С момента создания самого поэтического образ патриархата в истории польского кино, фильма «Жемчужина в короне» Казимежа Куца (Kazimierza Kutza), прошло уже 40 лет. В одной из сцен картины молодой шахтер Ясь, которого играет Ольгерд Лукашевич (Olgierd Łukaszewicz) возвращается после работы домой. За порогом его ждет безумно любящая жена, два маленьких сына снимают с него пальто, а супруга моет его усталые ноги и подает обед. Ясь садится за стол и погружается в чтение газеты. Иерархия здесь ясна и незыблема. Ясь - глава семьи, на нем держится весь дом, и поэтому он заслуживает почета, уважения и специального меню - не только суп с картошкой и капустой, но и котлету.
В начале 90-х Куц создал новый портрет патриархата, сняв комедию «Обращенный», действие которой разворачивается в период военного положения. Главный герой, Томаш Сивек, которого играет Збигнев Замаховский (Zbigniew Zamachowski), шпионит за своими коллегами по «Солидарности», бегает от милиции, попадает под арест, а потом становится помощником священника. Все его жизненные перипетии завершаются одним и тем же: он возвращается домой, где его ждет заботливая жена с тарелкой горячего супа.
Если Казимеж Куц решит снять новую картину о патриархате, это будет фильм о распаде: о конце света Ясей и Сивеков, которых уже не ждут дома жены с обедом.
За боротом
«Изменились отношения между полами. Мужчины долго жили с уверенностью, что они самые важные: что они принимают решения, обладают властью, управляют домом. Сейчас эту роль все чаще берут на себя женщины, и с этим не могут смириться мужчины, даже когда их спутницы не видят проблемы в том, что партнер зарабатывает меньше и не содержит всю семью. Это, говоря обычным языком, проблема нашего культурного багажа: мужчины не могут привыкнуть, что в их паре все будет не так, как было у их родителей», - говорит сотрудник Института прикладных общественных наук. Варшавского университета Томаш Соберайский (Tomasz Sobierajski).
Гендерные отношения подверглись переоценке во всем западном мире. Но в отличие от Запада пересмотр парадигмы мужественности на польской почве - это явление новое, развивающееся бурно и драматично, а также имеющее отчетливую точку отсчета своего существования. По ту сторону Эльбы технологическая революция, автоматизация и компьютеризация происходили постепенно в течение нескольких десятилетий, поэтому сила и выносливость не сразу перестали гарантировать мужчинам привилегированное место на рынке труда. К нам эти новинки пришли одновременно с трансформацией государственной системы и свободным рынком. Внезапно тысячи Ясей и Сивеков оказались выброшены на улицу, потому что закрылись их нерентабельные заводы. Ситуация была для них непонятной вдвойне: явления безработицы на собственном опыте они знать не могли, потому что народная демократия с 1944 года официально обеспечивала всех своих граждан работой, и занятия не было только у того, кто на самом деле не хотел ничем заниматься. Спустя 20 лет после первых массовых увольнений наступил очередной экономический спад, а мужчины до сих пор не могут справиться с явлением безработицы, а также ударами по своей прежней позиции и общественной роли.
«Кризис сильнее бьет по мужчинам, по фундаменту мужской идентичности, который составляют, в частности, профессиональный успех, предприимчивость, способность быть так называемым основным кормильцем семьи. Наша культура требует от мужчин материального успеха. Безработная женщина в такой ситуации может реализовать себя в роли матери, супруги - это одобряется обществом», - говорит писатель и преподаватель факультета журналистики Варшавского университета Марек Кохан (Marek Kochan).
[…] Магда - психолог, она работает в кадровом отделе крупной телекоммуникационной компании. Она делится историей своего «Яся», отношения с которым не выдержали проверки проблемами. «Регресс в нашей паре - это просто клинический пример того, что мужчинам приходится тяжелее, - рассказывает Магда. - Наша жизнь пошла под откос, когда А. не продлили договор в газете, где он работал, после того как там сменился владелец. До этого А. был настоящее дитя (Магда подчеркивает это слово) успеха. Уже в 90-ые он добился определенной позиции в журналистских кругах, занял приличную должность, а спустя 10 лет вошел в руководство центральной влиятельной газеты. Когда стало казаться, что пик профессиональной карьеры уже близок, он рухнул на самое дно. Но он этого не осознал, - продолжает Магда, - и целыми днями бегал по кафе, встречался с прежними приятелями, с которыми они строил планы насчет какой-то непонятной газеты, на издание которой у них не было денег. Перед окружением он играл роль лидера, стойкого и непобедимого рыцаря польской прессы. Когда он как-то в очередной раз вернулся ночью из пивной, я сказала ему об этом, а он устроил чудовищный скандал. Потом скандалы стали нормой. Он постоянно ко всему придирался, обвинял меня, что внезапно отключился интернет, что у квартиры, которую мы вместе купили, неудачная планировка. Когда я сказала, что полюбила человека, а не журналиста, он кричал, что работа - это его призвание и образ жизни, что я никогда не ценила то, кем он является и что он делает, и что бывают другие женщины, которые это оценят. После очередной серии я не выдержала. Мы расстались…»
На организованной в Варшаве встрече на тему «Насилие, депрессия, сознание» психолог Марта Брык (Marta Bryk), представляющая Общество профилактики депрессии «Искра», обратила внимание, что мужчины, сталкивающиеся с болезнью, страдают с удвоенной силой. С одной стороны они испытывают страдания от депрессии, а с другой - на них давит общественный стереотип, что если они не справятся с этим сами, то «что они тогда за мужики». Чрезмерные амбиции, исходящие из биологической предрасположенности и действия тестостерона, непонимание идей равноправия полов и тесная связь с моделью патриархата - это проблема множества современных «Ясей». Мужчины чувствуют, что культура требует от них быть лидерами, людьми, успешными везде: на работе, дома и в постели.
«Они попадают в этот водоворот, потому что думают, что этого ждут от них окружающие. А когда ничего не получается, они не могут признаться в поражении даже самим себе и занимаются разрушительным самообманом», - комментирует Томаш Соберайский.
Без буфера
Окружение вовсе этого не ожидает, а главная проблема в том, что мужчины не замечают таких сигналов или, скорее, не способны их заметить. У женщин есть защитная зона, в которую они всегда могут отступить, а роль буфера, смягчающего силу удара проблем и неприятностей, играют подруги. Подруге можно открыться и поплакаться. У противоположной стороны такого механизма передачи эмоций нет. Характер мужчин формируется таким образом, что они сами чувствуют себя обязанными давать ощущение безопасности, а одновременно испытывают проблемы с проявлением слабости, особенно перед другими мужчинами.
«У мужчин нет диалога. Нет настоящих, искренних разговоров между отцом и сыном, между друзьями или коллегами. Они болтают о машинах, футболе, рыбной ловле, но все это приобретает форму соперничества - одни хвалятся перед другими, в чем они достигли большего успеха. Они не делятся тем, что их тревожит, ранит», - полагает Томаш Соберайский.
Нам сложно переосмыслить мужскую идентичность. Эта проблема занимает не только нас, но, например, американцев, немцев, канадцев, голландцев, однако в их странах она стала предметом публичных дискуссий, и мужчины там выработали механизмы помощи. «В США функционирует масштабная программа семинаров для мужчин, начало которой положил Роберт Блай (Robert Bly), автор книги «Железный Джон». Мужчины встречаются в рамках небольших групп и разговаривают о проблемах, о том, как изменился мир, пытаются заново определить свою роль, отбросив сковывающие их культурные клише. В Польше идея о том, что мужчинам нужна поддержка, появилась совсем недавно, и пока мы подходим к ней с большой осторожностью», - заключает Соберайский.
Марек Кохан полагает, что сейчас ситуация среднестатистического польского мужчины в любом случае улучшилась по сравнению с тем, какой она была пару десятилетий назад. Эксперт отмечает, что общество стало более терпимо относиться к такому поведению, которое раньше не вписывалось в представление о мужественности. Мужчины вошли на территорию женщин: на детские площадки. Сегодня мало кого удивит вид мужчины, катящего коляску или играющего с детьми в парке. Случается, что мужчины просят своих деловых партнеров перенести встречу, объясняя, что им нужно заняться ребенком. Еще лет 10 назад подобные случаи были редкостью.
По мнению Кохана, этот процесс ускорился на рубеже веков. К сожалению, дискуссия о новой роли мужчины прекратилась, не успев как следует начаться. «После 1889 года многим казалось, что историческая тема закончилась, и мы можем, наконец заняться темами, касающимися человеческого, интимного, которые откладывались 100, 200 лет подряд. Еще пять лет назад, когда вышел мой роман "Детская площадка", я был уверен, что в польской культуре пришло время серьезного разговора о мужской и женской идентичности, о том, как быть отцом, мужем, матерью, женой. Но вскоре произошла катастрофа под Смоленском, и мы вновь попали на историческую волну. Пока это событие не будет до конца выяснено, мы не сможем начать свободное обсуждение того, какие мы и каким нам стоит быть. Сначала нам стоит ответить себе на важные вопросы, связанные с коллективной идентичностью, но пока дискуссия о человечном и интимном отодвигается на неопределенный срок. Я понимаю и принимаю это как гражданин, но как писателя меня это очень огорчает», - говорит Кохан.
Роль отца
[…] Даниель 1967 года рождения - это очень сложный случай «Яся». Он дважды отменяет встречу, но, в конце концов, соглашается на нее при условии, что я представлю его под вымышленным именем и девичьей фамилией матери. Потом он сообщает, что не хочет встречаться лично, а готов поговорить только по телефону. Потому что Даниель Матея - плохой отец, а я буду вторым мужчиной после одного нашего общего знакомого, которому он об этом откровенно расскажет. Потому что официально (Даниель занимает высокую должность в крупной консалтинговой фирме, обслуживающей министерства и государственные ведомства) он играет роль супермена, который может все. Он сын успешного юриста, провел детство на вилле в варшавском Жолибоже, закончил Горно-металлургическую академию, ездил на стажировки в США, у него хорошая зарплата, красивая жена и возможность заниматься своими хобби - серфингом и дайвингом. Проблемы у него с ролью отца. Даниель не мог заставить себя ходить с коляской, не выносил вида «молодых папочек» - «обабившихся нянек»: помятых парней в спортивных куртках и туристических ботинках, копирующих лепет своих детей. Он говорит, что в первые годы сознательно отстранился от воспитания сына, скопировав в этом своего отца, который считал, что мужчина должен твердо ступать по земле и справляться со всеми сложностями, не оглядываясь на других мужчин, которые только и ждут, чтобы занять его место. Жена водила сына в кино, кукольный театр, на уроки музыки и иностранных языков.
«Я ждал, когда он вырастет из мультфильмов, Лего и хлопьев с молоком, чтобы показать ему спорт, чтобы он почувствовал адреналин, закалился», - рассказывает Даниель. Но сына не увлекли ни серфинг, ни стрельба, которую несколько лет назад открыл для себя Даниель. Кацпер оказался неважным спортсменом, несмотря на свои 190 сантиметров роста он не преуспел даже в баскетболе. Он плохо умеет плавать, и после того, как чуть не утонул в Пуцком заливе, Даниель перестал брать его с собой на серфинг. Даниель говорит, что чувствует между собой и сыном препятствие, которое он не в состоянии преодолеть. Они ни разу не сорились, отцу не приходилось наказывать Кацпера или хоть раз его ударить, он смог принять даже известие о том, что сын собирается изучать историю искусства, а не более «разумный с профессиональной точки зрения» предмет.
«Больше всего меня мучает то, что мы даже не ссоримся. Ведь ссора - это форма разговора, а мы не разговариваем друг с другом. Мы не можем друг друга понять, я не способен даже показать сыну, как он для меня важен, хотя мне очень этого хочется. Однажды он заснул за ноутбуком в гостиной, я зашел в комнату, взял плед и хотел накрыть сына, потому что на нем были только джинсы и майка. Я сделал шаг, заколебался, Кацпер открыл глаза, а я сделал вид, что пришел проверить окно и вернулся в спальню. Мне сложно проявлять чувства, но я не могу себя переломить, не могу рационально к этому подойти, не знаю, как это сделать», - говорит Даниель. «Ты обращался к психологу?» - спрашиваю я. «Я не могу открыться перед другим человеком, тебе я тоже рассказал не все», - заканчивает наш разговор он.
Марек Кохана считает, что самая большая проблема современных мужчин - это распад традиционной модели мужественности и отсутствие альтернативной положительной модели: «Мужчина не может уже быть таким, как раньше, но еще не знает, каким же ему быть».
Томаш Соберайский полагает, что в формулировании идеи новой идентичности польского мужчины должны принять участие феминистки: «Современный феминизм заключается во взаимовыгодном диалоге и сотрудничестве мужчин и женщин. К сожалению, у нас все еще преобладает модель конфронтации и войны с противоположным полом. Самое время это изменить. В дискуссии о новой роли мужчины такой диалог был бы очень полезен».
Предположим, что публичный разговор об идентичности современного мужчины вновь будет отодвинут на второй план другими темами, а доминирующим мужским медиаобразом останется клон Джеймса Бонда. Однако эта картинка не будет иметь ничего общего с нынешним положением среднестатистических Ясей и Сивеков. Мужчинам будет и дальше тяжело.
