Когда кто-то упоминает Иран, что сразу приходит вам на ум? Аятоллы, религиозный фанатизм, женщины с закрытыми лицами? А что насчет сексуальной революции? Да-да, все так. За последние 30 лет, пока главные западные СМИ делали упор на радикальной политике Исламской Республики, страна пережила фундаментальную социальную и культурную трансформацию.
Сексуальная революция Ирана необязательно однозначно положительна или отрицательна, но она определенно беспрецедентная. Социальные установки за последние несколько лет изменились настолько, что многие представители иранской диаспоры испытывают шок, когда приезжают в страну. «По сравнению с сегодняшним Тегераном Лондон – консервативный город», - сказал мне недавно знакомый британец иранского происхождения, вернувшись из Тегерана. В том, что касается сексуальных нравов, Иран действительно движется в направлении Британии и США – причем, быстро.
Точные данные о сексуальных привычках иранцев, как и следовало ожидать, получить трудно. Однако значительный объем информации можно получить из официальной статистики Исламской Республики. Сокращение уровня рождаемости, к примеру, сигнализирует о более широком распространении контрацептивов и иных форм семейного планирования – а также об изменении традиционной роли семьи. За последние двадцать лет страна испытала самый быстрый спад рождаемости, когда-либо зафиксированный в истории человечества. Ежегодный темп прироста населения в Иране, тем временем, снизился с 3,9% в 1986 году до 1,2% в 2012-м – и это невзирая на тот факт, что более половины иранцев моложе 35 лет.
В то же самое время, средний возраст вступления в брак среди мужчин за последние три десятилетия вырос с 20 до 28 лет, а иранские женщины теперь выходят замуж в возрасте 24-30 лет – на пять лет позже, чем десять лет назад. Согласно официальной статистике, около 40% людей брачного возраста сейчас одиноки. Уровень разводов, тем временем, вырос в три раза – с 50 000 зарегистрированных разводов в 2000 году до 150 000 в 2010-м. На настоящий момент на каждые семь свадеб приходится один развод, но в больших городах уровень значительно выше. В Тегеране, например, соотношение составляет один развод на каждые 3,76 браков – почти сравнимо с Великобританией, где разводом заканчиваются 42% браков. И нет никаких признаков того, что тенденция замедляется. За последние полгода число разводов выросло, а количество свадеб значительно снизилось.
Меняющееся отношение к браку и разводу совпало с резким изменением отношения иранцев к сексу. Согласно исследованию, процитированному в декабре 2008 года высокопоставленным чиновником Министерства молодежи, большинство опрошенных мужчин признали, что у них были как минимум одни отношения с представительницей противоположного пола до брака. Более того, порядка 13% этих «недозволенных» отношений привели к нежелательной беременности и аборту – эти цифры, пусть и скромные, были бы невообразимы еще поколение назад. Исследовательский центр Министерства молодежи предостерегает, что «нездоровые отношения и моральное разложение – главные причины разводов среди молодых иранских пар».
Подпольная секс-индустрия за последние два десятилетия приобрела популярность. В начале 90-х годов проституция существовала в большинстве больших и средних городов – в особенности в Тегеране, однако секс-работники были фактически невидимыми, они были вынуждены работать в глубоком подполье. Теперь во многих городах страны, чтобы найти проститутку, достаточно просто свистнуть. Секс-работники слоняются по определенным улицам в ожидании случайных клиентов. Десять лет назад газета Entekhab заявляла, что в одном только Тегеране работают порядка 85 000 секс-работников.
Повторюсь, точной статистики по числу проституток в стране нет – глава иранской государственной Организации общественного благосостояния недавно сказал телеканалу BBC: «Некоторая статистика не несет положительной функции для общества; напротив, она имеет негативный психологический эффект. О ней лучше не говорить». Однако согласно доступным цифрам, от 10 до 12% иранских проституток находятся в браке. Это особенно удивительно, если учесть суровое наказание, предусмотренное исламом за секс вне брака, в особенности для женщин. Что еще более удивительно, так это то, что не все секс-работники в Иране – женщины. Недавний доклад подтверждает, что обеспеченные женщины средних лет, а также молодые и образованные женщины в поисках краткосрочных сексуальных отношений, пользуются личными услугами секс-работников мужского пола.
Разумеется, ошибкой было бы утверждать, что традиционные ценности совершенно исчезли. Иранская патриархальная культура все еще сильна, и консервативные ценности по-прежнему поддерживаются традиционными социальными классами, в особенности в провинциальных городках и деревнях. Однако в то же время неверным будет говорить, что сексуальная либерализация набрала обороты лишь среди городского среднего класса.
Итак, что же движет иранской сексуальной революцией? Есть ряд потенциальных объяснений, включая экономические факторы, урбанизацию, новые коммуникационные инструменты, а также появление хорошо образованного женского населения – все это, вероятно, отвечает за изменившееся отношение к сексу. В то же самое время большинство этих факторов имеют место и в других странах региона, которые не переживают аналогичных изменений. Напротив, волна социального консерватизма прокатилась по большинству стран Ближнего востока, тогда как Иран движется в обратном направлении. Так чем же отличается Иран? Парадоксально, но именно пуританское государство – жесткое, оторванное от реальной жизни, посвященное борьбе с «пороком» и продвижению «добродетели» - является двигателем иранского нового либерального периода.
После Исламской революции 1979 года, которая привела к власти аятоллу Рухоллу Хомейни, иранский режим продвигал идею коллективной морали, навязывая жесткий кодекс поведения и вместе с тем стирал грань между частной и публичной сферой. Поддерживание исламского характера страны было одним из основных источников легитимности режима, и соответственно, фактически нет таких аспектов частной жизни, которые бы не регулировались его толкованием исламского закона. И действительно, духовные лица регулярно выпускают фетвы о допустимости тех или иных интимных – иногда просто невероятно – сексуальных сценариев. Однако спустя 34 года преемник Хомейни не смог создать утопического общества – этот факт обнажает моральную и идеологическую несостоятельность режима, который и без того уже борется с экономическим и политическим кризисом.
Эта неприятная правда не скрыта от молодежи в Иране, где измененные сексуальные привычки стали формой пассивного сопротивления. Отрицая навязанные государством ограничения, иранцы, осознанно или бессознательно, ставят под вопрос его легитимность. Между тем, вялые попытки режима противостоять переменам – например, постоянные предупреждения об угрозе, исходящей из «недозволенных отношений», - лишь еще больше отвращают тех, кого они призваны контролировать. Медленно, но верно иранская сексуальная революция истощает идеологический пыл государства, которое завязано на смехотворном представлении утопического общества и основано на хрупких фундаменталистских принципах.
В Нью-Йорке «Секс в большом городе» может быть бессодержательным и банальным, однако в Иране его социальные и политические последствия очень глубоки.