринятую теорию о том, что у стран демократии больше шансов жить друг с другом в мире.

Но порой этой зимой казалось, что перезагрузка все больше и больше напоминает неслаженные танцевальные па нерасположенных танцевать партнеров, которые то и дело, порой нарочно, наступают друг другу на ноги. С одной стороны, Медведев говорит Обаме на встрече в Сеуле, что сейчас отношения России и Америки лучше, чем когда-либо. А затем происходит этот инцидент с включенным микрофоном – и  соперник Обамы республиканец Митт Ромни тут же набрасывается на него за то, что тот просит "пространства для маневра" у "геополитического врага Америки №1", после чего Медведев дает ему резкий отпор. Он просит всех американских кандидатов в президенты проверить часы – "сейчас 2012 год, а не середина 1970-х". Тем временем, прокремлевские молодежные организации начинают преследовать посла Обамы в Москве.

Похоже, в Государственном департаменте в результате всего этого возник раскол. Кадровые сотрудники дипломатической службы возмущены недипломатичным поведением Макфола: что это за посол, если он опускается до ссоры с каким-то телерепортером, действующим по указке? А высокое начальство Макфола продолжает настаивать, что он вполне подходит для этой работы.

Однако инцидент с НТВ стал "переломным моментом", как сказал один официальный американский представитель в Москве. Впоследствии – когда Госдепартамент направил официальную жалобу в российский МИД, русские сдержали свое обещание о том, что после президентских выборов преследования посла постепенно прекратятся. Вскоре после путинской инаугурации в мае Макфол похвастался: "Я в последний раз видел этих парней".

Госдепартамент, со своей стороны, решил продемонстрировать единство рядов и усилил публичную поддержку Макфолу. Выступая на пепелище скандала по поводу комментариев Макфола о "взятке" киргизам, официальный представитель Госдепартамента Виктория Нуланд (Victoria Nuland) четко дала понять, что американцы ничего менять не собираются. "Он говорит четко. Он говорит открыто. Он не лезет в карман за словом. Он не профессиональный дипломат, - заявила он. – Я думаю, российским властям надо привыкать к тому, что он будет говорить четко и ясно тогда, когда все хорошо, и что он будет говорить четко и ясно тогда, когда все не очень хорошо".