Прогулкой через лабораторию, которая для него является особым географическим местом, настолько ему отрадным, насколько среднему человеку будет приятен какой-нибудь карибский остров с кокосовыми пальмами, белым песком, чистой водой и хорошо приготовленным мохито, Александр Варшавский (родился в Москве в 1946 году) наслаждается, как заядлый искатель приключений. Или как ребенок, поглощенный новой игрушкой в Калифорнийском технологическом институте, расположенном в городе Пасадена и более известном как Caltech, в котором ученый начал работать в 1992 году после 17 лет, проведенных в Массачусетском технологическом институте (MIT), в Кембридже и Бостоне.
«Тридцать лет назад такой прибор хроматографии, - Александр указывает на аппарат, похожий на более продвинутого поколения микроскоп, - занимал всю эту комнату и заметно уступал в эффективности современному». Технология достигла удивительного уровня развития. Трудно представить, что такое сокращение в размерах было достигнуто всего за два поколения. «Устройства стали гораздо меньше, кажутся порой незначительными, но в действительности они необычайно полезны». После более чем четырех десятилетий, посвященных науке, исследователь не утратил способности удивляться. Он рассказывает о своей работе с эмоциями, присущими воодушевленному молодому ученому.
В науке, конечно, он не новичок, но продолжает быть в самой гуще событий, связынных со значимыми открытиями. Варшавский, полноправный гражданин США - «меня только выдает мое произношение», как шутит он, - получает многочисленные награды за свою интенсивную исследовательскую работу. 21 июня он прибудет в Мадрид для получения вручаемой в четвертый раз премии фонда BBVA «Границы познания» в области биомедицины.
Премия в размере 400 000 евро в этот раз вручается Александру за его открытия в области убикитинов – белков, обладающих функциями маркеров, отмечающих другие белки, которые должны быть уничтожены в обычном клеточном процессе. «Через три месяца в моем сердце все белки будут новыми, все старые исчезнут. Мое сердце будет иметь прежнюю форму и прежний внешний вид, однако оно будет совершенно обновленным», - объясняет он с паузой профессора, несмотря на то, что преподавание не является его любимым занятием.
С дефектами в таком механизме регенерации - когда убикитины помечают белки, которым еще не пришло время исчезать, или же не отмечают те белки, что действительно должны навсегда уйти, - связано большое количество заболеваний. Открытия ученого приближают нас к пониманию природы рака, нейродегенеративных болезней и заболеваний иммунной, включая болезни Паркинсона и Альцгеймера.
Совсем непросто найти место и присесть в кабинете Александра. В этом предполагаемом «карибском пейзаже» пальмы заменены горами бумаг, прочитанных ученым из жажды познания. «Но я также читаю и фантастику!» - заявляет он, как бы оправдываясь.
Необходимо сделать два уточнения по поводу его личности. Первое: «Если премию мне пришлют по Fedex (курьерской службой – прим.ред.), я буду просто счастлив». Он говорит так из-за нелюбви к путешествиям. Для него это означает отсутствие в своей лаборатории. Он работает семь дней в неделю и уверяет, что отдых ему не нравится: «Я просто не знаю, чем заняться». По причине такого минимализма ученый переехал в квартиру, расположенную всего в трех минутах ходьбы от его кабинета. Раньше он жил в доме «в горах», в получасовой езде на машине от работы. Однажды он попал в аварию. «Я не хотел больше играть в русскую рулетку с вождением», - замечает он.
Второе уточнение: «Жизнь вне науки я нахожу малоинтересной», - утверждает ученый. В этом жизненном принципе он исходит из того, что то, что происходит «на улице», за пределами этих стен, не заслуживает внимания, потому что «состоит из ряда событий, которые являются предсказуемыми, повторяемыми, то, что происходит сегодня, произойдет и завтра», подчеркивает он.
«Когда я вхожу сюда, - добавляет Александр, - я понятия не имею, что произойдет, всегда найдется что-то, что меня удивит. Эти вещи очень отличаются от повседневной жизни, даже несмотря на то, что множество людей считают, что наука - это обязательно скучно. Люди думают, что мы все время решаем какие-то уравнения, работаем со странными аппаратами. Наука им кажется скучной, потому что они останавливают свой взгляд лишь на видимой части, но ведь сутью науки являются новые формы познания, понимания».
Такой гимн оседлому образу жизни, учитывая биографию исследователя, немного удивляет: его прошлое - побег из Советского Союза - больше напоминает сюжет боевика времен холодной войны...
Внезапно звонит его мобильный телефон. На освещенном экране возникают цветные формы, которые, как оказалось, являются изображениями некоторых белков. Александр говорит на родном языке. Ему звонит Вера, его четвертая жена, как и он, русская по происхождению, которая работает врачом, которую он встретил в Соединенных Штатах и на которой женился в 1990 году. Именно Вера повлияла на их переезд с восточного побережья на западное, которое привлекло ее своим субтропическим климатом юга Калифорнии.
«Она позвонила, чтобы удостовериться, что я проснулся и не проспал, она хорошо меня знает...»
Magazine: Какие воспоминания навевают выражения типа «железный занавес»?
Варшавский: Я вырос в России, покинув страну в 1977 году. Мне было 30 лет, в этом возрасте личность уже сформирована. Я уже был взрослым, возможно, незрелым, но взрослым. Мне посчастливилось вырасти в семье ученых: мой отец физиохимик, моя мать доктор. Оба живут (ему 95 лет, а ей 91 год) в США, в Солт-Лейк-Сити.
- Но они переехали позже...
Страну покинул только я. Это я был дезертиром. Я ведь согласился работать на КГБ...
- КГБ?
- В фильмах про Джеймса Бонда и других похожих картинах совершенно не упоминается о том, что эти полные энергии и фантазии злодеи были не чем иным, как группой бюрократов, сидевших в своих кабинетах и иногда направлявших кого-то за границу, обычно сделать какую-нибудь глупость. Это и был КГБ, и никакой романтики. Генная инженерия развивалась на западе, а они в ней ничего не понимали и нуждались в том, чтобы кто-то им все разузнал. Вот они и поинтересовались у меня, понимал ли я что-нибудь в этой сфере…
- И?
- К тому времени я уже успел опубликовать некоторые мои исследования за рубежом. Меня пригласили выступить с докладом в Хельсинки в сентябре 1977 года. За несколько месяцев до этого, в феврале, я принял участие еще в одной конференции в Лондоне. Чтобы гарантировать мое участие, меня сопровождал Владимир Энгельгардт, директор Московского института молекулярной биологии. Я вел монашеский образ жизни в лаборатории, и он мною заинтересовался, заметив то, что, кроме науки, я больше ни о чем не думал. Я напомнил ему его самого в молодости. Его поддержка дала мне, еврею и разведенному, возможность путешествовать.
- Затем вы вернулись в Москву...
- Я боялся, что с восьмидесятилетним Энгельгардтом в пути что-то произойдет, он казался мне очень слабым. Он прожил еще более 12 лет. По возвращении я чувствовал себя очень глупо. Я думал, что я упустил мой первый и последний шанс.
- Но в игоге был и второй…
- Я лишь хотел покинуть Россию, но не потому что не люблю эту страну, а потому что у меня была такая идея с самого начала моей научной работы. Россия была бедной страной. Она запускала ракеты в космос, но не могла прокормить свое население. Постулаты марксизма звучат хорошо, но не работают, так как они не соответствуют природе человека. Если что-то не принадлежит тебе, ты об этом не беспокоишься и не заботишься. И когда общество в целом организовано таким образом, что никому ничто не принадлежит, никто ни о чем и не заботится...
- Трудные условия для вашей работы...
- Я не мог заниматься наукой в России. Бюрократия была невероятной, продвижение по работе зависело не от заслуг, а от политических связей, а хорошие ученые обычно не бывают хорошими политиками. Результатом является отбор не самых выдающихся. Вскоре я понял, что при возможности я нужно бежать. Не бежать из страны, а бежать от случайности, которая при рождении оставила меня в России.
- Хельсинки, сентябрь 1977.
- Так как я вернулся из Лондона, в КГБ решили, что мне можно было доверять. Со мной связались. Я был направлен в Финляндию. Там мне помог молодой американский ученый Боб Хоффман. Ранее ему не нравилась политическая система США, и он совершил поездку в Москву. У нас завязалась дружба (которую они до сих пор поддерживают, Хоффман проживает в Сан-Диего). Через две недели, разочарованый тем, что он увидел, он сказал мне: «Знаешь ли ты, что живешь в фашистской стране?» Он прилетел из Бостона, где занимался исследованиями. Мы назначили встречу на железнодорожном вокзале Хельсинки, прямо как в плохих фильмах про шпионов. Он пришел в плаще...
- Оттуда на пароме до Стокгольма, затем во Франкфурт. Американский консул обращался с вами, как будто вы человек, до того момента как вам пришло приглашение с визой с другой стороны Атлантики, благодаря ходатайству лауреата Нобелевской премии 1975 года Дэвида Балтимора…
- Я позвонил ему в MIT. Мы познакомились в Киеве за пару лет до этого, во время симпозиума с участниками из СССР и США.
- Между учеными существуют контакты, несмотря на конкуренцию…
- Через несколько дней после прибытия в США Боб и я отправились в MIT. Я хотел выразить благодарность Дэвиду Балтимору. Там также был Алекс Рич, еще один ученый, побывавший в Москве. Он мне сказал: «Раз ты ехал в Хельсинки участвовать в конгрессе, ты должен был везти туда какие-нибудь слайды - так почему бы тебе не провести нам семинар про твою работу в России?». Семинар, так и не состоявшийся в Хельсинки, я провел в США уже через две недели после побега. Местные спрашивали себя, что это за незнакомец, как будто бы упавший с Луны. Меня приняли сначала на должность временного профессора, а затем я работал уже на постоянной основе.
- Ваши исследования позволили лучше узнать рак…
- Мы еще не можем исцелить рак, но сегодня мы его уже понимаем. Когда-нибудь, и я очень заинтересован в этом, он станет несерьезнее простуды в результате всех полученных результатов исследований. Мне, как и многим другим ученым, невероятно интересно понять суть, таким образом на основе этих знаний однажды будут разработаны лекарства, но не шарлатанами, которые обещают исцеление (его вторая жена обратилась за помощью к одному целителю на Филиппинах, но в итоге она скончалась). Это и является наукой для меня - одной из немногих областей знаний, где многое непредсказуемо. Безусловно, развивать науку – это очень удачное дело, потому что ты занимаешься тем, что тебе нравится, тебе за это еще и платят, и, в конечном итоге, ты можешь приносить пользу.
- В США некоторые заявляют, что нельзя произнесить слово «рак», так как это некорректно, поэтому надо говорить «слово на букву «р»» («c-word»).
- Это слово, внушающее страх. Однако рак постепенно становится хроническим заболеванием. Есть много людей, которые живут с этим. Мы не в состоянии вылечить рак, но уже сумели сделать его более управляемым.
- Да, но этот страх?
- Причина проста, она восходит к средним векам. Это связано с христианским мировоззрением, которое имеет тенденцию быть очень эгоистичным. Болезнь также может вызвать деформации. Существует много визуальных проявлений болезни, которые совсем непривлекательны и тебе не нравятся, поэтому ты все больше чувствуешь себя беспомощным.
- Никто не может быть застрахован от этого, все меняется в одно мгновение...
- Прямо сейчас в моем теле, и я выражаюсь не фигурально, возможно, присутствуют миллионы канцерогенных клеток, но по клиническим показаниям у меня рака нет. Однако у меня есть множество так называемых предраков. Все из-за того что рак не является инфекционным заболеванием, которым заражаешься извне, но является частью человеческой жизни. Это обычные клетки нашего организма, в которых мы нуждаемся и которые разрушаются. Но вместо того, чтобы отмереть, что являлось бы нормальным развитием событий, они превращаются в нечто опасное и путешествуют по всему телу.
- То есть нужно сохранять оптимизм?
- Это зависит от определения оптимизма. Все знают, что пессимист - это хорошо информированный оптимист. Согласно проведенным исследованиям, у мужчин младше 50 лет в 10 % случаев наблюдался рак простаты на ранней стадии, еще неразвитый, но умерли они по другим причинам. У мужчин старше 65 лет, моего возраста, вероятность была на уровне 50 %. Если рак не убьет меня, то для мужчин старше 75 лет вероятность заболевания возрастает до 90 %. Просто там рак развивается очень медленно, не обязательно становясь причиной смерти.
- Ваши слова имеют успокаивающий эффект, убеждают, что все хорошо.
- Я также говорю о себе. В этом вопросе стыд связан с болезнью. Стыд и страх очень тесно связаны, они клеймо болезни. Как я уже сказал, все это пришло из средних веков. Раньше в монастырях изолировали больных монахов, потому что считалось, что заболевание – это воздаяние за их грехи. Мысль о том, что человек является виноватым в своей болезни, сформировалась именно в то время. Существует высокая степень стыда и унижения, связанных с недугом.
- Влияние фактора «другого, непохожего».
- Эти средневековые монахи ничего не понимали в медицине, они держали больных в изоляции, потому что боялись заразиться. И эти люди умирали в одиночестве, но в любом случае за ними ухаживали другие больные. Некоторые священники считались в Англии героями, просто потому что они посещали страдающих. Это понятие стыда остается и по сей день. Посмотрите на ситуацию со СПИДом. Клеймо остается даже тогда, когда научно доказано существование больных клеток, когда нет никаких секретов.
- В настоящее время много актуальным стал демографический вопрос: население становится старше, и возникает больше раковых заболеваний или нейродегенеративных болезней…
- Сердечно-сосудистые заболевания убивают гораздо больше людей, однако им уделяется не так много внимания. Люди едят так, как будто завтра не наступит никогда. Если вы посетите музей Метрополитен в Нью-Йорке, вы увидите картины Рубенса с жизнерадостными и улыбающимися дамами… В те времена полнота была признаком богатства, а худыми были бедняки. Сейчас все стало наоборот. Еда теперь стала дешевой, даже очень хорошая, если только вы не питаетесь в дорогих ресторанах.
- Требуется изменение привычек, имеет смысл поголодать?
- Это культурный аспект. Можно предотвратить сердечно-сосудистые заболевания, ограничивая калорийность диеты. Удовольствия, конечно, мало, но для здоровья полезно. Потреблением меньшего количества калорий и похуданием (к чему я тоже стремлюсь, хотя и остается немного лишнего веса) можно достичь лучшего состояния здоровья. Такие люди имеют меньше сердечно-сосудистых проблем и становятся также более защищены от рака, чем остальные.
- Ваш рецепт?
- Это может быть сделано без дальнейшего развития медицины. Просто меньше есть, что требует силы воли, которой многим не хватает. И нужно есть фрукты каждый день.
- Польза?
Замедление. Возраст неуступчив, мы сталкиваемся с неощутимым течением времени. Тем не менее мы можем контролировать и замедлять старение ограничением калорий. В 65 лет мы запросто можем выглядеть на 40. Конечно, мы все умрем, но мы будем наслаждаться жизнью более продолжительное время.
- Видно, что эта тема не оставляет вас равнодушным.
- Мне очень интересна тема ограничения в калориях, независимо от того, что говорят диетологи, мол, это есть хорошо, а это плохо. В этом нет смысла. Диеты не помогают, это лишь объявления, служащие для того, чтобы другие зарабатывали деньги. Единственное, что нужно делать, - это есть меньше. И не дать себя убедить волшебникам из фармацевтических компаний, которые никогда не говорят об ограничениях в калориях, потому что на этом не заработаешь. Я не марксист, хоть я и из России, и считаю, что капитализм – это единственно верный путь, но капитализм не обязательно имеет привлекательное лицо.
- Совет...
Если кто-то заинтересован в в долгой и здоровой жизни, то единственное, что вам нужно, - это быть худым.
- Каждый раз это становится сложнее…
Да, я знаю, но если этого достичь, то вы будете жить дольше и будете чувствовать себя лучше. Я начал ограничивать себя в калориях семь лет назад. Я весил гораздо больше, постоянно страдал от простуды. Все это исчезло. Когда соблюдаешь эти ограничения, достигаешь хорошей формы, и все получается гораздо лучше.
