В своем недавнем комментарии под названием «Необязательный российско-китайский роман» (The Avoidable Russia-China Romance) Николас Гвоздев (Nikolas Gvosdev) приводит веские аргументы в пользу того, что, несмотря на последние примеры совместной работы между этими двумя державами, устойчивое сотрудничество между ними вряд ли можно считать неизбежным. Гвоздев фокусируют свое внимание на тех путях, которые могут ограничить риск возникновения «Евразийской антанты» (Eurasian entente) в близком к этому термину смысле, и при этом он опровергает тезис, согласно которому подобного рода конфигурация является исторически предопределенной.
Рассмотрение китайско-российские отношений сквозь более широкую временную призму не только подкрепляет вывод Гвоздева, но и дает основание полагать, что историческое развитие, скорее, может привести оба государства к разногласиям, чем к тайному сговору. Последние примеры тактического и дипломатического сотрудничества между Пекином и Москвой показывают, почему Вашингтону следует сохранять открытость для работы с каждой из этих стран, однако подобные инициативы указывают на существующие препятствия на пути к партнерству. Демографическая бомба с часовым механизмом, установленная в XIX веке в тот момент, когда Россия получила часть Маньчжурии, способна привести любой вариант подобного рода брака по расчету к печальному результату.
В длительной китайской истории российское присутствие в Северо-Восточной Азии является недавним развитием. До правления Ивана III, закончившегося в 1505 году, Московия владела всего 3% территории сегодняшней России, и только в 1639 году, в конце европейского века великих географических открытий, российские исследователи впервые достигли берегов Охотского моря. Россия пришла в этот регион в неспокойное время, когда разрушавшаяся Минская династия пыталась сдержать крестьянские волнения и предотвратить волны вторжений со стороны всадников из Маньчжурии, которые в конечном итоге захватили Пекин в 1644 году и основали династию, которая станет известной под именем Цин.
Читайте также: Дальний Восток -«Тень угрозы» бледнеет, настрой к Китаю меняется
В конце XVII века казаки вступали в вооруженные столкновения с представителями Маньчжурии вдоль реки Амур, которая сегодня разделяет Российский Дальний Восток и северо-восточные китайские провинции Хэйлунцзян и Цзилинь. Маньчжурия всегда забирала лучшее у незваных пришельцев, и первый китайско-русский договор, подписанный в 1689 году, включил в состав империи Цин территории к северу от Амура в обмен на доступ российских торговцев на китайские рынки. После этого Россия начала применять хитроумную стратегию свободного перемещения и постепенно продвигалась вперед в те моменты, когда Цинская империя испытывала давление со стороны внешних или внутренних угроз, однако ей пришлось ждать почти два столетия, пока последняя китайская императорская династия не вошла в смертельную спираль, и тогда Россия захватила всю прибрежную Маньчжурию.
В современном Китае то время называется «столетием унижения»: период, начинающийся с британской победы в первой опиумной войне в 1842 году и продолжавшийся по крайней мере до 1949 года, когда Мао Цзэдун провозгласил создание Народной Республики. Начиная с 1850-х годов русские пользовались сложным положением своих соседей и оказывали давление на северные границы империи Цин – от остатков мусульманского Синьцзяна на западе до реки Амур на востоке. Два «неравноправных договора» 1858 и 1860 года передали России больше территории, чем она уступила Маньчжурии два столетия назад, и теперь под ее контролем оказался обширный регион, называвшийся в то время Внешней Маньчжурией. Южная часть полученной территории станет российской провинцией Приморский край, где в 1880 году будет основан город Владивосток (Владыка Востока – Ruler of the East).
В течение столетия после «аннексии Амура» Москвой происходили драматические изменения в политическом ландшафте Северо-Восточной Азии, однако чувство обиды китайцев из-за утраченных территорий не прошло, и это стало существенным раздражителем во время китайско-советского конфликта. Начавшийся идеологический спор между двумя крупнейшими коммунистическими государствами привел к сери пограничных столкновений, наиболее взрывоопасное из которых произошло у одного из притока Амура в 1969 году. За пять лет до этого Мао привел в ярость Москву, когда он в беседе с японским журналистами сказал о том, что большая часть российского Дальнего Востока является украденной землей, и теперь он дал указание китайскому премьер-министру Чжоу Эньлаю настойчиво проводить в жизнь эту подстрекательскую линию в чрезвычайных переговорах с советской стороной. Однако риск развязывания войны сошел на нет, несмотря на провокационную риторику Пекина, однако обида у китайцев осталась, в чем смог убедиться Генри Киссинджер в 1974 году, когда проведение американо-советского саммит по вопросам контроля над вооружениями заставило будущего китайского лидера прочитать лекцию своему американскому гостю о русской алчности.
Также по теме: Китаизация Сибири
На этом фоне, а также с учетом нерешенных пограничных споров Китая с другими соседями представляется удивительным тот факт, что Пекин и Москва смогли уладить все свои территориальные разногласия. Хотя решающий раунд переговоров начался еще до формального распада Советского Союза, непривычно слабая позиция Кремля в переговорах с Китаем способствовала их завершению. Некоторые разногласия относительно западных территорий были сняты с повестки дня после получения независимости государствами Центральной Азии, однако споры о небольших участках земли вдоль границы Маньчжурии были решены в пользу Китая. Китай со своей стороны не стал оспаривать законность «неравноправных договоров» 1858 и 1860 годов и оставил российский Дальний Восток вне сферы разногласий.
Такова, по крайней мере, официальная линия. Хотя Китай в настоящее время не выдвигает никаких претензий на российскую землю, многие в Москве остаются убежденными в том, что Пекин не отказался навсегда от Дальнего Востока. Подпитывает российские опасения фантастический дисбаланс в области населения, а также волна нелегальной иммиграции, в результате которой европейские россияне могут стать там региональным меньшинством. Население северо-западной части Китая составляет 110 миллионов – и 65 миллионов китайцев проживают только в соседних с Россией провинциях Хэйлунцзян и Цзилинь, - и это больше трех четвертей всего населения России, которое в основном сконцентрировано к западу от Уральских гор. Со своим населением в 6 миллионов человек российский Дальний Восток является самым вакантным местом на Земле и становится все более незаселенным, поскольку к демографическому коллапсу в этой стране добавляется еще и отток населения. Со своими запасами нефти, природного газа, угля и леса, этот регион является противоположностью соседнего Китая, поскольку российский регион, обладая богатыми ресурсами, испытывают большую нехватку трудовых ресурсов и капитала.
Хотя Москва и Пекин недавно провели крупнейшие совместные морские учения у берегов Приморского края, Россия продолжает тренировки военных частей, которые, судя по всему, направлены против Китая. Сюда можно отнести в том числе наземные учения 2010 года, задача которых состояла в отражении агрессии неназванного врага, напоминающего Народно-освободительную армию, а также масштабные маневры, состоявшиеся в прошлом месяце. Кроме того, Кремль поддерживает свои проверенные временем партнерские отношения с Индией, а также пытался улучшить отношения с Японией, заклятым врагом Китая. Москва заявляла также о своей готовности обсудить откладываемый со времен окончания Второй мировой войны мирный договор, результатом которого могут быть не только дополнительные инвестиции в расположенные на Дальнем Востоке нефтяные и газовые месторождения, но и создание определенной защиты от экономического и военного давления со стороны Китая.
Читайте также: Красная волна
Очевидно, что идея о марше Китая на Владивосток представляется сильно преувеличенной, однако не так уж сложно представить себе высокопоставленных ястребов, рассуждающих о легитимности российских границ, если у этих двух стран возникнут споры, как это сделали Мао и Чжоу в 1960-х годах (Более свежим примером подобного рода ирредентистской эскалации является сформулированные сотрудниками поддерживаемого государством китайского исследовательского центра сомнения относительно претензий Японии на Окинаву). На самом деле, некоторые искры уже начинают вспыхивать в больших количествах вдали от Маньчжурии: на пространстве от Центральной Азии, где бурно растущая торговля угрожает подорвать влияние Москвы в традиционной сфере ее влияния, до Южно-Китайского моря, где Россия тесно работает с Вьетнамом в области разработки и охраны энергетических ресурсов, права на которые выдвигает Пекин. «В тех частях земного шара, которые являются для них наиболее важными, Россия и Китай в большей степени являются соперниками, чем партнерами», - подчеркивает Джеффри Манкофф (Jeffrey Mankoff).
Обречены на провал попытки Пекина поставить под сомнение одно из своих величайших дипломатических достижений за последние несколько десятилетий за счет возрождения вопроса о договорах 1858 и 1860 года, и это один из доводов в пользу того, что этот вопрос не будет поставлен. В то же время Китай продемонстрировал вызывающую недоумение тенденцию создавать проблемы со своими соседями, и эту стратегию эксперты уже назвали «сдерживанием самого себя» (self-containment). Даже после 2010 года, когда агрессивная позиция Пекина в его ближнем зарубежье привела к значительной и неблагоприятной дипломатической реакции, Китай продолжал оказывать давление и провоцировать. Только в этом году Китай поднял ставки в опасном противостоянии с Токио по поводу островов Сенкаку, а китайские патрули постоянно пересекали контрольную линию в спорных районах на границе с Индией. Китайские националисты в начале XX века неохотно говорили о Маньчжурии, однако теперь они склонны заняться ее обширными территориями – пекинские ястребы все громче заявляют о себе в эпоху сокращения темпов роста экономики, а некоторые из них могут вспомнить российские оскорбления, которые так и не смогли забыть Мао Цзэдун и Дэн Сяопин.
Также по теме: Терпеливый Китай
Излишне говорить о том, что все перечисленное не означает быстрого окончания российско-китайских соглашений и не избавляет Вашингтон от необходимости проведения прагматичной политики, направленной на то, чтобы предотвратить подобное партнерство. Владимир Путин и Си Цзиньпин будут продолжать поиск общих позиций, по крайней мере это будет происходить вследствие разделяемого ими недовольства относительно международной системы, созданной и поддерживаемой Соединенными Штатами и их союзниками. Лесли Гелб (Leslie Gelb), а также издатель журнала National Interest Дмитрий Саймс (Dmitri Simes) отметили в прошлом месяце в газете New York Times, что оба государства «судя по всему, пришли к выводу о том, что в их собственных интересах будет некоторое сдерживание амбиций Вашингтона». Особенно в Совете Безопасности эти две авторитарные державы будут продолжать занимать позиции, отражающие их интерес в ограничении американского влияния и воспрепятствовании тому, что каждый из них считает вмешательством во внутренние дела суверенных государств.
С другой стороны, неумолимые демографические тенденции в Северо-Восточной Азии говорят о том, что любое сотрудничество между Москвой и Пекином будут происходить под облаком, которые может стать более темным, если относительная военная мощь Китай возрастет. Даже если китайские лидеры и попытаются заверить Москву в том, что ее контролю на Дальнем Востоке ничего не угрожает, оба государства, несомненно, понимают, что увеличение роста населения в китайских регионах на фоне сокращение числа российских жителей может в любом случае поставить другую сторону в сложное положение, и при этом давление со стороны националистов в Китае будет налагать ограничения на возможные компромиссы. Путин и Си могут пожимать друг другу руки и улыбаться, однако заложенная между ними бомба с часовым механизмом продолжает тикать – и, если она взорвется, то разделяемые ими подозрения относительно Соединенных Штатов могут оказаться слишком хрупкой связью.
Тейлор Уошберн является юристом; в настоящее время он проходит курс обучения в Школе передовых международных исследований имени Джонса Хопкинса; ранее он был приглашенным профессором в Корейском передовом институте наук и технологий.
