Rzeczpospolita: Можно ли назвать 17 сентября 1939 года началом конца польских Восточных Кресов (польское название территорий нынешних западной Украины, Белоруссии и Литвы, некогда входивших в состав Речи Посполитой, — прим. ИноСМИ)?
Даниэль Бочковский (Daniel Boćkowski): Началом конца следует назвать 23 августа — день подписания пакта Молотова-Риббентропа. Решение начать войну было принято, на самом деле, именно тогда. Это был символический первый шаг, а 17 сентября было уже довершением. Восточные Кресы вновь попали в советские руки, хотя казалось, что этого уже не будет.
— В фильме «Катынь» есть сцена, в которой люди, бегущие с запада, встречают на мосту людей, бегущих после 17 сентября с востока. Такие ситуации действительно случались?
— Это выглядит символично, но картина была шире. Действительно, некоторые люди, которые помнили советскую армию, бежали. На восточных рубежах помнили 1920 год и то, что тогда происходило. Немцов воспринимали в то время иначе, чем сейчас. Были моменты, когда люди двигались и в ту, и в другую сторону, с удивлением смотря друг на друга: «ты что, с ума сошел, там ведь еще хуже!» Это касалось и еврейского населения, часть которого двигалась на восток, надеясь, что под советской оккупацией им будет безопаснее. Были и те, кто, увидев, что происходит на советской стороне, возвращались на немецкую.
— Ситуация на востоке после 17 сентября везде выглядела одинаково?
— Все зависело от того, какие именно войска входили, были ли на конкретной территории отступавшие немцы или только советская армия, присутствовали ли там сильные коммунистические организации, которые зачастую встречали Красную Армию с распростертыми объятиями и возводили для нее приветственные арки. Гродно стал ареной боев, Белосток оказался вначале в руках немцев, а затем они его подарили СССР, во Львове ситуация отличалась по-своему.
Читайте также: Пакт Гитлера и Сталина как белое пятно в сознании
— Но какая-то общая система все же была?
— Входя на эти земли, Советский Союз старался полностью разрушить существовавшее там общественное устройство, восстановить друг против друга национальные меньшинства, бедных и богатых, используя это для уничтожения государственных структур. Этот механизм был общим.
— Сдавшийся Львов не избежал такой участи?
— Ее не избежал ни один город. Советские войска приносила с собой советские порядки. Они стремились как можно быстрее ликвидировать структуры польского государства, чтобы нанести удар по интеллигенции, по всем тем, кто ассоциировался с этой системой, а на освободившемся месте устроить свой режим. В этом плане в разных городах происходило одно и то же.
— Правда ли, что часть евреев радовалась приходу советской армии?
— Беженцы, в том числе евреи, активно прибывали в восточные регионы и в основном оседали в городах, рассказывая, что происходит по другую сторону. Больше всего радовались бедняки и коммунисты. Среди них были и евреи, и белорусы, и украинцы, и поляки. Некоторые просто считали, что с новой властью можно наладить хорошие отношения. Благодаря специальным отделам, агентам, проникавшим на польскую территорию, советской стороне удавалось устраивать торжественные встречи своей армии. Сохранились также воспоминания и рассказы, в частности, еврейских беженцев. Когда они увидели, что в Белосток после немецкой входит советская армия, они подумали, что кошмар, который им довелось пережить, больше не повторится. Это было если не повсеместное, то очень частое явление. Как и то, что в 1941 многие люди радовались, когда на территории, находившиеся под советским контролем, пришли немцы.
— Когда на востоке начались аресты?
— Сразу, в первый же день. Необходимо было разрушить структуры польского государства, поэтому каждая часть получила приказ задерживать польских военных офицеров, государственных служащих. День, два, три, неделю после вторжения люди продолжали исчезать при загадочных обстоятельствах: их вызывали на беседы или просто ловили на улице. Точно так же действовали немцы, особой разницы здесь не было. Только немецкая армия чаще расстреливала людей, а советская, пытаясь прагматично «разрабатывать» территорию, чаще сажала людей в тюрьмы, подвергая там пыткам и допросам.
Также по теме: Волынская трагедия
— Поляки помогали русским?
— Смотря какие, какие поляки. Для значительной группы — интеллигенции, рабочих, людей, которые помнили, как выглядел советский режим в 1920, вторжение Красной Армии было шоком, чрезвычайно тяжелым моментом. Пока война шла только с одним врагом, можно было надеяться, что мы будем защищаться, что остаются какие-то шансы. 17 сентября мечтам пришел конец, люди вспомнили о разделах Польши. Каждый, кто осознавал, кто такие большевики, понимал, что начнется. И это были не только поляки. Значительная группа ассимилированных национальных меньшинств тоже подозревала, чем все закончится. Нельзя сказать, что радовались и все евреи: многие прекрасно сознавали, что русские отберут у них имущество, фабрики, все, что у них есть. Все были подавлены, ожидая результатов вторжения. Ясно было одно: государство уничтожается и может уже никогда не возродиться.
— Как выглядели действия советских войск на занятых территориях?
— Вначале входили отряды, которые занимались созданием администрации. Это были разные люди, насильно согнанные в армию, офицеры, учителя. Администрация опиралась на коллаборационистов, то есть местных коммунистов и бедняков. Спустя некоторое время для работы на этих территориях свезли огромную массу людей из отдаленных регионов Советского Союза. Им совершенно не хотелось сюда приезжать, советская пропаганда изображала Польшу как бедную и несчастную страну, ужасное место. Когда прибыли «свои», от коллаборационистов начали избавляться — их изгоняли или арестовывали. Они были нужны для уничтожения государства, а не для управления им.
— Что произошло с польскими чиновниками?
— Они оказались вне закона. Польские интеллигентские структуры следовало переместить на самый низ социальной лестницы. Учителей выгоняли из школ, советская система не нуждалась в польской интеллигенции и уничтожала официальные структуры.
— Как выглядела ситуация в городах?
— Города были переполнены людьми, там оказались тысячи беженцев. Не хватало пищи, мест для ночлега, расцвела спекуляция, подпольная торговля, преступность — как в любой стране, которая охвачена войной. На работу принимали по национальной и партийной линии, хотя через некоторое время оказалось, что без поляков обойтись не получится.
Читайте также: Позор с серпом и молотом
— Когда появились первые списки лиц, подлежащих депортации? Как они составлялись?
— Большинство представителей интеллигенции были арестованы. У советской стороны были свои разведданные и документы, захваченные в польских ведомствах. Первые официальные списки появились на рубеже ноября и декабря 1939 года, а первые высылки начались еще в октябре, когда случайно пойманных беженцев отправляли вглубь сегодняшней Белоруссии и Украины. Списки дополнялись и корректировались в соответствии с решениями Москвы (по поводу численности депортируемых). К январю все было практически готово. Потом списки тщательно проверялись, чтобы выяснить, например, все ли семьи живут по указанным адресам. На февраль планировалась депортация, а потом составление новых списков для высылки в апреле и июне 1940 года.
— Каков был масштаб депортации?
— Обычно говорят о четырех основных волнах: февраль, апрель, июнь 1940 и июнь 1941. Кроме этого следует учесть переселение беженцев в 1939 году, деревенских жителей из Украины на территорию современной Молдавии, несколько тысяч человек, которые сначала были арестованы, а потом были высланы в лагеря. К этому нужно добавить людей, задержанных при нелегальном переходе границы, пленных. Согласно документам, четыре основных этапа депортации затронули 330-350 тысяч человек. Но если принять во внимание вышеперечисленные группы, то тех, кому пришлось насильственно пересечь границу, будет уже 600-700 тысяч.
— Какие были условия?
— Хуже всего было в феврале 1940: люди замерзали и умирали в вагонах. В апреле вывозили только семьи с детьми, в свою очередь, в июне людей убивал уже не мороз, а жара и жажда. Все зависело от начальника эшелона. Некоторые составы доезжали относительно нормально, а были и такие, где число жертв оказывалось огромным. Такова была советская действительность: в бумагах можно было указать, что в пути людям следует дать хлеб и воду, но откуда их было взять? Каждый этап депортации был разным, но все они были трагическими.
— Наши знания о судьбах польского востока кажутся до сих пор недостаточными. Почему так вышло?
— В 90-е годы был момент взрыва интереса к судьбам поляков на востоке. Символом нашего освобождения из-под гнета Советского Союза было возвращение правды войне, депортациях, Катыни. Тогда были средства на исследования, издавались сотни, если не тысячи, воспоминаний, рассказов очевидцев. Но, хоть это звучит жестоко, тема вышла из моды. Люди пресытились ей, она перестала вызывать у них эмоции. Между тем многих вещей выяснить так и не удалось: для этого нужно поработать с советскими архивами, там ими занимается мало ученых, а нам россияне давали доступ к источникам недолго. Одновременно в какой-то момент закончились средства на исследования. Мы уже даже не снимаем фильмов о войне. Возможно, придет еще пара картин о Варшавском восстании, а потом и эту тему спишут в утиль.
