Atlantico: Недавно Владимир Путин дал интервью Associated Press. Большинство французских СМИ пришли к выводу, что президент изменил свою точку зрения и готов поддержать вмешательство в Сирии, если ему предоставят убедительные доказательства применения химического оружия. Как обстоят дела на самом деле? Действительно ли внимательный анализ этого интервью позволяет прийти к таким заключениям? Отражает ли эта интерпретация наше восприятие России?
Жан-Сильвестр Монгренье: Это явно поспешные выводы. В интервью Associated Press Путин изображает «добрую волю», чтобы тем самым придать видимость объективности позициям российской дипломатии. Москва — союзник Дамаска, причем этот союз не сводится к одним лишь известным нам материальным и геостратегическим интересам (контракты на поставку оружия и военно-морская база в Тартусе). Таким образом, Россия вот уже больше двух лет покрывает все действия Башара Асада. Некоторые не раз пытались убедить себя, что российская дипломатия откажет в поддержке Асаду. Но этого так и не произошло. Мы недооценили мощь и реваншизм российской стороны в целом и Путина в частности.
Суть российской позиции нередко представляют через стремление укрепить положение Москвы на переговорах с Западом. Другими словами, речь идет о торге. Из этого подхода следует, что политика — это всего лишь иная форма экономики, и что, как это обычно бывает в коммерческих сделках, все стороны могут прийти к взаимовыгодному соглашению. Тем не менее, этот торгашеский и утилитарный подход оставляет без внимания особенности политики как человеческой деятельности: стремление к могуществу, обозначение врага, применение военной силы и т.д. Здесь нужно вспомнить об ушедшем от нас 20 лет тому назад Жюльене Фрейнде (Julien Freund) и его «Сущности политики» (Essence du Politique): политика не сводится к предвыборным соглашениям и парламентским комбинациям, огромную роль в ней играет стремление добиться могущества.
— Россия поддерживает режим Башара Асада и вместе с Китаем препятствует в Организации объединенных наций формированию коалиции для вмешательства в Сирии. Запад по большей части недооценивает планы России на международной арене?
Жан-Сильвестр Монгренье: Россия строго говоря не в состоянии предотвратить формирование международной коалиции, однако вмешательство в таком случае все равно будет осуществляться без резолюции Совета безопасности ООН. Отметим, что право не ограничивается одной лишь законностью. Кроме того, право вето постоянных членов Совбеза создает возможности для политического произвола, что также противоречит праву. В сирийском вопросе Россия является не поборницей права, а участвующей стороной, которая готова пойти до конца. Поэтому Москва препятствует работе Совета безопасности и пренебрегает долгом каждого его постоянного члена. В таком случае легитимность становится выше законности. Раз мы оказались в исключительной ситуации, а право бессильно, то нужно переходить к действию.
Кроме того, Запад поначалу переоценил международные планы России, а затем начал убеждать ее, что договориться с ним в ее же интересах, если вспомнить о соседнем Китае. Это суждение легло в основу американской политики «перезагрузки», которая также получила свое отражение в НАТО и ЕС. Постепенно Россия должна была встать на сторону Запада. Ни о чем подобном сегодня речи уже не идет. «Евразийская» Россия и ее руководство стремятся стать третьей силой на международной арене, и западные лидеры, по всей видимости, сейчас это понимают. У нас, конечно, до сих пор находятся люди, которые утверждают, что мы недостаточно активно ведем «диалог» с Москвой, хотя та уже два года не дает дипломатической работе сдвинуться с мертвой точки. На самом деле, это всего лишь способ оправдать бездействие международного сообщества.
Филипп Миго: Я бы не сказал, что Запад недооценивает планы России на международной арене. Он прекрасно понимает, что она вернула себе глобальный статус великой державы, с которой нельзя не считаться. Запад попросту отказывается принять во внимание ее интересы и признать, что она вновь вернулась в мировую политику.
Это возвращение России вызывает беспокойство Запада, потому что Москва предлагает экономическую и политическую модель, которая привлекает все больше государств. Это альтернатива переживающей не лучшие времена ультралиберальной модели. Кроме того, пока Россия остается мощной державой, она не дает погибнуть перспективе многополярного мира. Американцам же это совершенно не нужно. И хотя Франция на словах тоже выступает за многополярный мир, на примере нашей внешней политики мы с вами прекрасно видим, что наши правительства неизменно ориентируют нас на США.
— Каковы сегодня реальные козыри России на международной арене?
Филипп Миго: Россия может похвастаться относительно хорошим состоянием экономики в том плане, что у нее нет большой внешней и государственной задолженности. Она обладает колоссальными запасами нефти, газа, урана и угля. Таким образом, у нее есть целый ряд экономических преимуществ, которые позволяют ослабить последствия глобализации. Кроме того, в России полным ходом идет восстановление промышленности, в этот сектор сейчас вкладываются немалые средства. Российская экономика медленно, но верно движется в сторону модернизации и подъема.
Что касается военной мощи, Россию больше нельзя назвать державой первого плана, за исключением разве что ядерных сил. Тем не менее, она разрабатывает самое высокотехнологичное оружие, в том числе ракеты земля-воздух. Поставки такого оружия в Иран и Сирию могут позволить этим странам защититься от любого вмешательства Запада. Эти ракеты делают вмешательство по косовскому сценарию просто немыслимым. Поэтому подобное оружие становится для Кремля мощным рычагов воздействия на дипломатическом уровне.
Жан-Сильвестр Монгренье: Россия представляет собой некую критическую массу на международной арене и обладает мощными позициями в международных институтах (в первую очередь это относится к ее статусу постоянного члена Совбеза ООН), однако основы ее влияния далеко не так прочны. С энергетической мощью России по-прежнему нельзя не считаться, однако изменения на рынке углеводородов не замедлили сказаться на ней. Финансовые ресурсы от экспорта нефти и газа не поспособствовали развитию экономики с опорой на новые отрасли, а наследственный авторитаризм оказался контрпродуктивным (борьба за доходы от сырьевой ренты, коррупция, плохой деловой климат и т.д.). У страны нет какой-то сильной идеи, которая могла бы привлечь к ней внимание за границей, а имеется одно лишь стремление любой ценой сохранить статус-кво и антизападная реваншистская риторика. Однако такая политика недостойна великой державы. В ее мировоззрении ощущается неудовлетворенность, а ее дипломатия прочно удерживает старые позиции, что может принести ей определенные дивиденды. В целом, России по силам создавать проблемы другим, но она все же вряд ли является настоящей державой, которая может открыть окно возможностей и моделировать соотношения сил на мировой арене в зависимости от динамического представления будущего.
— Россия отстаивает свои интересы, когда защищает Башара Асада, или же эта позиция отражает стремление «утереть нос» Западу? Видит ли Россия что-то, что не замечают другие?
Филипп Миго: Государства не подчиняются детской логике. Если дело Депардье и можно рассматривать как некий «кукиш» в сторону Запада, то в случае Сирии Россия защищает свои интересы точно так же, как мы защищаем наши. Россия действительно видит кое-что незаметное для нас, то, что мы попросту не хотим видеть, потому что это неполиткорректно. Речь идет о том, что арабская весна обернулась катастрофой и нигде не принесла демократии. В Тунисе к власти пришла близкая к «Братьям-мусульманам» партия, а салафиты совершают политические убийства. В Ливии воцарился хаос, страна оказалась на краю пропасти, близкие к «Аль-Каиде» радикальные движения проявляют себя все сильнее. Египет вплотную подошел к гражданской войне...
Россия неизменно твердила, что арабская весна приведет к катастрофе, тем более что все это происходит неподалеку от ее собственных границ.
Жан-Сильвестр Монгренье: Позиция России выходит за рамки защиты ее интересов в Сирии и регионе. Более того, она даже поставила под угрозу то немногое, чего ей удалось добиться в Персидском заливе и в мусульманском мире в 2000-е годы (Москва воспользовалась поддержкой Эр-Рияда, чтобы добиться статуса наблюдателя в Организации Исламская конференция). Ее главная мысль заключается в том, чтобы заявить о себе, выступая против, возглавить направленный против Запада фронт несогласных. Российскому руководству нужна Америка, чтобы вернуть себе радости холодной войны, по крайней мере, в символическом плане. Кроме того, не стоит забывать, что в умах и мировоззрении нынешних российских лидеров холодная война представляет собой великую эпоху: «советская Россия» была в тот момент на пике мощи. Нам ни в коем случае нельзя недооценивать роль страстей (неудовлетворенные желания, горечь, стремление взять реванш) в политике и международных делах. Поэтому все гораздо серьезнее намерения «утереть нос». Международная арена — это не школьный двор.
Россия скорее погрязла в отрицании, а не видит нечто недоступное другим. Российская риторика сводится к утверждениям насчет распространения радикального исламизма на территории от Сахары и Сахеля вплоть до Кавказа, что, по ее мнению, должно служить оправданием ликвидационной политики. Из этой ограничительной логики следует, что суннитский ислам представляет собой некое монолитное образование во главе с Саудовской Аравией, Катаром и Турцией. Тем не менее, достаточно лишь взглянуть на последние события в Египте, чтобы понять, что никакого единого суннитского мира на самом деле не существует: внутренние разногласия в мусульманском мире и геополитические конфликты не ограничиваются одним лишь расколом по линии шииты-сунниты. Что касается Ирана, еще одного союзника России в регионе, это одна из главных движущих сил исламизма и терроризма. Но это ничуть не беспокоит Москву. Наконец, режим Башара Асада в свое время помог исламистам из «Аль-Каиды», которые переходили через сирийскую границу, чтобы сеять хаос в Ираке после свержения Саддама Хусейна. Стоит ли напоминать о содействии сирийского режима ливанским террористам и его союзе с «Хезболлой», которая признана террористической организацией США и Европейским Союзом? Франции, ее дипломатам и военным, журналистам и простым гражданам, довелось на собственной шкуре испытать последствия коварной игры сирийского режима в регионе.
Возвращаясь к восприятию России, нужно отметить немалое число геополитических последствий в различных зонах и усиление присутствующих на сирийской территории радикальных исламистских групп: мы все это себе прекрасно понимаем и видим. Но разве в таких условиях вообще могло быть иначе? Виной тому Асад и начатые им кровавые репрессии. Лежит ответственность и на России с ее поддержкой сектантского режима, чей «светский» характер на самом деле состоит лишь в том, что он набирает последователей за пределами алавитских кланов и играет на этническом и религиозном расколе. Наконец, колебания Обамы и выжидательная политика Запада допустили эскалацию конфликта, как в горизонтальном (географическое распространение), так и в вертикальном плане (усиление радикальных настроений). Мы имеем дело с тем, что Макс Вебер называл парадоксом последствий: последствия нашего бездействия приводят к ситуации, которой мы стремились избежать этим самым бездействием. Короче говоря, нам пора прекратить отступать, иначе все станет только хуже.
— Во время конфликта в Ливии Россия воздержалась на голосовании в ООН, что создало условия для вмешательства. В итоге победители не выразили ей ни малейшей «признательности». Получается, сегодня Россия придерживается политики «этого больше не повторится»?
Жан-Сильвестр Монгренье: Россия действовала из самых лучших побуждений, но была слишком наивна... Хитрый Запад обвел ее вокруг пальца... Но больше этого не повторится! Это один из основных аргументов, которые используют российские дипломаты и официальные лица. Решение воздержаться на голосовании по резолюции 1973 17 марта 2011 года связано скорее со скрытым соперничеством Путина и Медведева. После принятия резолюции Путин выступил с критикой президента и «крестового похода» Запада. Таким образом, он использовал свойственное исламистам выражение, чтобы демонизировать военное вмешательство Запада. В целом, подобная жалобная риторика не должна быть свойственна великой державе, которая уверена в себе и стремится утвердить свои ценности.
Филипп Миго: Россия вовсе не против любого вмешательства: ей нужно, чтобы оно было оправдано и решено на основе консенсуса. Она не согласна с вмешательством в Сирии, потому что оно противоречит международному праву. Если насчет вмешательства будет консенсус, а само оно получит мандат Совета безопасности Организации объединенных наций, это кардинальным образом изменит расклад. Ни для кого не секрет, что США и ряд европейских стран неоднократно нарушали международное право и устав ООН во времена, когда Россия ничего не могла с этим поделать: речь идет о Косове, американском вмешательстве в Ираке в 2003 году и т.д. Сегодня Москва в силах выступить против этого и дает это понять.
— У России есть средства, чтобы осуществить свои планы?
Филипп Миго: Кремль уже стал ключевой фигурой в поиске выхода из сирийского кризиса, что можно рассматривать как первый успех. В целом, мне кажется, что Россия сейчас вновь вступает в переходный период, начинает движение к прогрессу. Этот процесс никогда не проходит безболезненно, иначе просто не бывает, но у Москвы есть средства, чтобы довести до конца экономическую реформу, продолжая работать и расширять инвестиции. И если у России получится добиться поставленных целей, она станет державой первого плана, ключевым игроком на международной арене.
Филипп Миго (Philippe Migault), сотрудник Института международных и стратегических отношений, специалист по партнерству России, Франции и Европы.
Жан-Сильвестр Монгренье (Jean-Sylvestre Mongrenier), доктор геополитики, преподаватель истории и географии, сотрудник Французского института геополитики.
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Государства не подчиняются детской логике. Если дело Депардье и можно рассматривать как некий «кукиш» в сторону Запада, то в случае Сирии Россия защищает свои интересы точно так же, как мы защищаем наши. Россия видит кое-что незаметное для нас, то, что мы попросту не хотим видеть, потому что это неполиткорректно. Речь идет о том, что арабская весна обернулась катастрофой и не принесла демократии.
