В 1991 году прямо в сердце континентального массива Евразии образовалось новое государство с населением в 48 миллионов душ. Его территории простираются от поросших лесом Карпатских гор, где крестьяне до сих пор обрабатывают землю вручную, через вымощенные брусчаткой города со средневековыми замками и оперными театрами времен Австро-Венгрии, через золотые купола православных монастырей и бесконечные трущобы неопрятных многоэтажек, через теплое море к дымящимся трубам крупнейших заводов в Европе и самым глубоким и темным шахтам.
Эта страна – Украина. Но, несмотря на свои размеры и протяженность, ей не удалось найти свое место в мире. Она часто ассоциируется с проституцией, время от времени восходящими звездами спорта, политиками, которые выглядят, как завсегдатаи ночных клубов и нередко дерутся во время пленарных заседаний. Но после 1991 года наряду с появлением нового государства произошло нечто совсем иного рода: в тот момент родилась новая литература. Во времена СССР украинские интеллектуалы, которые вели активную борьбу за свой язык, часто подвергались гонениям: в советский период более 500 украинских авторов были расстреляны или брошены в тюрьму по обвинениям в национализме. Теперь украинский язык приобрел статус официального государственного языка, а русский оказался в меньшинстве. Новая украинская литература отчаянно пытается найти себе место в мировой культуре, и – в отличие от политики – в этом смысле Украине есть чем гордиться.
Путь современной украинской литературы начинается с чудовищной рвоты в одном из московских переулков. Отто фон Ф, герой романа Юрия Андруховича (Yuri Andrukhovych) «Московиада» (1993), в последние дни существования советской империи ушел в запой (пиво, шампанское, водка, денатурат и мадера), пытаясь в пьяном угаре найти себе место в психотическом городе сумасшедших монархистов, террористов и воров, разглагольствует о великих символах российского величия: «Это город тысячи и одной камеры пыток. Город архитектуры большевистской империи с высотными призраками народных комиссариатов. Он умеет только поглощать».
Читайте также: Украине нужен собственный миф
Отто – поэт и студент из Украины, который живет в общежитии гигантского, зубчатого Московского государственного университета, выстроенного в неоготическом стиле, и который ощущает, как «советская империя медленно трещит по швам, как расползаются ее республики и народы, приобретая независимость и вес». Если прежде украинские писатели писали о великой столице со страхом и благоговением, то герой романа Андруховича плюет на ее тротуары: само его имя, Отто фон Ф, подчеркивает его европейское превосходство над варварским российским Востоком. Это своего рода переворачивание преобладающего отношения России к Украине, которую первая считает менее цивилизованной.
«Малороссия» - именно так многие русские прежде называли Украину, говоря словами Ивана Бунина, русского поэта, получившего Нобелевскую премию в 1933 году, который относился к Украине с восхищением и в то же время несколько покровительственно: «У Малороссии нет истории… Есть только прошлое, песни, легенды о нем, - какая-то вневременность». Украинский язык долгое время считался языком фольклора и сельской местности, языком безграмотных крестьян, которые верили, что в ручьях живут красивые русалки, пьющие человеческую кровь, верили в духов, прячущихся в сыре, и в волшебные яйца. Амбициозные писатели переметнулись к доминирующему языку: к примеру, ранние свои стихи Гоголь писал на украинском языке, но, когда он решил покорить Санкт-Петербург, он переключился на русский.
Теперь же «Московиада» провозглашает превосходство Украины. Кульминацией романа становится рвота Отто: «Наконец вы извергаете из себя всю эту Москву, вы взрываетесь неудержимо, беззаветно, радостно». Эта рвота является одновременно культурным и историческим актом, актом избавления от желудочного сока российской и советской империй, освобождения, после которого можно отправиться на станцию и сесть в душный поезд, направляющийся в родную страну, которая скоро обретет независимость.
Родина Андруховича – Западная Украина, бывшие внешние границы Австро-Венгерской империи, которые отошли к СССР в 1939 году. До Холокоста и до прибытия советских войск в этих городах говорили на нескольких языках: немецком и идише, польском, венгерском и украинском. Там родились такие австро-венгерские писатели, как Пауль Целан (Paul Celan), Йозеф Рот (Joseph Roth) и Садер-Мазох (Sader-Masoch), писавшие на немецком, гениальный Бруно Шульц (Bruno Schultz), писавший на польском, кроме того это место стало родиной Баав-Шем-Това (Baal Shem Tov) и хасидизма. Центры Львова, Черновцов, Ивано-Франковска и Ужгорода до сих пор выглядят как Вена в миниатюре. В своих автобиографических эссе Андрухович вспоминает, как он рос на потертых и в то же время элегантных улицах в стиле art nouveau, где согбенные старики до сих одевались так, будто они собирались на прием к императору Францу-Иосифу. Он впервые попробовал спиртное и поцеловался в развалинах австро-венгерских замков, сама архитектура которых становилась нитью, связывавшей его с миром, находящимся за пределами железного занавеса. «Иногда мы мечтаем о Европе, - говорит Отто фон Ф в финале «Московиады», - по ночам мы приходим на берег Дуная. Кажется, мы что-то припоминаем: теплые моря, мраморные ворота, горячие камни, южные лозы, одинокие башни».
Также по теме: Как русская литература сформировала русскую общественную мысль
Но когда постсоветский украинский писатель наконец оказывается в Европе, выясняется, что далеко не все настолько однозначно. В романе Андруховича «Извращение», продолжении «Московиады», героем снова стал поэт, который очень напоминает Отто фон Ф, только повзрослевшего. Он уезжает из Украины и становится панъевропейским авантюристом, который постоянно меняет имена и паспорта, говорит на полудюжине языков и в конце концов мистическим образом погибает во время Венецианского карнавала. Вместо того чтобы найти себя, украинский писатель оказывается в положении, когда Европа его поглощает. В своем эссе под названием «Из какого вы языка?» Андрухович вспоминает, как французский литературный агент говорил ему, что, если он хочет добиться международного успеха, он должен изменить свое тяжеловесное имя на что-то, более близкое европейскому уху, и писать не на маргинальном украинском языке, а на одном из мировых языков.
«Украинский выбор – это выбор между небытием и существованием, которое вас убивает», - пишет Оксана Забужко в своем дебютном романе «Полевые исследования украинского секса», опубликованном в 1996 году. Несмотря на то, что роман написан в жанре потока сознания, он вот уже более десяти лет занимает верхние строчки в списках украинских бестселлеров: это первый украинский роман, в котором смешались бурный секс и размышления о национальной философии и который был написан бесстрашной женщиной.
Героиня этого романа (имени у нее нет) преисполнена лингвистического патриотизма и желания вознаградить многих замученных и расстрелянных украинских поэтов прежней эпохи за принесенные ими жертвы. Она вспоминает героя-мученика украинской поэзии Василя Стуса, который погиб в советском лагере в 1985 году. «Мой народ, к тебе я возвращаюсь, и в смерти я найду свою судьбу», - написал Стус незадолго до своей смерти. Эта та история и та миссия, которая является отражением собственной судьбы Забужко. В сентябре 2012 года я слушал, как Забужко – вместе с поэтами из Украины, Германии, Дании, Австрии и Швейцарии – читала свои стихи на литературном фестивале «Меридиан» в Черновцах, главная цель которого заключалась в воссоединении Украины и европейского культурного мира. Одно из чтений состоялось на местном рынке под открытым небом. Это было грязное, шумное и многолюдное место, где широкоплечие женщины в спортивных костюмах Adidas и деревенских платках продавали китайскую мебель, кухонную утварь, самогон, живых поросят и поддельные мобильные телефоны. Сцену для поэтов установили прямо посередине рынка. Когда Забужко вышла на сцену, она пожаловалась на то, что со всех сторон звучала российская поп-музыка: «Я надеюсь, сейчас мы сможем переключиться с российской попсы на украинскую поэзию».
Читайте также: Казаки - возвращение защитников Украины
Потом Забужко начала читать свои стихи: она читала их так, будто это было колдовское заклинание, то завывая, то впадая в экстаз. Сначала рыночные торговцы растерялись. Поэзия? Здесь? Затем они стали прислушиваться, жуя семечки и выплевывая кожуру. Бабушка, торговавшая фруктами, подошла к Забужко и вручила ей небольшое ведро земляники. Я проследовал за этой бабушкой к ее прилавку: стихи Забужко о среднем классе, городском страхе вызвали у нее лирические воспоминания, и она начала напевать отрывки украинских народных песен и стихов. «Я совсем забыла о поэзии, - сказала эта пожилая женщина. – А ведь я так много всего знала, когда ребенком жила в родной деревне».
В своем романе «Полевые исследования» Забужко признается в том, что ее миссия ожесточила ее. Пока героиня романа путешествует по миру, переезжая от одного международного литературного семинара к другому, побуждаемая желанием доказать всему миру, что украинский язык еще жив, ее изнуряет необходимость постоянно отвечать на один и тот же вопрос: «Украина? Где это?» Даже в Киеве господствующее положение занимает русская культура, а не украинская: ее самые знаменитые писатели – будь то Булгаков в XX веке или Курков в XXI – пишут на русском языке. Когда Забужко познакомилась с одним провинциальным украинским художником, ей показалось, что она наконец нашла свой идеал – настоящего украинского мужчину, который так же как и она, с головой ушел в украинскую культуру, первого человека, которому ничего не нужно объяснять. Сначала героиня ее романа чувствует себя невероятно счастливой, однако их отношения быстро становятся физически и психологически мучительными, а секс – оскорбительным и невыносимым. Когда героиня пытается помочь своему украинскому любовнику построить карьеру в Америке, он оказывается слишком медлительным, чтобы добиться там успеха. На ее теле остались шрамы и ожоги, а на душе – пустота: роман с «идеальным украинцем» доводит ее до нервного срыва.
«Почему она с этим мирится?» – недоумевают ее американские друзья (они имеют в виду мужчину, но мы понимаем, что это относится также и к Украине в целом). «Нас воспитывали мужчины, которых имели со всех сторон во все места, – отвечает она. – Позже этих людей снова обманули, поэтому они делали с нами то же самое, что другие делали с ними». В «Полевых исследованиях» жестокий любовник становится средоточием исторических трагедий Украины: его отец сначала попал в нацистский, а потом советский концлагерь, и его долгое время преследовало КГБ. По некоторым оценкам, в XX веке около 14 миллионов человек погибли на Украине в результате чисток, Холокоста и искусственно вызванного голода. Когда героиня Забужко поднимает вопрос рождения ребенка, художник бросает ей в ответ: «Рабы не должны рожать детей».
Также по теме: Кавказская тема в литературе
И Забужко, и Андрухович родились в 1960 году, долгое время вращались в кругах диссидентов в конце советской эпохи, и им обоим было немногим за 30 в 1991 году. Их работа, тем не менее, содержит в себе ростки положительного национального проекта, а их миссия заключается в том, чтобы найти язык, подходящий для исследования прошлого Украины и формулирования ее настоящего. Сергий Жадан относится к более молодому поколению. Он родился в 1974 году, и в момент краха Советского Союза ему было всего 17 лет. Герои Жадана – это вовсе не измученные поэты и интеллектуалы, борющиеся за культуру своей страны. Это преступники, корпоративные рабы, проститутки и неудачники. В его стихотворении «Лукойл» полукриминальные торговцы нефтью приходят на могилу своих коллег, чтобы поднять за них тост:
«Когда они стоят над гробом
и вытирают скупые слезы и сопли о свое
дольче и габбана,
и ху...чат хэннеси
из одноразовой посуды.
Вот так, Коля, - говорят, - вот тебе и откат.
На бескрайних просторах оффшора
мы, как дикие гуси осенью, падаем в холодные
плесы забвения, со шротом в печенке».
«Cмерть - территория, где не ходят
наши кредитки,
смерть - территория нефти,
пусть она смоет его грехи».
Героями историй Жадана становятся подростки и молодые люди 20-ти с небольшим лет – первое постсоветское поколение, которое перемещается по стране: футбольные хулиганы, ковыляющие после поножовщины по бескрайним железнодорожным путям, торговец наркотиками, толкающий свой товар в Ялте и случайно попадающий в ночлежку, где множество татар спят прямо на полу, а также в поместье, где секта бывших проституток поет евангелистские гимны. Путь героев Жадана всегда внезапно обрывается либо жестокими нападениями, либо арестом. Его герои – это поколение людей, которое движется неизвестно куда и зачем, колесит по стране без какой-либо цели.
Читайте также: Путин рассказал, насколько прочно духовное единство России и Украины
Этот тревожный мотив является отражением тяжелой болезни постсоветской Украины. Ни одному лидеру или движению не удалось создать для этой страны прогрессивную, позитивную идеологию. При президенте Кучме (1994-2005) политика государства (если это вообще можно назвать политикой) заключалась не в том, чтобы учиться самим что-то производить, а в том, чтобы откачивать финансовую помощь с Запада и газ – с Востока. Во время «Оранжевой революции» в 2004 году многим на мгновение показалось, что Украина наконец готова сделать выбор в пользу проевропейского, западного пути. Однако «революцию» быстро свернули, и в 2010 году Украина выбрала своим президентом Виктора Януковича.
Будучи подростком, Янукович сидел в тюрьме за кражу и разбойное нападение. Он плохо владеет украинским и предпочитает простонародный русский, сажает в тюрьму своих политических оппонентов, чем он уже успел оттолкнуть от себя как Россию, так и Запад. «Куда движется Украина? Чего она хочет?» - Запад уже начал раздраженно жаловаться. Один из рассказов Жадана представляет собой серию зарисовок, сделанных на границе между Украиной и Евросоюзом, где находится группа печальных потрепанных украинских контрабандистов вместе с томимыми любовью молодыми людьми, отчаянно пытающимися пересечь призрачную Шенгенскую границу, чего им так и не удается сделать. «Мы не здесь и не там, - говорит героиня Забужко. – Европе удалось заразить нас яростной лихорадкой личного желания, веры в «да, я могу», но мы так и не смогли построить основу для этой веры, те структуры, которые могут поддержать это «я могу», поэтому мы уже целую вечность барахтаемся на дне истории».
Несмотря на жесткий реализм Жадана, Забужко и Андруховича, в работах этих трех писателей присутствует отчетливо заметная магическая линия. В последних абзацах и строфах реалистических историй Жадана часто появляется образ автора, который поднимается с улиц, чтобы взглянуть на все сверху: души только что застреленных гопников поднимаются над трамвайными путями Харькова; мрачное стихотворение о серийном убийце, орудующем на улицах промышленного города, вдруг превращается в рассказ о демонах, пришедших прямо из темных лесов украинского фольклора. «Московиада» Андруховича, как и его более поздние романы, насквозь пропитана реализмом, но внезапно, ближе к концу, ее герой, сам того не осознавая, оказывается в фантазийном мире ночных кошмаров, где ему встречаются гигантские крысы и подземные дворцы. Жестокий любовник из «Полевых исследований» пишет картины, на которых он изображает языческие силы - «ведьм в диком танце, исполняющих обряд встречи Весны». В Гарварде героиню посещает видение, в котором Украина представляется ей иррациональной противоположностью расчетливому Западу.
Также по теме: Русская литература готовит великие сюрпризы
Современные украинские писатели – это бескомпромиссные латиноамериканцы Европы, которые смешивают магический реализм с домашним насилием, фольклором и мафией. И если вы пристально приглядитесь к великим литературным классикам, родившимся на Украине, но писавшим свои труды на других языках, вы заметите, что им тоже присуща эта сюрреалистическая традиция: Гоголь, писавший на русском языке, ввел в русскую литературу украинский фольклор, сначала посредством своих «Вечеров на хуторе близь Диканьки» с их чертями, помогающими молодым парням добиваться расположения красивых девушек, а затем в своих «Петербургских повестях», в которых по столице бродят призраки чиновников. Украинский фольклор трансформировал иудаизм, населив хасидские истории джиннами и летающими раввинами. Израильский классик Аарон Аппельфельд (Aahron Appelfeld), который вырос в Черновцах и получил образование в Германии, вспоминает, как его няни и слуги пели и рассказывали ему сказки на украинском языке. Возможно, именно через нянь и слуг украинский фольклор проник в похожие на галлюцинации образы булгаковских говорящих котов и дьяволов, прогуливающихся по улицам коммунистической Москвы, и таяние гостиничных потолков у Йозефа Рота, которое герой воспринял так, будто это было самым заурядным происшествием в мире.
Украинское восприятие живого фольклора, где фантастическое плотно переплетается с повседневностью, на протяжении многих столетий тайно преобразовывало европейскую литературу. Сегодня Старая Украина обретает новый голос: «Самое интересное, - пишет Андрухович, - всегда происходит на краю».
