Регистрация пройдена успешно!
Пожалуйста, перейдите по ссылке из письма, отправленного на

Закат мужчин - это не миф

© FotoliaСовещание
Совещание
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Читать inosmi.ru в
Ханна Розин опубликовала в США книгу под названием «Закат мужчин» (The End of Men), объявив в ней о начале новой эры, в которой к власти, наконец, придут женщины. Это утверждение вызвало в США сильнейшие споры насчет истинности такого упадка. Так стоило ли автору выбирать для книги такое провокационное название? Как бы то ни было, она настаивает на своей правоте.

 

Иногда во время турне в поддержку книги я спрашивала себя, не стоило ли мне выбрать для нее не такое провокационное название как «Закат мужчин». Например, «Закат мужских привилегий» или «Закат мачо». Или что угодно еще, что не вызывает у людей стремления бездумно броситься на поиски убежища в страхе перед настолько ужасающей перспективой. 

 

Это чувство я ощутила в статье «Миф о закате мужчин» историка Стефани Кунц (Stephanie Coontz), которая вышла 30 сентября на страницах The New York Times. Она представляет собой последний отголосок спора, в котором мы пытаемся выяснить, занимаются ли женщины тем же, чем и раньше (то есть с переменным успехом пытаются угнаться за мужчинами), или же, как я утверждаю, сейчас все же происходит нечто новое и куда более интересное.     

 

Как бы то ни было, я буду всегда признательна Кунц за ценный урок, который она дала мне с выходом книги «История брака» (Marriage, a History) в 2005 году. В ней она показала, насколько сильно все мы ограничиваем себя в жестком прочтении истории западного брака: из этой мысли следует, что эпоха Оззи и Харриет в 1950-х годах была настоящим золотым веком, за которым последовал трагический упадок. Я, например, с облегчением восприняла тот факт, что некоторые современные особенности нашего поведения, с которыми можно во всех подробностях ознакомиться в программе Джерри Спрингера (типа: «сестра спала с моим мужем!»), были в действительности совершенно обычным делом в Древнем Китае.  

 

Именно это я и попыталась сделать в моей новой книге - показать людям, что они применяют все то же стандартное мышление для анализа взаимоотношений полов в изменившейся ситуации. Такой подход заводит отношения в тупик или приводит к недооценке некоторых по-настоящему новых тенденций, которые возникают в настоящий момент. 

 

Война цифр

 

Честно говоря, я не горю желанием вступать в информационную войну (если же вам нравится копаться в данных, советую просмотреть блог профессора Мэрилендского университета Филипа Коэна - Philip Cohen). Во время работы с материалами я поняла, что даже совершенно одинаковые цифры могут рассказать кардинально разные истории. Так, например, в моей книге и книге Лизы Манди (Liza Mundy) «Богатый пол» (The Richer Sex) приводятся вызвавшие немало разговоров статистические данные о числе женщин, которые зарабатывают больше своих мужей. 

 

Мы все говорим о том, что число таких женщин возросло с от силы 4% в 1970 году до почти 30% в 2010 году. Тем не менее, Кунц минимизирует эту тенденцию, утверждая, что если посмотреть на все семьи, а не только те, где работают и муж, и жена, эти показатели гораздо ниже, учитывая, что многие женщины до сих пор не трудоустроены.  

 

Хороший аргумент. Но если эти цифры можно дополнить другими данными, я предлагаю взглянуть на более существенные показатели: растущее число матерей-одиночек.  

 

Статистика в США говорит даже не столько о росте числа зарабатывающих большие деньги женщин, сколько об увеличении количества матерей-одиночек, которым по определению приходится быть кормильцами в семье. Более того, недавно мы переступили важную черту: в возрастной группе до 30 лет более половины новорожденных приходятся на матерей-одиночек. 

 

Не знаю, связно ли это с подъемом феминизма, однако, в любом случае, это можно считать признаком глубинных изменений в традиционном соотношении сил в американской семье. 

 

Двусмысленная независимость

 

У этого явления есть следствие, которое я в моей книге называю «двусмысленной независимостью». Женщины испытывают финансовые трудности, но в то же время и познают необходимость покрывать собственные потребности и потребности их детей. И раз они становятся менее зависимыми от мужчин, это уменьшает вероятность того, что они побоятся разорвать грубые отношения, что, кстати говоря, отмечает и Кунц.   

 

Кунц говорит и о других статистических данных, которые я тоже привожу в моей книге: в подавляющем большинстве крупных городов женщины 20 с небольшим лет в среднем зарабатывают больше, чем мужчины аналогичного возраста. Эти цифры из работы рыночного аналитика Джеймса Чанга (James Chung) впервые упоминаются в The Time в 2010 году. Кунц предлагает по-новому рассмотреть эти данные, подчеркивая, что с демографической точки зрения они включают в себя огромное число мужчин латиноамериканского происхождения с низкими заработками, что объясняет преимущество в зарплатах у женщин этой возрастной группы.   

 

Сложности мужчин в современной экономике

 

Прежде всего, сложно сказать, являются ли приведенные Кунц новые статистические данные аномалией или нет. В отличие от указанных Чангом цифр, они касаются только одного года. Но даже если отталкиваться от того, что они верны и что молодых латиноамериканцев действительно слишком много, почему бы их не учесть? Мое утверждение о том, что некоторым мужчинам приходится очень несладко в современной экономике, от этого только выигрывает.  

 

Даже если придерживаться точки зрения Кунц, получается, что молодые латиноамериканки все равно зарабатывают больше их собратьев-мужчин, тогда как среди белого населения среди мужчин и женщин установилось равенство. И это, само по себе, настоящая революция. 

 

Объяснить данное явление довольно просто: в этом возрасте у женщин гораздо чаще есть университетские дипломы, которые обычно выше ценятся на рынке труда. 

 

Сьюзи или Билл 

 

Кунц также приводит новое исследование (его обнародуют в конце месяца), которое также подтверждает существование в этой категории молодых и бездетных людей расхождение в уровне заработков во многих профессиях. Но что здесь действительно нового? Мы и так знаем, что разрыв в оплате действительно существует. Нам известно, что в некой отдельно взятой компании Сьюзи, вероятно, зарабатывает меньше Билли, что объясняется целым рядом сложных причин, которые я анализирую в книге. 

 

Тем не менее, новизна во всей этой ситуации заключается в том, что во многих офисах сегодня сидят гораздо больше юных Сьюзи, чем Биллов. Это объясняет, почему женщины в данном демографическом слое в среднем зарабатывают больше мужчин. 

 

Правильное карьерное решение

 

Кроме того, Кунц утверждает, что женщины (даже обладательницы университетских дипломов) продолжают намеренно ограничивать себя менее престижными и хуже оплачиваемыми профессиями. Она подчеркивает, что на рынке труда еще никогда не было столько женщин на должностях юридических секретарей или «в сфере здравоохранения и медицины».    

 

Это явление можно было бы назвать давним и не слишком приятным термином «половая сегрегация». В этом можно было бы увидеть новую парадигму (как то, к чему нас так упорно призывает Кунц в вопросе брака), в которой женщины просчитывают свои карьерные решения в зависимости от свободных рабочих мест в современной экономике. (Вы можете сами убедиться в существующих различиях на примере ситуации в двухгодичных общественных колледжах, где расхождения между полами ощущаются сильнее всего).  

 

Как я уже писала в книге, в 12 из 15 секторов, где ожидается наибольший рост в ближайшие годы, наблюдается преобладание женщин. Таким образом, они, вероятно, выбирают занятость в сфере здравоохранения именно из-за ее активного развития, а не стремления в некое женское гетто. 

 

Гибкие достижения

 

Подобная схема ясно прослеживается во всех способных привлечь женщин профессиях, как это продемонстрировала гарвардский экономист Клаудия Голдин (Claudia Goldin) в статье о современных тенденциях на рынке труда. В частности женщины наилучшим образом проявляют себя в тех областях, где благодаря технологическим и структурным инновациям работники могут добиваться успехов в карьере, не жертвуя при этом своей личной жизнью.  

 

Так, женщины массово идут в фармацевты, потому что те сейчас работают по выездной системе, и им больше не приходится как раньше ломать голову над тем, как найти деньги для закупки необходимой для начала продукции. Теперь у женщин появилась возможность отойти от дел на несколько лет, например, чтобы заняться воспитанием детей или потратить время на собственное усмотрение. (Разумеется, все это в той же степени относится и к фармацевтам-мужчинам, однако они идут в эту профессию далеко не так активно, как женщины).  

 

Похожая ситуация складывается и в других высокооплачиваемых профессиях (ветеринары, бухгалтеры и некоторые медицинские специальности), где в последние годы наблюдается преобладание женщин. Ни одна из них, кстати говоря, не отмечается в графике, который сопровождает статью Кунц в The New York Times. 

 

Сохранение психического равновесия

 

Здесь можно задаться вопросом, справедливо ли, что именно женщинам сегодня гораздо чаще приходится думать о грамотном распределении времени, однако, как мне кажется, это не означает, что их автоматически нужно записывать в проигравших с точки зрения истории. Другая, вполне вероятная интерпретация фактов заключается в том, что женщины выбирают профессии, которые позволяют им стать хорошими родителями и дают больше возможностей выстоять в новой экономике. 

 

Ими движут не только собственные амбиции и стремление сохранить психическое равновесие, но благополучие их детей и партнера. Наиболее оптимистическая интерпретация состоит в том, что женщины вносят вклад в переустройство рынка труда в современную эпоху, когда и мужчины, и женщины желают большей гибкости, хотят иметь возможность отправиться на родительское собрание или на прием к врачу без урона для собственной карьеры. 

 

В ожидании первой женщины-президента

 

Сейчас я живу в Вашингтоне, однако не слышу стука высоких каблуков ни в коридорах бизнес-структур, ни под куполом Конгресса.  

 

После 10 с лишним радиопередач и интервью в защиту моей книги я уже привыкла, что меня спрашивают, почему женщин до сих пор так мало на самых верхах, если они сейчас на подъеме, а у мужчин упадок.  

 

Мне до сих пор не удается найти ответ, который бы не настроил против меня собеседника (или автора статьи), стремящегося во что бы то ни стало объяснить мне, что закат мужчин так и останется мифом, пока у нас не будет первой женщины-президента, а советы директоров Coca-Cola и Pepsi не окажутся в женских руках. 

 

Как бы то ни было, это не отменяет факта: изменения в динамике, которые я изучала и описывала в течение трех лет, неизменно указывают в одном направлении. Да, здесь есть свои отклонения и расхождения. Да, преобразования в различных областях экономики и общества идут с разными темпами. Да, за последние 10 лет процесс замедлился (причем замедлился также и для мужчин). Да, по окончании учебы специалист-мужчина зарабатывает больше, чем женщина (хотя все отличия среди бездетных слоев практически сошли на нет). Да, богатейшие из богатых людей в мире - это почти исключительно мужчины. И да, не стоит ждать, что в скором времени большая часть рабочих мест в Америке будет благоприятна для устройства семейной жизни. 

 

Пройденный путь

 

Тем не менее, если вернуться на несколько десятилетий назад и оценить весь пройденный путь, станет понятно, насколько все современные тенденции ориентируются на один и тот же момент: оплата мужского труда стоит на месте или даже идет на спад, тогда как женщины добиваются все больших экономических успехов. Женщины продолжают сокращать отставание в плане зарплат, тогда как мужчины все увеличивают его в учебной сфере. 

 

Разумеется, мы можем без конца жаловаться, что во многих профессиях эти линии не то что не пересеклись, а даже близко не подошли друг к другу. Но разве эта цель не стала хоть чуточку ближе? Почему «нас там еще нет» должно обязательно подразумевать «мы не пойдем по этому пути»?  

 

Мужская мистика

 

Кунц завершает свою статью примерно тем же образом, что я обычно заканчиваю выступления и интервью. Существует один основополагающий культурный аспект, в котором мужчины и женщины поменялись местами. Он (в этом Кунц и я совершенно согласны) объясняет изменение в их соотношении сил. Она формулирует его следующим образом: 

 

«В 1950-х и в 1960-х годах некая женская мистика отпугивала женщин от университетского образования и размышления насчет профессиональных перспектив: они исходили из принципа, что у них всегда найдется мужчина, который обеспечит их потребности. Сегодня же наблюдается мужская мистика, которая подталкивает мужчин к тому, чтобы пренебречь собственным продвижением, учитывая, что рано или поздно их «мужественность» будет вознаграждена». 

 

Подобную логику навязывают мужчинам не только они сами, но и женщины, а также профессиональные структуры, которые ставят их в невыгодное положение, когда они хотят потратить время на семью. 

 

Мир, в который, как бы мне хотелось, привел нас «закат мужчин», не похож на описанный Шарлоттой Гилман (Charlotte Perkins Gillman) биологический матриархат, в котором мужчины стали в буквальном смысле устаревшим явлением. Это место, где девушка моего сына может зарабатывать больше него, и никому и в голову не придет брать у нее интервью или писать о ней статью. Там он может решить работать только четыре дня в неделю и посвятить пятый учебе своих детей или скульптуре без того, чтобы кто-то крутил при этом пальцем у виска. Там, если он решит работать полную неделю, а его жена захочет вообще не работать, они смогут легко сделать так, чтобы их общий выбор дал результаты. Там достижения и успех измеряются не только часами на работе и цифрами в зарплатной квитанции.  

 

Там мы будем пользоваться нашим воображением, чтобы дать мужчинам и женщинам возможность вздохнуть чуть свободнее.