Аппарат национальной безопасности США с самого своего рождения после Второй мировой войны неизменно действует в обстановке крайней секретности, скрывая свои действия от глаз демократической общественности, дабы избежать ответственности. Но его полномочия по обеспечению такой секретности были самым серьезным образом расширены под прикрытием 11 сентября и войны с террором. Завеса секретности настолько плотная, что большая часть важных дел, осуществляемых американским правительством, полностью скрыта от населения. Два последних события – 30 месяцев тюремного заключения Джону Кириаку (John Kiriakou), который рассказал о пытках ЦРУ, и тщательное расследование с целью поиска источника New York Times, сообщившего о причастности США к кибервойне против Ирана – показывают, насколько твердо администрация Обамы намерена не только сохранять, но и усиливать эти меры секретности.
Когда сайт WikiLeaks опубликовал в 2010 году сотни тысяч документов из секретной дипломатической переписки, сторонники правительства поспешили заявить, что эти документы в большинстве своем банальны и неинтересны. Это действительно так: в большей части перехваченных телеграмм (но, конечно, не во всех) нет ничего важного и существенного. Это само по себе должно было вызвать скандал. Почти все эти документы, несмотря на свою незначительность и банальность, имели гриф «Секретно», в связи с чем разглашающие их содержание должностные лица автоматически становились преступниками. Это показывает, как американское государство рефлексивно и даже автоматически скрывает за этой стеной секретности все, что делает. Оно превратило в тяжкое уголовное преступление раскрытие даже самой несущественной и прозаической информации о своей деятельности.
Вот почему сигналы тревоги, или, если вам так хочется, несанкционированные утечки секретной информации так важны сегодня для сохранения хотя бы каких-то остатков прозрачности. Учитывая, насколько подобострастно федеральная судебная система реагирует на заявления государства о нарушении секретности, не будет преувеличением сказать, что несанкционированные утечки это единственный оставшийся на сегодня реальный способ узнать о том, что делает американское правительство – и особенно, чтобы разоблачить совершаемые им плохие поступки. Вот почему администрация Обамы ведет против этого беспрецедентную войну, которая постоянно усиливается. Вот почему все это так опасно.
Чтобы понять одержимость Белого дома Обамы наказаниями за утечки информации (о чем свидетельствует не имеющая прецедента в истории война властей с разоблачителями), достаточно задуматься о том, что почти вся важная информация о злоупотреблениях и противоправных действиях американского правительства за последнее десятилетие появилась в результате таких утечек и разоблачений. Благодаря им мы сегодня знаем, как администрация Буша применяла пытки; как незаконно осуществлялось электронное слежение за американцами без ордера, необходимого по нормам уголовного права; как военные чинили беззакония в тюрьме Абу-Грейб; как действовала секретная сеть тюрем ЦРУ, на которые не распространялось действие законов и контроль правозащитников; как Обама карает американских граждан за убийство без соблюдения норм правосудия; как изменилось значение термина «боевик», который сегодня означает «любого мужчину призывного возраста в зоне нанесения удара». Благодаря им мы увидели видеозапись с американского вертолета Apache, расстреливающего в Багдаде журналистов и спасателей; узнали о гибели гражданского населения в ходе войны в Ираке, потери среди которого существенно занижались; выяснили, как администрация Обамы оказывала давление на Германию и Испанию, требуя от них прекратить уголовные расследования в отношении американского режима пыток.
В свете всего этого нетрудно понять, почему администрация Обамы в своих попытках наглухо заткнуть утечки настолько зациклилась на запугивании разоблачителей и возмутителей спокойствия, превзойдя в этом все предыдущие администрации, в том числе, администрацию Ричарда Никсона и Джорджа Буша-младшего, которые были буквально помешаны на секретности. Дело в том, что утечки это единственный метод, не дающий американскому государству делать все, что ему заблагорассудится, действуя в обстановке полной тайны и неподотчетности.
Затыкание ртов источникам в государственных органах – это ключевой метод срыва журналистских расследований и ограничения дееспособности свободной прессы. Вот почему Джейн Майер (Jane Mayer) из New Yorker сказала в апреле прошлого года защитнице таких бьющих тревогу людей Джессилин Радак (Jesselyn Radack): «Когда вашим источникам предъявляют обвинение, процесс сбора новостей превращается в уголовное преступление. Поэтому обязанность всех журналистов – не молчать, а высказываться».
Действительно, если поговорить с известными журналистами, ведущими свои репортерские расследования, то они расскажут вам, что Обама в своей войне против разоблачений преуспел в запугивании не только источников, но и самих журналистов. Взгляните, как Министерство юстиции преследует и грозит тюрьмой одному из самых достойных и защищенных нормами права авторов журналистских расследований – Джеймсу Райзену (James Risen), и вы легко поймете, почему та немногочисленная настоящая журналистика, которая существует в США и опирается в основном на несанкционированные утечки, сталкивается со столь серьезными препятствиями. Сегодня Washington Post написала статью о том, как Министерство юстиции шпионило за людьми через их электронную почту, чтобы отыскать источника, рассказавшего New York Times про Stuxnet. В ней есть следующее анонимное высказывание: «Люди все меньше хотят открыто говорить с журналистами из-за этой слежки. Такие расследования определенно вселяют страх».
Для диктаторов, которые считают утверждение государственной власти изначально правильным и обоснованным, а заявления правительства изначально верными, в этом нет никаких проблем. Согласно таким умонастроениям, если государство объявляет что-то секретным, то это должно быть секретным. И любой, кто не подчинится этому диктату, должен быть наказан как преступник, или даже как предатель. Такие мнения обычно сопровождаются уверенностью в том, что мы можем и должны доверять нашим лидерам, считая их хорошими и творящими добро, даже если они действуют во мраке секретности, и верой в то, что прозрачность не только не нужна, но и нежелательна.
Однако основополагающие постулаты человеческой природы, политической науки и американской истории учат нас, что если властью пользуются в темноте, злоупотребления ею неизбежны. Секретность это основа злоупотреблений властью. Вот почему обладающие политической властью люди всегда испытывают потребность в уничтожении методов обеспечения прозрачности. Об этом Томас Джефферсон написал в 1804 году в своем письме Джону Тайлеру (John Tyler):
«Следовательно, нашей первой целью должно быть открытие … всех каналов правды. Самый эффективный из числа известных на сегодня каналов - это свобода прессы. Поэтому ей первой затыкают рот те, кто боится расследований своих действий».
По поводу всего этого профессор Йельского университета Дэвид Шульц (David A Schultz) заметил: «Для Джефферсона свободная пресса была инструментом публичной критики. Она призывала к ответу должностных лиц, давала людям возможность судить о них и решать, творит ли государство добро, или оно что-то скрывает … Демократическое и свободное общество полагается на средства массовой информации, которые должны его информировать».
Не должно быть никаких сомнений в том, что основное следствие и почти наверняка цель этой беспрецедентной войны против разоблачителей неприглядных тайн есть разрушение таких методов обеспечения прозрачности (но не защита легитимных секретов национальной безопасности). Вы просто задумайтесь о тех разоблачениях, которые заставили Министерство юстиции Обамы начать войну против бьющих тревогу неравнодушных людей. В ходе этой войны разоблачителей не просто преследуют по суду – им угрожают многолетними сроками и даже пожизненным заключением за «шпионаж» и «содействие врагу».
Верит ли кто-нибудь в то, что будет лучше, если мы останемся в неведении относительно масштабного расточительства, коррупции и беззакония, которыми как чумой поражена программа прослушивания Агентства национальной безопасности; или относительно опасных в своей абсурдности и неумелости попыток ЦРУ проникнуть в иранскую ядерную программу, которые на самом деле в итоге только пошли ей на пользу; или относительно иракских подразделений по проведению пыток, убийств журналистов и спасателей в этой стране. Или относительно давления на Германию и Испанию с целью прекращения уголовных расследований по фактам пыток, а также решения Обамы начать кибервойну против Ирана?
Все эти разоблачения существенного вреда не нанесли, однако все они вскрыли важную информацию о том, чем втайне занимается наше правительство. Как сказал ветеран столичной адвокатуры Эбб Лоуэлл (Abbe Lowell), который представляет отданного под суд разоблачителя Стивена Кима (Stephen Kim), уникальными судебные преследования Министерства юстиции Обамы делает то, что «там не проводится различий между плохими людьми, которые шпионят на другие страны и продают тайны за деньги, и людьми, которых обвиняют в ведении бесед и дискуссий». Оно не только не проводит таких различий – оно почти полностью сосредоточивает свое внимание на тех, кто организует утечки ради разоблачения правонарушений, создания атмосферы прозрачности и подотчетности.
Таково основное следствие всего этого. Агентство Bloomberg в октябре прошлого года следующим образом подвело итог возражениям против этой кампании запугиваний: «Суровые меры президента ослабляют инакомыслие, ограничивают свободу прессы и противоречат его прежним обещаниям «открыть новую эру прозрачной власти»».
Администрация Обамы не испытывает неприязни к утечкам секретной информации. Напротив, она активно использует такого рода утечки – когда ими можно воспользоваться для пропаганды и прославления президента как крутого парня, когда с их помощью можно добиваться его политических целей или поставить в Голливуде многомиллионный фильм о его величайшей победе. Утечки предосудительны только тогда, когда они подрывают такую пропаганду, разоблачая ложь, злоупотребления и беззакония государства.
Наиболее ярко эту реальную цель администрации продемонстрировало длительное тюремное заключение, к которому приговорили на этой неделе бывшего сотрудника ЦРУ Джона Кириаку. Да, назвать Кириаку героическим борцом против пыток нельзя, учитывая то обстоятельство, что во время своих первых публичных разоблачений он сказал неправду о действенности пытки водой. Но он также однозначно осудил такую пытку и другие методы истязаний. И как заявила на этой неделе организация по наблюдению за СМИ FAIR, что бы ни говорили о Кириаку, «единственный человек, которого посадили за политику пыток ЦРУ, это парень, публично рассказавший о них, но не те люди, которые ими непосредственно занимались».
Нет ни одного доказательства того, что его разоблачения нанесли хотя бы какой-то вред. Однако председательствовавшая на этом судебном заседании федеральный окружной судья Леони Бринкема (Leonie Brinkema) – человек надежный в своем подобострастии по отношению к государству – сказала, что она «дала бы Кириаку гораздо больший срок, если бы могла». Как обычно, единственные настоящие преступники у государства это те, кто разоблачает и осуждает его правонарушения.
То же самое случилось с изложенными на страницах New York Times разоблачениями незаконной программы Буша по прослушиванию разговоров граждан без ордера. Не было осуждено ни одно должностное лицо, подслушивавшее американцев без требуемого по закону ордера. Те телекоммуникационные компании, что незаконно сотрудничали с властями, были задним числом освобождены Конгрессом США от юридической ответственности. Единственный, кто пострадал от этого скандала, это чиновник среднего звена из Министерства юстиции Томас Тамм (Thomas Tamm), который узнал об этой программе и рассказал о ней New York Times. Его жизнь была разрушена из-за мстительных расследований.
Война Обамы с разоблачителями не имеет никакого отношения к национальной безопасности. Она также не имеет никакого отношения к наказанию тех, кто наносит стране ущерб, занимаясь шпионажем и совершая предательство.
Но она имеет прямое отношение к уничтожению тех, кто разоблачает правонарушения в высоких эшелонах государственной власти. В особенности она посвящена сохранению у государства возможностей для тайного злоупотребления своей властью, поскольку ведущие эту войну запугивают говорящих правду людей, предотвращают разоблачения нарушений и мешают проведению журналистских расследований. Эта война Обамы с разоблачителями усиливается и разрастается, потому что она не вызывает никаких возражений со стороны Республиканской партии (которая всегда обожала государственную секретность) и демократов (которые обожают все, что делает Обама). Но главной причиной ее усиления является то, что она вызывает очень мало возражений у средств массовой информации, которые (по крайней мере, теоретически) больше всех страдают от происходящего.
ДОПОЛНЕНИЯ
Кевин Гоштола (Kevin Gosztola) из Firedoglake на этой неделе взял интервью у Кириаку и представил массу новых подробностей о выдвинутых против него обвинениях. Среди них раздутое сверх меры заявление о том, что он назвал журналисту имя одного из проводивших пытки людей, а тот сообщил это имя Американскому союзу борьбы за гражданские свободы, чтобы тот подал иск в суд для проведения закрытых слушаний. Стоит почитать материал о том, что делали с Кириаку, который – что бы вы ни думали о его поступке – стал, как пишет Гоштола, «первым сотрудником управления, публично признавшим, что пытки были в США официальным методом работы при администрации президента Джорджа Буша».
Между тем, Тревор Тимм (Trevor Timm) из фонда Electronic Frontier и Фонда свободы прессы (Freedom of the Press Foundation) (в котором я являюсь членом правления) также рассказал о той исключительно агрессивной и неуместной тактике, которую Министерство юстиции использует в поисках источника, рассказавшего New York Times о Stuxnet.
Говоря о склонности администрации Обамы раскрывать секретную информацию в пропагандистских и политических целях, многие сенаторы намекают на свое намерение выяснить, не передавали ли должностные лица из ЦРУ и других ведомств секретную информацию об операции по ликвидации бен Ладена продюсерам фильма «Цель номер один», чтобы повлиять на его содержание и направленность.
