После смерти Чавеса во всех европейских СМИ раздавалось немало голосов, характеризовавших венесуэльского президента как «антизападника», ссылаясь на его позицию, которой он придерживался как глава государства. «Чавес провоцировал западных лидеров», читаем мы в одной парижской газете. И тогда я задал себе вопрос: неужели про Мишель Бачелет напишут то же самое? Про нее так не напишут, а вот про Эво Моралеса напишут.
Но Чавес не говорил ни на каком из индейских языков. Кем же он тогда был для Запада? Фигура венесуэльского президента воплощала в себе всю длинную и непростую историю Латинской Америки, а также сложности, связанные с определением своих политических и культурных позиций в мире. Самое интересное заключается в том, что Чавес говорил о демократии прямого участия и социализме, то есть о понятиях, которые как раз пришли с Запада. То есть, Чавес – это вовсе не Каддафи и не Хусейн. Он говорил на испанском языке и считал себя социалистом.
Так почему же он был «антизападником» именно для западных СМИ? Этот вопрос в свою очередь порождает еще два: можно ли считать прозападной Латинскую Америку, и кто является в Латинской Америке западниками, а кто нет? Не получится ли тогда, что население Венесуэлы состоит из западников и «антизападников»? Очевидно, что венесуэльские индейцы продолжают являться объектом всех мыслимых унижений. Но в США тоже есть индейское население, а президент там – афроамериканец. И при этом это самая что ни на есть прозападная страна.
Вопрос заключается в том, что Чавес разбередил рану, заявив о себе как защитнике угнетенных и униженных, что принесло ему немалые политические дивиденды на международной арене. Чавес не был индейцем, но выдавал себя за одного из них. Он не был чернокожим, но постоянно подчеркивал свою симпатию к ним.
Подобное размежевание оказалось весьма результативным в политическом плане, поскольку ему удалось заклеймить свою оппозицию как господствующий класс угнетателей.
Кроме того, этот господствующий класс обвиняли в расистских взглядах и классовом высокомерии. И дело вовсе не в том, действительно ли существуют расизм и классовое высокомерие. Все дело в том, что сейчас просто нельзя приписывать господствующую роль тем, кого некоторые антропологи и социологи считают «наследниками колониализма».
Когда некоторые интеллектуалы начинают рассуждать о «западниках», то есть о французах или американцах, то создается ощущение, что венесуэльский господствующий класс – это то же самое, что французские поселенцы в Алжире или на Мартинике.
Эта путаница приводит к серьезным искажениям в оценках, как будто у нас было то же самое колониальное прошлое, что и в этих странах, как будто не было гражданских войн и глубинных преобразований, которые привели к тому, что ситуация в Венесуэле значительно отличается от той, что существует в Алжире и на Мартинике.
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Фигура венесуэльского президента воплощала в себе всю длинную и непростую историю Латинской Америки, а также сложности, связанные с определением своих политических и культурных позиций в мире. Самое интересное заключается в том, что Чавес говорил о демократии прямого участия и социализме, то есть о понятиях, которые как раз пришли с Запада. То есть Чавес – это вовсе не Каддафи и не Хусейн.
