С 1945 года в Европе прочно утвердился мир, за исключением войн, расколовших югославскую федерацию. Мир - при условии, что определение войны мы ограничиваем насильственным, военным и вооруженным проявлением конфликтов между нациями, государствами и прочими образованиями.
Таким образом, говорить о состоянии войны в Европе еще рискованнее, потому что процесс ее объединения принципиально рассматривается как мирный проект, а вся его официальная риторика бесконечно расхваливает его достоинства и стремление к единству, дружбе, стабильности и интеграции. Как бы то ни было, если в череде финансовых кризисов, сотрясающих Европу вот уже пять лет (2007-2012), и было что-то хорошее, - это то, что они раскрыли нам глаза на истинную суть конфликтов, которые союзная система и все заявления руководства больше не в состоянии сдержать или скрыть.
Европейский союз представляет собой конструктивистскую систему, которая начисто лишена прагматизма и того, что можно было бы охарактеризовать как организаторский эмпиризм, то есть - способность принять во внимание огромное историческое, экономическое и культурное разнообразие европейских наций. Череда разворачивающихся на континенте финансовых кризисов говорит о системном сбое, а не случайных конъюнктурных моментах, которые либо решатся сами собой, либо могут быть преодолены с помощью действий по укреплению этой системы.
Читайте также: Единый газовый рынок - детали плана ЕС
Любая система естественным образом порождает системный дух, а тот, в свою очередь, становится основой для формирования системного языка, одна из главных характеристик которого - это отрицание действительности. Таким образом, официальная риторика Европейского Союза может быть охарактеризована как казенный язык. Его задача заключается в том, чтобы исказить реальное положение дел, а также скрыть некомпетентность руководства и его неспособность справиться с вышедшей из под контроля ситуацией. Череда бесконечных «кризисных саммитов» по вопросам Европы и евро с 2010 года наглядно иллюстрируют это бессилие, что, однако, до сих пор не привело к официальному признанию тупика или констатации провала. Получается, что в основе первого уровня внутриевропейского конфликта (ментального или идеологического характера) лежит противоречие между восприятием действительности со стороны европейского руководства и изменением системы, которое объективно требует здравой оценки этой действительности для выхода из кризиса.
В своем автоматизированном казенном языке Евросоюз стремится избежать любых официальных и открытых споров по поводу исходных и структурных причин финансовых кризисов. Европейские лидеры не ставят под сомнение ни концепцию, ни принципы работы установившейся в Европе финансовой модели, так как те являются следствием европейских договоров, которые называют совершенными и признают таковыми во всех подписавших их странах. Единственная причинно-следственная связь, которую устанавливает Европейский Союз между кризисами и своей системой, заключается в том, что он приписывает их недостаточности текущей интеграции, что оправдывает текущее положение дел с помощью отсутствия предварительного условия, которое бы позволило его избежать.
Такие лицемерные рассуждения крайне удобны с политической точки зрения, так как позволяют не только снять с европейской системы всю ответственность за обостряющиеся трудности в Европе, но и усилить постоянное давление для продвижения к поставленной цели - более глубокой интеграции.
Также по теме: В Средиземноморье будущее новой Европы
Тем не менее, эта риторика выходит за рамки разумного, когда речь заходит о «Кризисе» как четко определенном явлении финансовых кризисов для объяснения нынешнего состояния общественной и экономической деградации, которая затрагивает все большее количество европейских стран. Таким образом, казенный язык смещается в сторону магической тарабарщины, которая приписывает Кризис злому року без объяснения причин его возникновения. В этих условиях все силы европейских лидеров уходят на то, чтобы воспользоваться финансовыми кризисами в собственных целях и в срочном порядке навязать с их помощью рецессивную политику жесткой экономии, которая, по их словам, жизненно необходима для дикой смеси жанров под общим названием «выход из кризиса». Цель всей этой операции - не допустить, чтобы европейское население расценило нынешнюю рецессию и безработицу как последствие финансовых кризисов, которые были порождены самой природой европейской финансовой системы.
Принцип и проект достижения устойчивого мира в Европе были вполне легитимными после двух мировых войн XX века. Таким образом, ключевой вопрос касается не самой цели, а инструментов и методов ее достижения. Хотя нельзя не признать, что нынешняя система Европейского Союза помогла предотвратить риск вооруженных конфликтов, она никак не помогла устранить в самой себе те же формы противоречий, которые ранее могли обостриться вплоть до войны. Второй главный вопрос касается понимания того, способна ли эта система преодолеть их, или же ее природа, наоборот, только способствует их развитию.
Ответить на два этих вопроса невозможно без предварительного анализа идеологических основ, которые определили юридическую и политическую структуру Европейского Союза с опорой на целый ряд соглашений.
Читайте также: Дуэль между Россией и ЕС при расследовании деятельности Газпрома
Европейский Союз опирается на идеологический постулат ультралиберализма, который воспринимается как нечто неприкосновенное, нерушимое и безальтернативное. Эта модель TINA (There Is No Alternative, «Нет альтернативы» - знаменитое высказывание Маргарет Тэтчер) англосаксонской природы сегодня навязывается 500 миллионам жителей Европы. Она претендует на достижение всеобщего мира с помощью безграничных достоинств свободной торговли, отказа от государственного регулирования, саморегуляции рынков и динамики, которую призваны обеспечить освобожденные от всяческого контроля финансы.
«Мир через коммерцию» - таков старый лозунг риторики меркантилизма, однако его перенос в базовую концепцию так называемой либеральной идеологии никогда не имел смысла или ценности вне ограниченных пространственно-временных условий. Кроме того, эта идеология принимает в Европейском Союзе абсолютистский характер, который не позволяет отвести либерализму относительное и пропорциональное место, которым должна была бы ограничить его растущая сложность западных обществ. На этом уровне в Европе, бесспорно, возник новый эшелон идеологической конфликтности, представляющий собой следствие крушения фашистской, национал-социалистической и коммунистической систем, и эта конфликтность напрямую отталкивается от главенствующего в Европейском Союзе системного духа.
Вместо столь ненавистных и презираемых в Европе войн провозглашается принцип и добродетель «мирной конкуренции» в Европейском Союзе и во всем мире. Эта открытая конкуренция, которая опирается на редукционистский постулат и стремление избежать войны и конфликта между нациями, по самой своей природе ограничивается лишь экономическим и коммерческим полем. Более того, в силу единого рынка она затрагивает взаимоотношения не между нациями как таковыми, а между предприятиями тех и других стран без указания на национальность. Такое мышление на протяжение уже больше трех десятилетий подпитывает европейский казенный язык, а также неудержимый поток все новых текстов соглашений, законов и директив в европейском праве.
Также по теме: Европа по-прежнему больше всех похожа на земной рай
Здесь нужно отметить, что такое идеологическое постановление не имеет аналогов или прецедентов в остальном мире. Оно свидетельствует о падении интеллектуального уровня руководящей европейской элиты в результате упадка критической мысли после пяти веков европейской истории, которую питали искусство ставить все под вопрос, практика сомнения, поиск новых идей, диалектика и упорное стремление к общественному прогрессу.
Стерилизация европейской мысли и наблюдаемые в ней психотические отклонения сегодня ведут, например, к утверждению о том, что война представляет собой исключительно вооруженный конфликт. Эта идея, безусловно, выглядит регрессивной после того, как в ХХ веке Европа, от Клаузевица до исследований в полемологии, смогла коренным образом расширить и усовершенствовать концепцию глобальной войны (военно-политической, гражданской, экономической, психологической, кибернетической). Так, посткоммунистическая Европа, которая с головой окунулась в процесс глобализации, наглядно демонстрирует нам одновременно изолированные и обобщенные варианты состояния войны.
Мишель Рюш (Michel Ruch), выпускник Института политических исследований Страсбурга и Института европейских исследований. Недавно он выпустил книгу «Империя атакует: Эссе об американской системе господства» (L’Empire attaque: Essai sur Le système de domination américain) в издательстве Amalthée.
