Политический срез кризиса в США, Европе, Китае и России

Пошел пятый год кризисным явлениям в мировой экономике. Правительства и международные организации делают, казалось бы, все, чтобы положить этому конец. А кризис все не стихает, оборачиваясь новыми и новыми ипостасями к экономикам различных государств. Но кризис имеет не только экономическую, но и политическую плоскость.
 
О США с уверенностью
 
Кризис 2008 года серьезно пошатнул мировые позиции США, но к настоящему моменту они уже практически восстановились и будут еще укрепляться, чего так прямо и не скажешь об уровне благосостояния американского населения.
 
США на входе в кризис в 2008 году находились на пике экономического могущества, стимулируя мировой спрос и вкладывая капиталы по всему миру, обеспечивая тем самым доходность своим инвестициям и распространяя свое геополитическое влияние. Однако моральный авторитет США стремительно падал. Две войны в Афганистане и Ираке, поддержка по всему миру «цветных революций» во время правления Буша вызывали широкое недоверие к американской политике. По всему Ближнему Востоку жгли американские флаги.

Начало кризиса в США совпало с началом президентского срока Обамы, который только сейчас завершился. Поэтому политика Америки за этот период — это политика администрации Обамы: что он сумел и что не сумел сделать. Осенью 2008 года досталось тяжелое и экономическое, и политичe-ское наследство от периода правления Буша. К моменту инаугурации Обамы уже был утвержден первый пакет мер по борьбе с кризисом, рассчитанный, в первую очередь, на спасение крупных банков, которые и являлись, по всеобщему мнению, главными виновниками мирового кризиса. И Обама, несмотря на свои предвыборные обещания проводить экономическую политику в пользу интересов всего населения, ничего с этим уже не мог сделать.

Но на внешнеполитическом фронте он сумел развернуть негативный для Америки тренд на противоположный, объявив «перезагрузку» с Россией и Китаем и несколько остудив пыл американской демократической общественности по вмешательству в дела других стран ради распространения «американских ценностей». Он вывел американские войска из Ирака и обещал и обещает (по крайней мере, до завершения выборов) их вывести из Афганистана. С Китаем на первых порах президентства Обамы складывался чуть ли не «медовый месяц» в отношениях. Шла даже речь о новом формате глобального партнерства G2. С Россией особого сближения не произошло, но разногласия «ретушировались», и обе стороны постоянно подчеркивали свою приверженность «перезагрузке». Исламский мир был восхищен Обамой, и сожжение американских флагов зачастую сменялось восторженными рукоплесканиями.

Но параллельно с этим, как это ни странно, этот период также характеризовался беспрецедентными покушениями на мировое лидерство Америки. Для борьбы с кризисом был создан новый главный формат мирового экономического управления — G20, включавший ведущие развивающиеся экономики. Деятельность этого формата началась с требования кардинального реформирования мировой финансовой архитектуры, в которой США занимают, естественно, ведущее место, так как они были главными ее архитекторами сразу же после Второй мировой войны. Постоянно раздавались требования увеличить квоты развивающихся стран в МВФ. И, главное, так сказать, покушение на лидирующие позиции США в мире — отказаться от доллара в в качестве основной резервной валюты в пользу создания искусственной международной валюты на базе СДР МВФ.

Но это, видимо, был результат психологического шока после первой волны кризиса, виновниками которой являлись американские банки. Другие страны имели моральное право давить на США, а у последних не было достаточных моральных оснований, чтобы давать уверенный отпор. Но первая волна кризиса была с той или иной степенью успешности преодолена. В этом году появились признаки угрозы новой, и никто уже не вспоминает, как рьяно политики, аналитики и СМИ обсуждали вышеуказанные вопросы еще два года назад. Сейчас экономика США уже в отличной форме среди других ведущих держав, даже Китая, для которого новая волна кризиса может обернуться гораздо большими неприятностями, чем для США. Никто уже не покушается на роль США в мировой экономике, и все, даже Китай, согласны с тем, что доллару в настоящий момент нет никакой альтернативы.

Что бы там не утверждал Ромни, в глобальном экономическом плане Обама, не без поддержки конечно ФРС, сумел сохранить бесспорные ведущие позиции Америки и ее авторитет в решении мировых экономических проблем. Но если говорить о внутренней экономической политике, то здесь Обама скорее проиграл, чем выиграл. Он обещал строже спрашивать с банков, с бизнеса и не перекладывать издержки кризиса на население США. Но ему этого не удалось. Банки и крупный бизнес, благодаря помощи государства, достаточно быстро вышли в плюсы и увеличили свои доходы, население же продолжает расплачиваться по кредитам при высоком уровне безработицы. Причем Обама старался выполнить свои обещания. Предлагаемые им меры больше ориентировались на поддержку обедневшего среднего класса. Но эти меры встречали активное противодействие со стороны республиканцев в Конгрессе, а политику стимулирования в большей степени определяла ФРС. Принимаемые им раунды количественного смягчения были ориентированы, в первую очередь, на поддержку инвесторов. Был даже период в 2009–2010 годах, когда жесткость противостояния по этим вопросам вызывала обеспокоенность за безопасность Обамы. Кстати, где-то в то время и проходили сообщения о попытке покушения на его жизнь. В итоге в 2011 году разразились массовые социальные протесты под лозунгом «Захвати Уолл-стрит», которые той же администрацией Обамы были аккуратно, но достаточно жестко введены, мягко скажем, в «правовое русло», что и свело со временем эти протестные настроения практически на нет. Вроде бы кто-то продолжает протестовать до сих пор, но ни американские политики, ни СМИ не обращают на это никакого внимания, не в пример их вниманию к российским протестам.

Но, может быть, именно потому, что Обаме не удалось провести свои социальные обещания, Америка и сохранила, а то и усилила, свои геоэкономические позиции и влияние в мировой экономике, так как спад уровня жизни населения снижает и издержки бизнеса на рабочую силу, что является одним из важнейших конкурентных преимуществ в международной конкуренции. Впрочем, нельзя сказать, что на этом поле Обама окончательно сдал свои позиции. Дебаты о том, за чей счет в первую очередь будет сокращаться астрономический долг Америки — за счет тех, кто беднее, или тех, кто богаче, — не прекращены, а просто заморожены на время — до начала будущего года. Но это уже сюжет следующего политического цикла.
 
О Европе с печалью
 
Что-то не хочется говорить о грустном… Но демократия и адекватное ответственное управление далеко не всегда одно и то же.
 
Европа, Европа… Это самый грустный сюжет. Хотя глобализация происходила под эгидой США, тем не менее, именно Европа была той площадкой, где реально и тактично отрабатывались механизмы глобализации с «человеческим лицом» на региональном уровне. Здесь присутствовали и сильная социальная защита, и высокое качество жизни и стандартов государственного управления (как тогда казалось). При этом страны, тщательно соблюдая свои интересы, через демократические механизмы углубляли интеграционные процессы по всем направлениям и достаточно успешно преодолевали объективные и субъективные, политические, экономические и исторические противоречия. Создавалась впервые в истории империя нового типа, если под таковой понимать форму объединения различных народов в одном государственном образовании.
Многие считают, что мир когда-нибудь станет единым, не разделенным границами, и глобализация — дорога к этому. В Европе отрабатывалась, и довольно успешно, модель построения подобного мира, о котором, можно сказать, издавна мечтало человечество. Незадолго до кризиса были введены должности президента и министра иностранных дел ЕС, что позволило говорить уже о внешней политике не только отдельных стран, входящих в этот союз, но и Европы в целом. У этого международного образования активно проявлялись геополитические амбиции, которые реализовались в рамках таких инициатив, как Средиземноморское сотрудничество, Восточное партнерство, Центральноазиатская стратегия. В общем, Лиссабонский процесс предполагал достижение объединенной Европой мирового лидерства чуть ли не во всех областях. Сейчас в изнуренной долговым кризисом Европе уже (или пока еще?) об этом никто не говорит.
 
Европа, борясь с первой волной финансового кризиса преимущественно на национальном уровне, достаточно успешно его преодолела. Но при этом ряд стран набрали столько долгов, что вплотную стал вопрос о суверенном дефолте и возможном выходе из еврозоны, в первую очередь, Греции. А вслед за ней такая же возможность просвечивается в отношении Испании, Португалии и даже Италии. И здесь вопрос из экономической плоскости выходит в политическую. Должны ли налогоплательщики благополучных стран Европы, в первую очередь Германии, платить за спасение экономик проблемных государств, население которых имело весьма высокий уровень жизни не из-за высокой производительности труда в этих странах, а благодаря стимулированию потребления, дешевым кредитам? Политический поиск ответа на этот вопрос продолжается уже три года, но эффективного решения так и не найдено.
 
В общем, кризис показал все недостатки и несовершенство нынешней конструкции Евросоюза. Для эффективного управления экономикой столь тесно интегрированных друг с другом стран необходим больший уровень централизации экономической политики на надгосударственном уровне. В частности, речь идет о бюджетно-налоговой политике — святая святых для избираемых политиков европейских государств, популярность которых определяется уровнем налогов и бюджетных расходов на социальную политику. То есть еврозоне надо перейти к федеративному устройству по типу США. Сейчас же Европа находится примерно в такой же ситуации в этом плане, как СССР после того, как Горбачев начал передавать союзным республикам полномочия центра. Чем тот процесс завершился — общеизвестно. Пойдет ли Европа по этому же пути — пока неизвестно. Но все больше аналитиков задаются этим вопросом, рассматривая, между прочим, этот вариант как самый апокалипсический для Европы.
 
В принципе, шансов на то, что Европа сумеет структурно-организационно консолидироваться в борьбе с кризисом, сейчас меньше, чем два года назад, когда необходимость этого подхода была уже кристально ясной. Тогда царило редкое для нынешней Европы единодушие президента Франции Николя Саркози и канцлера Германии Ангелы Меркель. Этим тандемом весьма последовательно продвигалась политика сокращения бюджетных расходов, более благоприятная для сглаживания имеющих место диспропорций в бюджетно-налоговой политике между благополучными и проблемными странами Европы. Однако это политика чем дальше, тем больше не устраивала не только проблемные страны Европы, но также США и Великобританию. Она вела к сокращению европейского спроса — важнейшего рынка для экономик этих двух стран. В этом ракурсе весьма интересен один момент в выборной гонке президента Франции. Совсем незадолго до голосования, когда претенденты по опроcам шли практически вровень, в СМИ вылились две порции компромата на Саркози, в частности, о его связях с Муаммаром Каддафи. Один компромат появился в британских СМИ, а другой был выброшен «Аль-Джазирой», которой, как выяснилось, много лет руководил ставленник ЦРУ. Случайно это было или не случайно, но в итоге выборы с минимальным отрывом выиграл Франсуа Олланд, почему-то не выразивший даже тени сомнения в полученном результате.
 
Так или иначе, после этого «локомотив европейской интеграции», как ранее называли Францию и Германию, начал давать существенные сбои. Олланд сразу же после выборов активно заговорил о необходимости впрыскивания дополнительных стимулов в экономику Европы, то есть о том, чего раньше от Европы безрезультатно требовали США и Великобритания. И уже Европа активно этим занялась. ЕЦБ в начале сентября объявил о запуске программы скупки госдолга проблемных стран. Причем интервенции не будут ограничены ни по объему, ни по срокам. Но и от экономии Европа пока не отказывается. Какой это даст конечный результат — пока неизвестно. Но все больше наблюдателей согласны с тем, что уже весной Грецию ожидает суверенный дефолт и ей придется покинуть еврозону. А дальше процесс распада объединенной Европы может принять неуправляемый характер.
 
В пользу последней версии работает все больше и больше факторов. Снижение уровня жизни и социальной защиты способствует росту популярности как крайне левых, так и крайне правых сил, которые выступают убежденными евроскептиками. В Греции жгут немецкие флаги, в Германии раздаются требования «перестать кормить ленивых греков». Брюссельских бюрократов обвиняют в том, что они «зря едят свой хлеб», не принося никакой пользы. Как всегда бывает в пору экономических трудностей, активизируются сепаратистские настроения. Каталония хочет отделиться от Испании, Шотландия от Великобритании, Фландрия от Бельгии. Многие аналитики даже предупреждают о возможности возрождения фашизма в некоторых европейских странах. А министр обороны Швейцарии даже потребовал в конце октября увеличения оборонных расходов, так как опасается наплыва беженцев из проблемных стран Европы в пока еще благополучную Швейцарию, с которым вооруженные силы этой страны могут и не справиться.
 
Также углубляются напряжения между государствами, входящими в еврозону, и странами ЕС, которые в еврозону не входят. С 2014 года Великобритания планирует свернуть свою кооперацию с Европейским Союзом в области юстиции и внутренней политики. И обсуждается возможность референдума о полном выходе из ЕС. Швеция заявила, что не готова вступить в банковский союз ЕС на предлагаемых условиях, так как не собирается платить по чужим долгам. С каждым дополнительным месяцем кризиса пропадает уверенность в евро как в надежной валюте. В Польше уже заявляют, что вряд ли присоединятся к зоне евро, как и планировалось к 2019 году. А Болгария отложила переговоры о введении евро до тех пор, пока не прояснится картина с долговым кризисом. Наверное, можно резюмировать, что шансов на сохранение единой Европы в том формате, в котором она строилась последнее десятилетие, уже не остается. Возможные конфигурации ее развода — тема «горячих новостей» будущего года.
 
О Китае впервые с беспокойством
 
Китай в ходе преодоления кризиса вырвался на качественно новый уровень влияния в мире, но оказался при этом в тисках новых, не знакомых ему ранее вызовов. Сможет ли он найти адекватные ответы — пока непонятно. А потому Китай находится в зоне особых рисков.
 
Китай задействовал мощнейший пакет антикризисных мер, направленных на стимулирование внутреннего спроса, одним из первых благополучно вышел из кризиса. Это помогло ему, с одной стороны, обеспечить существенный рост доходов населения, ускорив здесь формирование среднего класса. С другой — Китай усилил, тем самым, свое геоэкономическое значение, прежде всего в региональном плане, так как экономический рост стран региона переориентировался, в первую очередь, на спрос со стороны китайской экономики, в том числе и потребительский. Кроме того, стабильный профицит внешней торговли позволил Китаю значительно нарастить свое экономическое присутствие практически во всех регионах мира. В том числе и через скупку выгодных активов, как в сырьевых секторах, так и на потребительских рынках в развитых странах. Однако даже несмотря на то, что западные экономики сейчас, как никогда, заинтересованы в китайских деньгах, подобное экономическое усиление Китая не могло не вызвать острой озабоченности развитых стран ущербом для их интересов. Особенно на рынках азиатских стран, наиболее быстро растущих на сегодняшний день.

Новая волна кризиса, исходящая из Европы, уже значительно сказывается на экономическом росте Китая, так как европейский рынок в последние годы стал самым важным для китайской экономики. В отличие от первой волны, уровень заработной платы в Китае уже стал значительно выше и не позволяет столь же успешно играть на дешевизне рабочей силы. Положение усугубляется тем, что меры стимулирования ФРС США и Европейского центрального банка способствуют снижению курсов доллара и евро. Тем самым укрепляется юань, курс которого уже превзошел ранее поставленные рекорды. А это ведет к спаду конкурентоспособности китайского экспорта, снижению доходов от него и еще больше тормозит экономический рост. Новый раунд стимулирования китайской экономики за счет государственных вливаний будет также способствовать росту курса юаня и доходов населения, с одной стороны, стимулируя инфляцию, «пузыри» на внутренних рынках, а с другой — продолжая нивелировать конкурентные преимущества Китая в отношении экспорта.

При этом стоит учитывать трансформацию китайского общества. За последние годы в нем усилились позиции среднего класса. Ввиду политической активности, присущей этой прослойке, снижение уровня ее доходов из-за продолжения торможения экономики может привести к серьезным политическим протестам. Признаки этого уже начинают находить отражение в новостных лентах. Поэтому перед Пекином сейчас стоит непростой выбор: какую модель экономической политики применять далее — экспортоориентированную, принесшую успехи последних десятилетий, или же стимулирования внутреннего спроса, которая позволила успешно справиться с первой волной кризиса. А это вопрос не в последнюю очередь политический — бизнес, предприятия или же средний класс может оказаться главным бенефициаром в том или ином случае. Но этот вопрос уже, видимо, будет решать новое руководство страны, которому будет передана власть на 18-м съезде партии. А пока во внутренней политике взята пауза.

С внешней политикой дело обстоит еще более сложно. До кризиса активно и мирно развивалось экономическое сотрудничество Китая с другими странами Восточной и Юго-Восточной Азии. После первой волны кризиса, как указывалось выше, в этом направлении произошел значительной прорыв — экономики стран-соседей стали весьма сильно зависимы от китайской экономики. А это, видимо, не вызвало особого восторга ни в самих этих странах, ни, тем более, в США, которые до этого рассматривались как доминирующая сила в регионе. Пожалуй, не в последнюю очередь этим объясняется прошлогоднее решение США об усилении военного присутствия в Тихоокеанском регионе за счет сокращения на Ближнем Востоке. И, может быть, именно вследствие этого решения у Китая вошли в активную фазу территориальные споры по принадлежности тех или иных островов чуть ли не одновременно с Филиппинами, Вьетнамом, Японией. США, как всегда, берут сторону «слабых». Суда конфликтующих стран курсируют вокруг спорных островов и к этим рейдам присоединяются корабли военно-морских сил США. Но аналитики пока особо не встревожены, успокаивая себя тесной взаимозависимостью США и Китая в мировой экономике. Сюжет этот, по всей видимости, будет долгоиграющим.
 
О России без особых эмоций
 
Россия, преодолев экономический спад в начале кризиса и преодолевая политическую нестабильность в текущем году, возвращается, в принципе, на свои докризисные позиции как в мировой экономике, так и в политике.

 В России, как и в США, год начала кризиса совпал с годом очередных президентских выборов, но здесь они прошли на полгода раньше, чем в США. Переданная Дмитрию Медведеву Россия находилась в блестящей форме — стабильная, без долгов, с активным притоком капитала. В политике общественное мнение, за исключением маргинальных политических групп, поддерживало формулу тандема. Успешно была проведена операция в Грузии, даже в спорте были достигнуты существенные успехи. Кризис тогда сильно ударил по экономике России. Но она довольно быстро с ним справилась.

Во внешней политике Россия Медведева активно занималась «перезагрузкой» с США, поддерживая ровные, но достаточно отстраненные отношения со всеми другими ведущими игроками. Во внутренней политике на первых этапах вначале царили стабильность и покой, но позже ситуация начала ухудшаться. На Северном Кавказе активизировался терроризм, в стране углубились межнациональные и религиозные трения, усилились преступность и коррупция. Решение Путина вновь избираться президентом, вызвавшее явно негативную реакцию в США и других западных странах, для которых Путин всегда был непростым переговорщиком, в России привело к массовым акциям протеста.

Можно полагать, что главным недостатком тандема стала поляризация элит вокруг двух центров власти и последующая конкуренция между ними, что подрывало властную вертикаль, поощряло безответственность и безнаказанность чиновников на всех уровнях управления с вытекающими отсюда негативными последствиями. Не исчезла поляризация в среде элит и после того, как Путин опять стал президентом. То есть Путин снова столкнулся с необходимостью укрепления своей вертикали власти и демонтажа тех элементов в распределении властных полномочий, которые были присущи периоду конструкции тандема.

В первую очередь, были приняты меры, ужесточающие контроль за протестной деятельностью, в определенной степени нейтрализующие те возможности оппозиции, которые ей были предоставлены последним пакетом либеральных инициатив Медведева в должности президента. Несколько позже стало происходить перераспределение властных полномочий в части управления экономическими процессами от правительства к президенту. При этом наиболее влиятельные министры правительства Путина ушли к нему в президентский аппарат. Все это значительно сужает возможности правительства Медведева влиять на принятие ключевых экономических решений.

Особенно важное значение это будет иметь при решении вопросов, связанных с планируемой приватизацией наиболее ценных активов российской экономики, в участии в которой заинтересованы и ведущие игроки мирового рынка. Можно предположить, что заинтересованность в этих активах и в тех или иных условиях приватизационных сделок как внутренних, так и зарубежных игроков предопределяла и накал политической интриги выборов, и сохраняющуюся активность протестующей оппозиции. Однако, похоже, что полная консолидация власти, а также контроля над процессом приватизации в руках Путина близка к своему завершению. Правительству чем дальше, тем больше придется сосредоточиться на чисто технических функциях.

Большинство наблюдателей признают, что сейчас российская экономика лучше подготовлена к кризису, чем в 2008 году. Зарубежные долги российских компаний — главная угроза первой волны кризиса — находятся на низком уровне. Банковская система функционирует гораздо лучше. Рубль стабилен. Накопленных резервов на случай нового кризиса, по подсчетам, должно хватить на 2–4 года в зависимости от глубины падения цен на нефть. Однако ставка опять делается на стимулирование внутреннего спроса за счет роста доходов населения и, в определенной степени, расходов на ВПК из «нефтяного кармана». Это не способствует трансформации модели экономического роста, уходу ее от нефтяной зависимости, но благоприятствует социальной стабильности.

Во внешнеполитическом плане в новый срок Путина порядок приоритетов заявлен следующим образом. Главный приоритет — постсоветское пространство, за ним Европа, следом Китай и только потом США. В принципе, вполне логично, исходя из географического положения и внешнеэкономических связей России. Если на постсоветском пространстве российская политика при президенте Медведеве переживала период застоя, то сейчас в этом направлении наметилась значительная активизация по расширению евразийской интеграции. Правда, результаты на сегодняшний день далеко не однозначны. Обращает на себя внимание также достаточно холодное отношение Европы к сближению с Россией, чему способствуют скандальные выяснения отношений с несистемной оппозицией. Вместе с тем, отношения с крупным европейским бизнесом подают положительные сигналы, к примеру, сделка BP с «Роснефтью». На китайском направлении обращает на себя внимание осторожное отношение России к расширению экономического сотрудничества на фоне ярко выраженного стремления к этому со стороны Китая. Зато по поводу многочисленных мировых проблем и конфликтов позиции России и Китая постоянно совпадают. Ну, а если говорить про Америку, то отношения здесь находятся в замороженном состоянии до исхода президентских выборов в США, так как любые положительные подвижки в этом направлении вызывают острую критику республиканцев.

Несмотря на апокалипсические прогнозы всяких либеральных центров о политическом будущем России, перспективы этой страны в ближайшей перспективе выглядят достаточно надежно и уверенно. Правда, не очень радужно с точки зрения стремительной трансформации общества и государства, о чем мечтают либеральные аналитики.

Во внешней политике резких движений пока тоже не предвидится, так как в условиях нынешней экономической и политической мировой неопределенности самая логичная политика — политика выжидания.