В декабре Польша подписала европейскую конвенцию по борьбе с семейным насилием, чем развязала спор о содержании его вступительной части. Там говорится, что домашнее насилие может поддерживаться культурой, религией и традициями. Архиепископ Юзеф Михалик (Józef Michalik) во время своей проповеди в Пшемысле (Przemyśl) заявил: конвенция - это удар по семье, а подобные правовые акты - чудовищная ложь, которую навязывает нам Евросоюз. Варшавский митрополит кардинал Казимеж Ныч (Kazimierz Nycz) добавил, что Католическая церковь будет бороться с попытками манипулировать семьей - союзом, установленным Богом. С протестом выступил Президиум Польской католической епископской конференции и Федерация движений Pro Life от имени 130 организаций.
Особенные подозрения вызвало у протестующих определение пола. Пол, как гласит конвенция, следует понимать, как «социально-закрепленные роли, поведение, деятельность и характеристики, которые определенное общество рассматривает как соответствующие женщинам и мужчинам». Мужчины и женщины, возразили создателям конвенции иерархи, отличаются по своей природе, а навязывание нестандартных ролей - это попытка протащить пропаганду гомосексуализма и трансвестизма.
Жертвы насилия
Вот уже 30 лет наука наравне с понятием биологического пола использует понятие пола культурного (гендера) - своеобразного набора социальных ожиданий. Если, например, некая культура высоко ценит в женщине независимость, именно такое поведение будет получать одобрение, по тому же принципу, как в культурах, предпочитающих блондинок, ценят светлые волосы. На практике сильные культурные коды оставляют очень мало места для жизни, построенной на собственном выборе и собственных вкусах.
Культурный код становится особенно тяжелым бременем для жертв насилия. Специалисты, которые работают с дисфункциональными семьями, подчеркивают, что оказать семье действенную помощь невозможно, пока избиваемая (реже избиваемый) или униженная не обособится от своего насильника. При этом множество неосознаваемых социальных механизмов мешает ей это сделать. Речь идет даже не о церковном постулате нерушимости брака. Этот аспект лежит на поверхности, но важнее другое: запрограммированное бессилие жертвы. Совсем недавно актриса Катажина Фигура (Katarzyna Figura) рассказала СМИ, что много лет, ценой благополучия своих детей, она скрывала ужасную обстановку в своей семье даже от ближайшего окружения. То, что жертва не способна уйти, даже когда она видит страдания собственных детей и не испытывает материальных трудностей, - вопрос особых процессов, которые были подтверждены десятками ставших классическими психологических экспериментов: привыкающий к неприятным импульсам мозг закаляется, становится равнодушным, апатичным. Собаки, запертые в клетках, где к фрагменту пола было подведено электричество, учились избегать этой территории. Когда же электричество подвели ко всей площади и бессистемно били зверей током, те перестали прилагать какие-либо усилия и не пытались сбежать, даже когда двери клетки были открыты. Они обреченно терпели. Примерно то же самое происходит с жертвами насилия: против них работает их собственный мозг. На этот базовый механизм накладываются культурные аспекты. В Польше их список можно начать с пафоса морального превосходства жертвы.
В модель женственности вписано страдание, жертвенность. Религия добавляет к этому свое: страдания облагораживают, нужно нести крест, а в муках искать смысл. Молитва за нечестивых мужей остается постоянным элементом проповедей даже в самых крупных городских церквях: священники предлагают взять жертве ответственность за перевоспитание агрессора. Психологам, в свою очередь, хотелось бы ровно противоположного.
Более того, в нашей культурной среде быть жертвой в некотором смысле выгодно. Человек, который подвергается избиениям, страдает, но с так называемым достоинством продолжает подобную жизнь, может рассчитывать на сочувствие и поддержку, одновременно он обычно отвыкает использовать другие способы для завоевания признания окружающих. У жертв насилия резко падает самооценка, они не могут найти себя в профессиональных отношениях, теряют друзей.
Дров в костер подбрасывает романтическая мифология: «настоящая любовь - это резкие пики эмоций». «Истязатель не только причиняет страдания, он может быть милым, заботливым, дарить цветы. Этот набор он использует в так называемый медовый месяц - один из циклов насилия, который приходит на смену агрессии и периодам ада, - объясняет психотерапевт Луис Аларкон (Luis Alarcon) - один из основателей неотложной помощи для жертв насилия «Синяя линия». - Женщины, которые обращаются за помощью, рассказывают, что их муж - уважаемый человек и прекрасный отец, занимается домом. Они даже верят в любовь, только называют ее "сложной". Часто они возлагают на себя вину за то, что огорчили или спровоцировали партнера. Подобный тиран может сказать: "любимая, извини меня за то, что я тебе сделал, я страдаю вместе с тобой" или "я потерял контроль над собой, мне стыдно, это больше не повторится, но только ты умеешь задеть меня за живое"».
Согласно половым стереотипам, против вскрытия которых выступают церковные круги, за все эмоции ответственна женщина. Весталка виновата, если с домашним очагом возникли какие-то проблемы.
В стране «маленьких вояк в больших шлемах» жертвенный пафос распространяется и на детей. Это тоже классический случай из психологии зависимости: ребенок в роли защитника, избавителя семьи. Повзрослев раньше времени, он оторвет отца от рюмки и вернет его в дом, где ждет изможденная мать. Ребенок-защитник обычно находится в тесной эмоциональной связи с такой Польской матерью. Это очередной романтический культурный конгломерат, который называется в психологии втягиванием ребенка в роль заместителя партнера. Подобный тонкий механизм мешает выросшим детям завязывать собственные отношения, а значительная их часть выносит из отчего дома убеждение, что агрессия - самый действенный метод решения проблем.
«Если женщина решила терпеть агрессию - это ее личный выбор, - говорит Луис Аларкон. - Но если в это впутываются дети, проблема выходит за рамки отношений двух людей и становится проблемой общества. Во-первых, ребенок слаб и не может защититься самостоятельно, поэтому приходится вмешиваться государству - полицейским, судьям, психологам. Во-вторых, насилие заразительно: очередные поколения не будут знать, как справиться с агрессией иными методами».
Агрессия как коммуникация
Культурные стереотипы распространяются в том числе на тему изнасилования. Например, жертва не станет искать справедливости, если культурный контекст будет таким, как он до сих пор подается во многих католических приходах: что жертва виновата сама, так как «на ней была слишком открытая одежда».
Или еще один аспект: в среднем каждая третья польская женщина, решающаяся завести ребенка, на продолжительное время уходит с рынка труда. Это лишает ее экономической безопасности. Если она оказалась связана отношениями, в которых практикуется насилие, она уже не сможет вернуться к самостоятельности. Что еще хуже, при таком раскладе жертвой может чувствовать себя и ее партнер.
«Человек, прибегающий к насилию в отношениях, - не обязательно психопат, - говорит Луис Аларкон. - Зачастую он просто не умеет общаться. Это потерянный и дезориентированный человек. Непонимание приводит к тому, что он чувствует пострадавшим самого себя, считает, что прилагает больше усилий, работает, содержит этот дом, а в ответ получает неблагодарность: его жена ничего не делает, только сидит дома и занимается детьми. А ведь ему тоже что-то полагается! Жена должна быть послушной, исполнять супружеский долг. Подобным мужчинам кажется, что мир встал с ног на голову: ведь женщина должна слушаться, а если она этого не делает, ей пора лечиться».
Точно такая же модель работает и в детско-родительских отношениях: ребенок не слушается, а ведь они хотят ему только добра, он выводит родителей из равновесия до такой степени, что им приходится его ударить. В результате ребенок привыкает, что он не заслуживает уважения, а агрессия - это просто форма решения конфликтов.
В европейской конвенции этот момент подчеркивается особенно: ключ к освобождению от культурных механизмов насилия лежит в образовании. Больше психологии, больше знаний о половых стереотипах, а в итоге - более критическое отношение к единственно верным концепциям на тему того, что подобает женщине, а что мужчине, и каковы их обязанности. Одновременно - поддержка равноправия в его различных проявлениях: между полами, поколениями, выбором традиционной, альтернативной или даже некой причудливой роли в жизни. Мир уже давно повернул в этом направлении. Социологи детально описали данную тенденцию: освободившись от влияния естественной среды, то есть после изобретения медицины, а позже противозачаточных средств, мы вступили в эру освобождения от мнений и диктата нашего окружения. Конвенция - это набор цивилизационных банальностей. Она гласит, что подписавшие ее страны (сейчас их 26, и ни в одной не было споров, подобных польским) приложат все возможные усилия для борьбы с насилием, запустят службы доверия, обеспечат места в центрах временного пребывания, психологическую и юридическую помощь, поддержку в поиске работы и обустройстве жизни после бегства из дома, в котором практикуется насилие. Государства, подписавшие конвенцию, принимают в своем законодательстве и практике понятия психического и сексуального насилия, а также «сталкинга» - навязчивого преследования. То есть делается все то, что в нашей стране уже работает. Вступление в силу конвенции вносит изменения лишь в порядок рассмотрения дел об изнасилованиях. Раньше расследование начиналось только в том случае, если жертва подала заявление, теперь прокурор сможет открыть дело автоматически (чтобы не усугублять страдания пострадавшей стороны). И это все, под чем мы подписались.
Конвенция ожидает принятия в парламенте (который должен одобрить соответствующий указ), а потом подписи президента. Тем временем католических иерархов уже поддержала часть политиков из партии «Право и Справедливость» (PiS), выразив свой протест. Так что нас ожидает волна политической ярости. По мнению психологов, избавиться в своей жизни от злости невозможно, ведь это типичная и вполне понятная эмоция. Проблема в том, что люди, которые используют для коммуникации и борьбы со своими негативными эмоциями агрессию, обычно не знают, что существуют другие способы общения, им просто негде было этому научиться. Европейская конвенция, в том числе, говорит и об этом.
