Вот уже две с лишним недели Эдвард Сноуден находится в транзитной зоне московского аэропорта Шереметьево. В Москве три международных аэропорта, но в советские времена и в начале постсоветского периода Шереметьево был одним из немногих международных пунктов убытия и прибытия, в результате чего этот аэропорт превратился в легендарный культурный символ.
Международный терминал, известный как Шереметьево-2, был построен в преддверии московской Олимпиады в 1980 году. Конечно, большинство людей, проходивших через этот терминал, не были беглецами, как Сноуден, однако многие из них стали эмигрантами. Для них, как и для Сноудена, аэропорт не был нейтральной территорией. Скорее, это был конечный рубеж, разделявший их жизнь на две совершенно разные части: годы до отъезда, когда у людей было мало возможностей, но было пристальное внимание со стороны государства, и годы после отъезда, когда они получили вожделенную свободу. Шереметьево неизменно появляется в мемуарах и воспоминаниях покинувших Советский Союз эмигрантов. Они писали об изматывающем и унизительном досмотре багажа, о слезах при расставании родственников и друзей, которое усугублялось неопределенностью и мыслями о том, что близкие уже никогда не увидятся.
Когда я впервые поехал в США по студенческому обмену в 1996 году, я наслышался так много историй про Шереметьево, что они сформировали мои ощущения при отъезде. Я попросил какого-то человека сфотографировать меня в транзитной зоне аэропорта, подумав, что мне захочется сохранить этот снимок на память. Транзитная зона это место за паспортным контролем, где, согласно юридической фикции, ты находишься уже за пределами России. Я должным образом подготовился к моменту взлета, найдя в своем аудиоплеере вполне подходящую и полную значения песню. Когда самолет покатился по рулежке, я включил «Wind of Change».
Читайте также: СМИ Финляндии, Сноуден - это такой аттракцион для пассарижов Шереметьево
Спустя несколько месяцев мне пришлось вернуться в Россию прямо посреди зимы. Когда самолет совершил посадку в Шереметьево, меня поразило то, каким убогим выглядело это место. Я заметил мужчину, сгребавшего лопатой снег на стоянке рядом с милицейской машиной, у которой двери были разных цветов, как будто ее вытащили со свалки. Я поскользнулся и упал на снег возле зоны прилета. А когда встал, мои новые американские синие джинсы были все в грязи. В то время моя семья собиралась эмигрировать, и дружелюбный мужчина, беседовавший с нами в американском посольстве в Москве, предложил мне на выбор два варианта. Либо я немедленно возвращаюсь в США, чтобы завершить свой год учебы по обмену (но после этого я должен буду провести два года в России, прежде чем получу право на визу), либо сразу отказываюсь от студенческой визы и уезжаю вместе с семьей, когда она решит покинуть Россию. Я выбрал второй вариант. Когда мужчина вернул мне паспорт, моя американская виза в нем была вычеркнута черным фломастером. Песенные ветры перемен задули в каком-то неправильном направлении: мне показалось, что я навсегда зачахну в России.
Каково это – застрять в аэропорту Шереметьево? Имеется много культурных артефактов советской эпохи, повествующих о том, как трудно покинуть транзитную зону аэропорта, и о случающихся там ужасных казусах. Культовый бард Советского Союза Владимир Высоцкий, например, сочинил в середине семидесятых песню «Случай на таможне» о группе иностранцев, задержанных в Шереметьево при попытке контрабандой вывезти из страны предметы религиозного искусства. У уругвайца изымают два креста пятнадцатого века, а летящему в Вашингтон американцу сверлят зуб, откуда вынимают спрятанную крошечную статуэтку. Пьяный рассказчик тоже боится – что его запрут в вытрезвителе аэропорта.
Также по теме: Один день журналиста выслеживающего Сноудена в Шереметьево
В 1990 году Георгий Данелия снял фильм «Паспорт». В нем два брата настолько похожи друг на друга, что один из них берет у другого паспорт, дабы пройти в транзитную зону Шереметьево и купить там шампанское (купить его в Москве было невозможно), а затем как следует отметить отъезд семьи своего брата в Израиль. С двумя бутылками в руках он пытается вернуться обратно, где его брат заполняет эмиграционные бумаги, но конечно же, его туда не пускают. Ему приходится лететь за границу и нелегально пересекать несколько границ, чтобы вернуться в СССР.
Владимир Путин сказал, что Сноуден должен сам решить, куда он хочет отправиться, и что он не может оставаться в транзитной зоне до бесконечности. Пока Сноуден находится в транзитной зоне аэропорта, он формально за пределами России, и поэтому Россия не обязана его выгонять. Возможно, для Путина предпочтителен именно такой вариант: бездействие с настойчивым провоцированием его недружелюбных американских союзников. Поскольку список стран, готовых рассмотреть просьбу Сноудена о предоставлении убежища, постепенно сокращается (убежище ему на сегодня предлагают только Венесуэла, Боливия и Никарагуа), Сноуден наверняка пока посидит в Шереметьево. Такое бывало и до него: рекорд принадлежит иранской беженке Захре Камальфар (Zahra Kamalfar), которая в 2006-2007 годах провела в аэропорту вместе со своими детьми десять месяцев. Сноудену пока далеко до нее.
Читайте также: Сноуденский сериал
Шереметьево сегодня намного симпатичнее, чем в мои студенческие годы. Но когда я возвращаюсь в Россию, у меня всякий раз возникает леденящий душу страх, что мне не разрешат из нее уехать. Что, если пограничник подкинет мне в багаж какие-нибудь якобы украденные национальные сокровища в качестве предлога для моего ареста? Что, если фотографии в моем российском и американском паспортах будут непохожи одна на другую (на американской фотографии я улыбаюсь, а на российской, как и положено, нет)? Пока что мне всегда удавалось добраться до транзитной зоны – этого успокаивающего пространства, которое для меня означает очередное спасение, а для Эдварда Сноудена может превратиться в длительное заточение.
Как-то раз в конце своей поездки в Россию, куда я приехал после нескольких лет эмиграции в Бостоне вместе со своей семьей, я нервно прошел паспортный контроль, пересек границу и направился в транзитную зону. Когда я ждал свой рейс до Женевы, мне в голову внезапно пришли заключительные слова из новеллы Филипа Рота (Philip Roth) «Пражская оргия». Во времена холодной войны главного героя вышвыривают из коммунистической Чехословакии. Ожидая в аэропорту свой самолет до Женевы, он думает: «Swissair. Самое прекрасное слово в английском языке». Идя к самолету, я истерично захохотал, и смеялся до тех пор, пока самолет не взлетел, а Россия не исчезла позади.
Саша Сендерович - доцент кафедры германских и славянских языков и литературы Колорадского университета в Боулдере.
