Читал и плакал, признается руководитель кафедры истории новых и новейших времен Западной Европы и Америки факультета истории и философии Латвийского университета, профессор Инесис Фелдманис, рассказывая о том, насколько он, советский студент, был шокирован, впервые в 1972 году увидев в сборнике документов Дитриха Лебера в спецфонде Латвийского государственного университета секретные протоколы к пакту Молотова-Риббентропа.
В конце июня этого года наша сторона вручит российским коллегам по созданной в ноябре 2011 года Латвийско-российской комиссии историков, сопредседателем которой является Фелдманис, вариант проспекта сборника документов «Отношения Латвии и Советского Союза в межвоенный период». Фелдманис: «Журналисты, в особенности российские журналисты, меня в связи с комиссией почти всегда спрашивают только о том, когда мы уступим России в отношении отрицания факта оккупации. Говорю, что мы никогда не уступим, но мы за сотрудничество.
Если не отступать от основных ценностей, сотрудничество возможно». Фелдманис раскрыл, что одна из его целей в комиссии - работать в том направлении, чтобы российская сторона официально признала факт оккупации. Это уже не имеет принципиального значения, но все же.
- Насколько хорошее ваше сотрудничество с Россией?
- В целом хорошее, но Россия историю Второй мировой войны воспринимает на уровне мифов. Если один историю воспринимает как науку, а другой – как миф, сотрудничать иногда становится трудновато, но возможно.
- Не является ли эта комиссия детищем Путина?
- В определенной мере – возможно. Это традиционное проявление российской политики в области истории. У них есть такие комиссии с очень многими странами. Когда Эстония и Латвия в 2000 году отказались, основали (комиссию) с Литвой. До этого уже работала совместная комиссия Финляндии и России, которая, главным образом, рассматривала вопрос о советской агрессии против Финляндии. Так называемую Зимнюю войну. С 2002 года работает также Польско-российская комиссия по сложным вопросам. Ее центральная тема – катынское дело, она довольно далеко продвинулась вперед, многие документы по этому делу польская сторона получила…
- О чем вы в комиссии договорились с российской стороной?
- Что будем стараться издать сборник документов «Отношения Латвии и Советского Союза в межвоенный период». Четыре наших историка Валтерс Щербинскис, Эрикс Екабсонс, Юрис Цигановс и Янис Силиньш едут в российские архивы. Мы разработали свой вариант проспекта, до конца июня отшлифуем и тогда направим российской стороне. Потом, наверное, надо будет искать компромиссы.
- Могут ли быть по истории компромиссы?
- Нет, речь о компромиссах в отношении сотрудничества.
- Почему оно не началось в 2000 году?
- Тогда мы подписали протокол о намерениях о создании комиссии., но тогда изменилась официальная политика России по истории. До тех пор она была намного демократичнее, чем сейчас. В конце 80-х годов Россия сама хотела написать свою новую историю. Под руководством историка Дмитрия Волкогонова и под контролем Министерства обороны России предполагалось написать новую историю Великой Отечественной войны в 10 томах. В 1990 году первый том был готов, его обсудили в Министерстве обороны, и вывод был один: «Весь том свидетельствует: если мы это опубликуем, то нам надо будет проводить процесс Нюрнберг-2 и сажать на скамью обвиняемых всю политическую элиту тогдашнего СССР».
Вместе с этим вся работа над этим проектом была прервана. Некоторое время демократизация истории еще продолжалась. Поворот в обратную сторону хорошо сформулировал российский историк Юрий Афанасьев: «Нас теперь заставляют события истории, в особенности те, которые относятся к периоду Второй мировой войны, интерпретировать так, как это делали во времена Сталина». В 2000 году в связи с формированием комиссии мы направили российской стороне проспект сборника документов по планируемой теме, 1939 и 1940 год, и везде, где было можно, я расставил слово «оккупация». Этого было достаточно, чтобы не получить никакого ответа.
Если думать о нашей исторической политике, действенным средством был бы такой сборник документов, который сложно интерпретировать иначе, как агрессию СССР (я возглавляю также Фонд поддержки малой исторической библиотеки Латвии, который в течение полутора лет издал уже восемь брошюр по важным вопросам нашей истории). Например, недавно в Интернете я наткнулся на директиву от 9 июня 1940 года российского комиссара по обороне Тимошенко командующему Балтийским флотом вице-адмиралу Трибуцу, которая предусматривала, что весь флот к нападению на страны Балтии должен был быть готов 12 июня 1940 года…
Насколько действенными могут быть такие документы! Не верю, что наше сотрудничество с российской стороной приведет к тому, что мы доберемся до таких документов, но к чему-то подобному – может быть…
Наша историческая политика должна быть более активной, агрессивной и действенной. И общая политика Латвии должна быть такой, нельзя давать только пирог, но в определенных ситуациях можно применить и другую тактику. Например, лишение гражданства – это право каждого государства. Но сейчас, кажется, серьезно надо думать о национальной безопасности латвийского государства. Потому что очень много вещей не упорядочено. Латыши выбрали путь восстановления независимости парламентского государства, что позволило сохранить всех живущих здесь людей. А можно было тогда выбрать и более долгий путь, путь международного права, и тогда ситуация была бы во многом иной, потому что тут вступили бы в силу требования Женевской конвенции от 12 августа 1949 года. Она в 6-й части 49-й статьи предусматривает, что государство-оккупант не может перемещать часть своих гражданских жителей на оккупированную территорию.
Из этого вытекает обстоятельство, почему Россия пытается поставить вопрос, будто бы оккупации не было. Если она признает, что является наследником государства-оккупанта, то все европейские суды будут переполнены различными исками, и останется подвешенным в воздухе статус тех жителей, которые сюда приехали во время оккупации. Поэтому они начинают постепенно. Отрицать, что в 1940 году была оккупация, сложно. Но теперь они хотят отрицать, что оккупация продолжалась до 1991 года, преподносят это так, что аннексия была законной. Однако это была лишь череда беззакония и нечестной политики, и международное сообщество не признавало это законным.
- Вы говорили, что Великобритания в 1942 году была готова де-юре признать включение стран Балтии в СССР.
- На переговорах с СССР тогдашний министр иностранных дел Великобритании Энтони Иден был готов уступить. Но этого не допустил президент США Рузвельт. Позиция Запада по вопросу Балтии лучше всего была раскрыта на конференции министров иностранных дел в Москве перед Тегеранской конференцией в ноябре 1943 года. На переговорах госсекретаря США Корделла Халла со Сталиным. Изложенная им позиция Рузвельта была такой: из-за стран Балтии США с СССР воевать не будут, но если СССР хочет, чтобы по отношению к нему была более благоприятная международная атмосфера, после войны там обязательно надо провести новые выборы. Такую же позицию Рузвельт повторил Сталину в Тегеране.
На Ялтинской конференции в феврале 1945 года вопрос Балтии уже официально не затрагивался. Можно сказать, что тогда западные страны в полной мере смирились с тем, что страны Балтии останутся в составе СССР, дискуссии об этом не происходили, потому что американцам очень нужна была помощь СССР, чтобы разгромить Японию. Они рассчитали, что с Японией им нужно будет воевать до 1946-1947 года, и чтобы занять японские острова, придется пожертвовать до полутора миллионами солдат. К тому же, американских солдат психологически надломили японские смертники-камикадзе – и с воздуха, и с подводных лодок, и даже обвешенные взрывчаткой школьницы.
- Можно ли сказать, что американцы обменяли Восточную Европу на помощь в разгроме Японии?
- Да, позволили ее советизировать, а также отдали Сталину Курильские острова и Южный Сахалин. Сталин, к тому же, всех обманул. Не зря историк дипломатии Генри Киссинджер назвал его самым нечестным государственным деятелем в мировой истории. Политикой Сталина было добиться всего, что возможно, дипломатическим путем и еще захватить то, что таким путем получить нельзя, но захватить столько, чтобы вторая сторона не начала против него войну. Так, к примеру, когда я Ялте говорили о западной границе Польши по Одеру и Нейсе, советники Черчилля не заметили, что есть две Нейсе. Когда Сталин оккупировал территорию между Западной Нейсе и Восточной Нейсе, ее выделили полякам. На третьей конференции в Потсдаме Запад был поставлен перед фактом и добился только того, что установление границ нужно отложить до мирной конференции. Дипломатия СССР после войны была направлена на то, чтобы такие конференции по немецкому вопросу не созывались, и вместе с этим временные решения Потсдамской конференции приобрели окончательный характер. Между прочим, и о Кенигсбергской области надо было решать на мирной конференции.
(Публикуется с небольшими сокращениями).
Перевод: Лариса Дереча