Дебаты продолжаются

Примечание редактора: Ниже приведена четвертая часть дискуссии об отношениях между Россией и Западом, которая началась после публикаций Дэвида Крамера и Лилии Шевцовой в ежемесячной колонке онлайнового издания The American Interest (в частности, их очерка от 21 февраля «Here We Go Again: Falling for the Russia Trap» (И снова мы попались на российский крючок)). 12 марта Томас Грэм (Thomas E. Graham) выступил с ответной статьей « In Defense of a Strategic Approach to Russia» (В защиту стратегического подхода к России). 29 марта в беседу включился Эндрю Вуд (Andrew Wood), написавший «Russian and Western Views of National Interests» (Российские и западные взгляды на национальные интересы). Будут и другие статьи.

Мы с Лилией Шевцовой рады тому, что Томас Грэм ответил на наши недавние статьи собственным материалом, в котором критикует нынешнюю политику США в отношении России и призывает «стратегов» предложить серьезный рецепт для продвижения вперед. До настоящего времени мы писали нашу ежемесячную колонку совместно, однако посчитали, что на статью Грэма нам лучше всего ответить по отдельности, изложив американскую и российскую точку зрения. Тем самым мы хотим нагляднее показать, как подход Грэма влияет на интересы Америки и России, хотя наши комментарии в значительной мере совпадают.

Авторитетный специалист по России с многолетним стажем Грэм один из самых серьезных сторонников «стратегического подхода». Но я считаю, что он самым парадоксальным образом и совершенно непреднамеренно подкрепляет наши доводы.

Давайте начнем с конца статьи Грэма. Он пишет:

Конечно, возможно, что стратегический диалог выявит непреодолимые различия во взглядах, в понимании будущих вызовов и национальных интересов. Он может показать, что соперничество неизбежно будет более характерной чертой российско-американских отношений, нежели сотрудничество. Этого не может отрицать ни один стратег. Но мы, по крайней мере, должны добросовестно постараться и определить, имеется ли основа  для стратегического сотрудничества, прежде чем сдаваться и переходить к отношениям соперничества. Такой исход не будет трагедией – если он нацелен на отстаивание американских интересов.

Но какого рода «стратегический диалог» он имеет в виду? Прочитав его статью, я, признаюсь, не понял этого. «Тот баланс, который мы создадим с Россией, - пишет Грэм в начале статьи, - прорастет на основе сложного набора компромиссов в сочетании со смесью побудительных и отталкивающих факторов по всем тем вопросам, в которых мы взаимодействуем с Россией – либо потому что нам этого хочется, либо потому что мировые события или сама Россия введут эти вопросы в повестку». Это не «стратегический подход» - скорее, это подход тактический и ситуационный.

Более того, в аргументах Грэма неявно присутствует утверждение о том, что Соединенные Штаты прежде никогда не пытались начать «стратегический диалог», хотя это просто не соответствует действительности. Грэм сам, работая в Совете национальной безопасности при администрации Джорджа Буша (я тогда работал в Госдепартаменте), непосредственно участвовал в такого рода начинаниях. Грэм сделал бы полезное дело, если бы вместо выступлений в поддержку такого диалога как чего-то нового и неопробованного, исследовал причины его неудачи, которая постигла этот диалог вопреки всем стараниям и усилиям (его в том числе). Администрация Обамы тоже попыталась провести такой диалог через политику перезагрузки. В обоих случаях, как мне кажется, отношения между Россией и Соединенными Штатами пошли не в том направлении из-за характера путинского режима и его действий по укреплению собственных позиций путем поиска «врага» и за счет шумного антиамериканизма.

Здесь скрывается ключевая причина того, почему неудачу потерпит и следующая попытка завязать стратегический диалог. Причина все та же – характер путинского режима. У этого режима, который основан на коррумпированном авторитаризме и готов на все ради сохранения власти, мало общего с Соединенными Штатами, и уж определенно у него нет с ними общих ценностей, что признает сам Грэм. Путин и его сторонники нагнетают этот антиамериканизм и самым нелепым образом выставляют США в качестве угрозы для России. Делают они это для того, чтобы оправдать свой способ правления со всеми его бесчинствами и злоупотреблениями. Далее Грэм делает предположение, что российская политика работает на благо национальных интересов, хотя на самом деле она работает на благо узких и даже личных интересов правящей клики, которая утрачивает свое влияние, и которую российское общество все чаще рассматривает в качестве нелегитимной. Главный приоритет российского правящего режима - это сохранение власти с целью упрочения позиций Путина. В таких условиях стратегический диалог с Кремлем становится практически невозможным, поскольку американская политика, в отличие от российской, работает на благо тех приоритетов, которые поддерживает значительная часть электората США и которые прошли испытания публичной критикой.

Мы знаем все это, а следовательно, можем не тратить время и усилия на попытки начать новый стратегический диалог, так как нам уже известно, что из него получится в условиях, когда за штурвалом власти в Москве сидят Путин и его приспешники. Неужели Грэм считает, что третья попытка будет удачной? Тогда пусть объяснит, почему.

Я не хочу сказать, что нам не надо вести диалог с российскими официальными лицами, и что нам следует отказаться от поиска областей сотрудничества. Но мне в таких условиях предпочтительной кажется политика времен Буша, которая проводилась по принципу «сотрудничать там, где это возможно, отказываться от сотрудничества там, где это необходимо». Грэм отмахивается от такой политики, называя ее «воинственной риторикой».

Он и сам признает, что будут периоды, когда сотрудничество будет невозможно, а также проблемы, для решения которых не будет никаких шансов. В таких обстоятельствах нам надо искать «пути обхода тех препятствий, которые может воздвигнуть Россия». В определенной мере именно этим и занимается администрация Обамы. Надо ли нам вступать в «стратегический диалог», чтобы определить те вопросы, по которым мы можем договориться, и те, по которым не можем? Мы в основном уже исчерпали перечень тем для сотрудничества, хотя администрация Обамы, похоже, предпринимает очередную попытку по вопросу ПРО, отменив последний этап своих планов по размещению передовых ракет в Европе. Но даже в этом вопросе, как и в работе над новым соглашением по контролю вооружений, нам стратегический диалог не нужен.

Главный аргумент Грэма состоит в том, что Америка своей политикой в отношении России должна демонстрировать «твердую и реалистичную преданность американским интересам». Такая позиция очень схожа с деловым и практичным подходом администрации Обамы, которая рассматривает свою политику перезагрузки в качестве способа для подключения России к решению вопросов в американских интересах. Это Афганистан, контроль вооружений, Иран и так далее. В то же время, движение России в сторону демократии также в американских интересах, и такое движение должно стать одним из главных наших приоритетов, даже если у США будет очень мало возможностей повлиять на конечный результат. Но возникает такое впечатление, что Грэм не придает этому значения. К сожалению, точно так же поступает и администрация Обамы, которая в основном  хранит молчание, наблюдая за тем, как российские власти по всей стране проводят обыски в сотнях местных и иностранных некоммерческих организаций, а также готовятся к проведению политизированных судебных процессов над участниками прошлогодних демонстраций протеста. Пресс-секретарь Госдепартамента Виктория Нуланд (Victoria Nuland) вполне уместно употребила термин «охота на ведьм», описывая происходящее в России. Но что надо сделать для того, чтобы разбудить хранящего молчание американского президента, и заставить его выступить против столь вопиющих нарушений прав человека?

Но я ушел в сторону… вернемся к аргументам Грэма. Он вдается в подробности своего прагматичного подхода, используя слово «компромисс», хотя признает, что у многих в Вашингтоне на компромиссы возникает стойкая реакция отторжения. «Они говорят, что это отказ от принципов ради умиротворения плохих партнеров», - заявляет Грэм. Я, надо признать, не выношу этот термин – «компромисс». Однако Грэм не говорит о том, с кем надо идти на компромиссы и в каких вопросах. Можно предположить, что он оставляет решение этих вопросов участникам его любимого стратегического диалога, хотя я опасаюсь, что судьбы некоторых стран в этом случае будут вверены России, и они попадут в сферу ее влияния. В конце концов, одобрительно отмечает Грэм, администрация Обамы «приняла осознанное решение снизить уровень отношений с постсоветским пространством, особенно с Украиной и Грузией, а также уменьшить накал публичной критики в адрес внутренней политики Кремля, дабы заручиться поддержкой России по договору СНВ-3, по санкциям ООН против Ирана и по северному маршруту снабжения международной коалиции в Афганистане». Эти добросовестные попытки не нашли ответа, и режим сохранил свой антиамериканизм. И я не уверен, что мои друзья из Грузии и Украины считают это хорошим компромиссом. На самом деле, рецепт политики Грэма для крупных держав неизменно приводит к тому, что страны поменьше попадают под колеса поезда, как это было в дни Ялтинского соглашения в 1945 году. Такие дни должны оставаться в прошлом.

Игнорируя соседей России, Грэм также одобряет действия администрации по снижению накала критики относительно внутренней политики Кремля. Здесь мы просто вынуждены согласиться не соглашаться. Я нахожу беспринципным и неразумным оглушительное молчание администрации на самом высоком уровне, которое она хранит на фоне самых суровых со времен распада Советского Союза репрессий в России. Мы рискуем тем, что нас начнут ассоциировать с режимом, чья популярность снижается, как это часто случается с нами в других уголках мира. Неужели мы не извлекли никаких уроков из наших ошибок, в последний раз допущенных на Ближнем Востоке?

И наконец, как могут «стратеги» надеяться на успешное стратегическое партнерство с Россией, когда даже они признают, что у двух сторон мало общих интересов и очень разные ценности – и когда список возможных компромиссов заканчивается? Увы, администрация Обамы пошла на очередную уступку, отменив последний этап программы противоракетной обороны в Европе. По-видимому, Грэм и ему подобные одобрили такой шаг. Что мы можем получить взамен? Согласие на новый договор по сокращению вооружений? По ПРО? Чего мы хотим добиться этим своим заигрыванием?

Грэм, выступая со своих позиций в поддержку стратегического диалога, хочет, чтобы Запад вернулся к прежнему механизму оказания воздействия через программы обменов, деловые контакты и прочие межличностные инициативы. Но разве не этим мы занимаемся 20 с лишним лет? Я поддерживаю такие программы, однако они не могут заменить собой оказание помощи гражданскому обществу и борьбу за соблюдение прав человека.

Что касается закона Магнитского, Грэм выступает против него, и его негативная позиция похожа на то, что мы слышим от Кремля и его сторонников. Закон этот ни в коей мере не «подает русским ложные сигналы о власти закона». Грэм должен спросить себя, почему во время недавнего опроса 36% россиян поддержали закон Магнитского, и лишь 18% выступили против него. Аналогично, многие из рядов гражданского общества России и из оппозиции (на которую Грэм откровенно махнул рукой) поддерживают эту законодательную меру и не считают ее антироссийской, полагая, что она надлежащим образом направлена против коррумпированных и злоупотребляющих своей властью представителей правящего режима. Аргумент Грэма о том, что «у русских возникнет соблазн использовать этот закон для получения конкурентных преимуществ над коммерческими соперниками», это откровенная глупость. Госдепартамент и Министерство финансов США не будут ссориться с российскими бизнесменами, а будут решать, кого включить в список, предусматривающий запрет на выдачу виз и замораживание активов.

А что Грэм хочет предложить взамен закона Магнитского? Он критикует «высокопарную риторику, дающую благородное удовлетворение, и высоконравственное возмущение, которое не оказало почти никакого позитивного воздействия внутри России за последние как минимум полвека». Но затем он также выступает с нападками на конкретные меры, такие как закон Магнитского, которые призваны целенаправленно и конкретно решать проблему серьезного ухудшения ситуации с правами человека в этой стране. Что он сделает взамен? Кто-то может сделать вывод, что он будет призывать хранить молчание и не применять никаких карательных мер. Права человека для «стратегов» это явная помеха и неудобство, и Грэм предлагает Соединенным Штатам «создать впечатление, что Америка воздерживается от активного вмешательства во внутренние дела России, и приглушить нашу публичную критику, сделав исключение для случаев грубого нарушения прав человека». Создать впечатление? То есть, он хочет, чтобы мы продолжали свое вмешательство, пока нас не поймают? И какие случаи он считает относящимися к грубым нарушениям прав человека? Дело Сергея Магнитского в эту категорию не попадает? Пожалуй, такие решения не следует отдавать на откуп «стратегам».

Вместо того, чтобы впустую добиваться проведения еще одного «стратегического диалога», нам следует сосредоточиться на соблюдении принципов, сотрудничая с русскими тогда, когда это возможно. (Мы никогда не говорили, что Россию надо игнорировать.) Но когда Путин и его клика препятствуют международным усилиям по отстаиванию демократических норм, защите прав человека и прекращению зверств и насилия (как в Сирии), они сами превращают себя в маргиналов на мировой арене. И мы в ответ должны активно искать способы действий в обход России или без ее участия.