Неужели в последнее время люди вдруг стали чаще заблуждаться? А, может, честных людей стало больше? Так или иначе, но за последнее десятилетие количество ученых, которые вдруг стали публично признавать ошибочность своих научных работ, увеличилось десятикратно, причем ценность многих исследований ставится под сомнение лишь после громких скандалов, связанных с научной недобросовестностью, куда входят плагиат, подделка изображений, прямая подтасовка данных да и много чего еще.
Вот, представьте себе: коллега, начальник, подчиненный, а то и вовсе посторонний человек сильно подозревает чью-либо научную работу в фальсификации. В результате перед ним возникает дилемма – промолчать или донести об этом? В последнем случае появляются большие риски и трудности. Некоторым осведомителям удается доказать свою правоту и двигаться дальше. В последнее время активизировались также и анонимы, которые сливают информацию по электронной почте и на форумах. В своей статье журнал "Nature" предлагает вниманию читателей истории трех человек, которые пытались проявить бдительность. Кому-то из них повезло, кому-то нет, но, так или иначе, потенциальным осведомителям здесь есть, чему поучиться.
Про аналитика
Итак, социолог Ури Саймонсон (Simonsohn) из Пенсильванского университета в Филадельфии называет себя не осведомителем, а скорее специалистом в области поиска и анализа данных. Он занимается проблемой принятия решений и для этого целый день перелопачивает горы архивной информации, изучая цены на недвижимость, протоколы аукционов, данные о приеме в колледжи и т.д. Именно это занятие, считает Саймонсон, вынудило его выискивать сомнительные научные исследования в области психологии. “Экспериментаторы проверяют гипотезы с помощью t-критерия Стьюдента и идут дальше, – говорит он. – Но тот, кто работает с архивными данными, привык проверять данные еще тщательнее”.
Именно эта его привычка к тщательному анализу информации сработала, когда летом 2011 года он вдруг наткнулся на исследования двух ученых – Дирка Смистерса (Smeesters) из Университета Эразма в Нидерландах и Лоуренса Санны (Sanna) из Мичиганского университета в Энн Арбор. Полученные ими результаты оказались чересчур хороши, в них содержался избыток больших эффектов и статистически значимых результатов. В исследовании Санны Саймонсон заметил, что в одном из экспериментов, где добровольцев разделили на группы, были получены результаты со странно схожими стандартными отклонениями. А в работе Смистерса Саймонсон заметил подозрительно низкую частоту круглых цифр и необычное сходство между многими средними значениями. “Если интенсивность шума невелика, а данные слишком надежные, то они не могут быть реальными, ведь, считается, что в реальных данных должны существовать ошибки”, – добавляет он.
И вот Саймонсон решил проверить свои подозрения, он повторял эксперименты множество раз, чтобы показать, что результаты, полученные Смистерсом и Санной, на самом деле неправдоподобны. Потом Саймонсон проанализировал другие работы упомянутых авторов и обнаружил все ту же историю. Тогда он решил сравнить их результаты с результатами других психологов, которые занимались той же самой темой.
Саймонсон связался с обоими авторами. В течение нескольких месяцев он методично отбрасывал альтернативные версии, объясняющие найденные им расхождения, пока, наконец, не был вынужден сделать следующий вывод: Смистерс и Санна подтасовали данные. Тем не менее Саймонсон не стал тут же их обвинять. Он стал общаться с обоими учеными в частном порядке, а также с их соавторами, просил у них исходные данные, изложив свою обеспокоенность и пытаясь выяснить, не мог ли кто-нибудь посторонний (например, студент или научный сотрудник) данные подделать. “Я был совершенно непредвзят, – говорит он. – Я исхожу из той гипотезы, что если человек называет себя ученым, то использование фальсификации совсем не в его интересах”.
В конце 2011 года Саймонсон узнал, что Университет Эразма, к которому он до этого обращался, начал расследование. Более того, Саймонсону сообщили, что по его сигналу к процедуре расследования приступил и Университет Северной Каролины в Чапел-Хилле, где Санна проводил свою научную работу. И вот вам результат: к лету 2012 года Смистерс и Санна уволились со своих должностей, а некоторые из своих работ признали ошибочными. До сего времени Смистерс заявлял, что вообще никогда не подделывал данные, а использованная им практика широко распространена в той научной сфере, где он специализируется. Однако в ответе журналу Нейчур Смистерс от дальнейших комментариев отказался. Ни Санна, ни университет, в котором он выполнял свою работу, никак не прокомментировали его отставку (Санну мы не смогли застать, чтобы взять у него комментарий).
Когда Саймонсону напомнили о том, что своими стараниями он зарубил научную карьеру двум ученым (т.е. Смистерсу и Санне), Саймонсон немного помедлил и ответил так: “Я не жалею об этом. Ведь если я участвую в тех же конференциях и публикуюсь в тех же самых журналах, что и эти люди, то я не могу смотреть сквозь пальцы на мошенничество [этих исследователей]”. А психолог Джо Симмонс из Университета Пенсильвании, наоборот, стал восхищаться честностью и чувством долга своего коллеги – Саймонсона то есть. “Он не мог поступить по-другому”, – заявляет Симмонс.
Саймонсон надеется, что другие психологи тоже пойдут по его пути и будут настаивать на проведении реформ, призванных остановить научное мошенничество; неплохо, например, для начала потребовать, чтобы ученые публиковали исходные данные, тем самым делая их более доступными для бдительных ищеек. Саймонсон хотел бы, чтобы ученые с самого начала экспериментов предоставляли более подробную информацию (анализируемые данные, предполагаемые размеры выборки). Такие меры, конечно же, помешают нечестным на руку исследователям использовать утонченные способы фальсификации данных (например, продолжение опытов до тех пор, пока не будут получены нужные значения), которые, по мнению Саймонсона, буквально наводнили психологическую литературу.
Осведомительская деятельность Саймонсона тоже привлекла к себе внимание. Он уже получил около десятка предложений с просьбой провести расследование нескольких случаев фальсификации данных, причем эти предложения поступают обычно не со стороны ученых, а от тех, кто боится фальсификации, скажем, результатов выборов в США. Но Саймонсон не соглашается. Он не любит втягиваться в ненужные споры и отметает всякие обвинения в том, что он якобы ведет охоту на ведьм, поскольку охота на ведьм, по мнению Саймонсона, означает всего лишь волюнтаристское использование ошибочных диагностических тестов и не имеет ничего общего с его, Саймонсона, тщательным расследованием.
“Кто-то подумает, что он делает свою работу ради славы, но она его раздражает”, – говорит Симмонс. Со своей стороны, Саймонсон надеется, что все больше людей будут считать его не стукачом, а всего лишь “человеком, который тщательно проверяет данные”, и прибавляет: “Этой репутацией я был бы очень доволен”.
Про донкихотство
В 1999 году специалист по радиационной биологии Хелен Хилл из Университета медицины и стоматологии Нью-Джерси в Ньюарке уже подумывала о скором уходе на пенсию, как вдруг, в один прекрасный день, оставшись в лаборатории, она решила заглянуть в чашку Петри своего коллеги. Дело в том, что в сотрудничестве с одним из своих подчиненных Холл изучала так называемый эффекта свидетеля, т.е. влияние клеток, подвергшихся внешнему воздействию (в данном случае радиационному облучению), на поведение соседних клеток, не подвергшихся радиационному воздействию. В общем, Хилл уже обучила постдока Анупама Бишайи технике проведения эксперимента и всего лишь хотела посмотреть, как он с этим справился. Но, по словам Хилл, на пластинках ничего не было, хотя Бишайи позднее сообщил о наличии клеток на этих пластинках.
И вот все последующие четырнадцать лет Хилл пыталась разоблачить, по ее словам, научную недобросовестность Бишайи. Однако ни университетские советы, ни Служба исследовательской добросовестности США (ORI) ее не поддержали; к тому же она проиграла два судебных иска. Более того, ей пришлось заплатить несколько тысяч долларов за юридические услуги и потратить уйму времени на внимательное изучение более чем тридцати тысяч документов. Она чуть не лишилась работы. И все же Хелен Хилл, которой сейчас 84 года, совсем не намерена отступать. “Если человек может, то он обязан поступать по справедливости”, – говорит она.
После первого исследования Хилл и еще один постдок решили втайне повторить эксперименты Бишайи и сфотографировать полученные им в инкубаторе культуры. Когда Бишайи сообщил о результатах своего эксперимента, Хилл и ее коллега обвинили его в фальсификации и поставили в известность университетский комитет по научной добросовестности.
Но они проиграли. Во время следствия ее коллега признал, что он передвигал чашки Петри, с которыми работал Бишайи, прежде чем их фотографировать. Эти действия комитет расценил как потенциальную фальсификацию доказательства. А Хилл заявила, что при проверке культур в чашке Петри, принадлежавшей Бишайи, она использовала чужой микроскоп. В результате комитет решил, что Хилл не смогла предоставить достаточных доказательств в поддержку своей правоты.
Однако Хилл и не подумала ставить точку, ведь Бишайи опубликовал свои результаты в статье, где Хилл упомянута в качестве соавтора, а в 1999 году его научный руководитель Роджер Хауэлл использовал данные Бишайи для того, чтобы поддержать заявку на получение гранта Национальных Институтов Здоровья (NIH). Хилл обратилась к федеральным следователям из ORI, которые провели небольшое статистическое исследование данных Бишайи. По мнению Хилл, полученные выводы свидетельствуют о подделке, а одна из следователей ORI Кей Филдз посчитала, что данное дело заслуживает тщательного расследования. Однако вышестоящая инстанция не согласилась с доводами Филдз, отчасти потому, что данные, предоставленные самой Хилл, сами по себе тоже являются сомнительными. В конечном итоге ORI посчитала, что достаточных свидетельств недобросовестности Бишайи не имеется.
Хилл продолжала ходатайствовать перед своим университетом и ORI о пересмотре этих данных. Между тем Филдз заявила, что почувствовала себя обязанной сообщить Хилл о другой возможности – подать в суд от имени государства (с помощью иска “qui tam”). В соответствии с Законом США о фальсифицированных требованиях (False Claims Act) любой гражданин, обладающий информацией о мошенничестве или другой незаконной деятельности, имеет право подать такой иск от имени американского правительства и получить вознаграждение. Дело доктора Хилл как раз подпадало под действие данного закона, поскольку имел место факт выдача гранта NIH.
Однако по мнению директора проекта по исследованию научной недобросовестности при некоммерческом Национальном центре осведомителей (National Whistleblower Center) в Вашингтоне, округ Колумбия, Дэвида Льюиса, использование иска “qui tam” может оказаться рискованным делом. Например, ранее он уже подавал два таких же иска (они не имели отношения к доктору Хилл), и оба дела оказались проигранными, поэтому Льюис вообще не рекомендует данную стратегию. В случае с доктором Хилл процесс затянулся на годы и стоил ей 200 тыс. долл. США, которые пошли на оплату судебных издержек. “Не думаю, что мои дети слишком обрадовались из-за того, что я потеряла так много денег, – говорит она, – но я просто чувствовала, что обязана довести дело до конца”.
В октябре 2010 года судья окружного суда Нью-Джерси Деннис Кавана вынес решение в пользу Бишайи и Хауэлла, охарактеризовав судебный поединок доктора Хилл как “битву поистине донкихотского размаха, которая в конечном итоге должна прекратиться”. В октябре 2011 года Хилл воспользовалась последней предусмотренной законом попыткой для подачи апелляции, но опять проиграла. Тем не менее она считает, что ее деньги не пропали даром, поскольку на начальной стадии судебного процесса она получила доступ к документации лаборатории Хауэлла за десять лет.
Получив эту информацию, она объединила силы вместе со специалистом по статистике Джоэлом Питтом из Georgian Court University (Лейквуд Тауншип, штат Нью-Джерси). Они плотно поработали над данными, которые зафиксировал Бишайи, когда работал с аппаратом, подсчитывающим клетки. Кроме того, Хилл вместе с Питтом собрали большой массив контрольных данных, полученных другими исследователями, которые использовали те же самые аппараты. Питт проанализировал частоту младших разрядов каждого из полученных значений, которые должны были иметь случайное распределение, но данные Бишайи, судя по всему, тяготели к вполне конкретным величинам. Питт посчитал, что вероятность такого варианта меньше, чем 1 на 100 млрд. По мнению Хилл, все понятно: Бишайи подделал данные.
Сейчас доктор Хилл вместе с Питтом пытается – правда, пока безуспешно – опубликовать результаты статистического анализа, а затем предать гласности свои обвинения. Роберт Джонсон (глава учреждения, в котором Хилл сейчас работает и которое теперь является структурным подразделением Ратгерского университета) в своем пространном письме, адресованном в июле доктору Хилл, предупредил ее о том, что ее действия могут привести к “дополнительным дисциплинарным взысканиям, вплоть до увольнения”.
В своем письме журналу Нэйчур Хауэлл выразил разочарование в связи с тем, что понадобилось столько времени для пересмотра вопроса, несмотря на то, что факт правонарушения установлен не был. Бишайи не ответил на просьбу журнала Нэйчур дать свои комментарии. В то же время Филдз заявил следующее: “Я восхищаюсь мужеством доктора Хилл при отстаивании своих убеждений, однако вряд ли можно назвать благоразумным ее стремление довести дело до конца в течение столь долгого времени и с такими большими издержками ”.
Однако Хилл все равно готова идти дальше. “Я хочу довести дело до конца, – говорит она. – Это становится для меня почти навязчивой идеей”.
Про анонима
В способах работы, которые используются анонимными доносителями, нет ничего нового. Но с 2010 года некто, работающий под псевдонимом “Клэр Фрэнсис”, вышел на новый уровень. “Она” или “он” (или “они”, поскольку многие полагают, что под данным псевдонимом скрывается целая группа единомышленников) разослал сотни электронных писем в редакции научных журналов, посвященных наукам о жизни, и сообщил о предполагаемых случаях плагиата или подделки данных. Немногословные, подчас загадочные заявления Клэр Фрэнсис привели к тому, что кое-кто был вынужден признать свою работу ошибочной, а кто-то получил дисциплинарное взыскание. Но редакторы журналов сочли, что многие из получаемых от Клэр Фрэнсис сообщений ни к чему не ведут.
Как бы мы ни относились к Клэр Фрэнсис, но она затронула следующую тему: реакция научных журналов на анонимки, а число таких сообщений будет и далее расти, поскольку в наше время появились интернет-сайты, на которых любой человек может публично выложить свои претензии к той или иной научной работе.
Старший исполнительный редактор журнала The Lancet и бывший вице-председатель британского Комитета по этике публикации научных статей (Committee on Publication Ethics – COPE) Сабина Клейнерт окрестила резкое увеличение количества анонимных комментариев выражением “феномен Клэр Фрэнсис”. Как сообщила эта самая Фрэнсис, она разослала по электронной почте письма почти ста различным редакторам. Некоторые из редакций, которые согласились ответить на вопросы журнала Нэйчур, заявили, что их редакторы обычно получают от этой Фрэнсис по нескольку сообщений. Так, например, исполнительный редактор Proceedings of the National Academy of Sciences (Труды Национальной академии наук) Диана Сулленбергер заявляет, что около 80% из получаемых редакцией обвинений в научной недобросовестности прислала именно Фрэнсис. А научное издательство Wiley заявило, что в 2011 году имя Фрэнсис стояло на более чем половине всех запросов о возбуждении расследования.
По мнению главного редактора Biochimica et Biophysica Acta Ульриха Брандта, анонимность создает людям неудобства. “Нужно задаться вопросом о мотивации осведомителей, – говорит он. – Необоснованное обвинение в научной недобросовестности само по себе тоже способно нанести вред и может стать одной из форм научной недобросовестности как таковой”.
К 2011 году анонимная осведомительница Клэр Фрэнсис все больше стала разочаровывать редакторов журналов, поскольку многие из ее сведений не подтвердились. “Я готов потратить время, чтобы ознакомиться с сообщением анонима, но я не люблю тех, кто крадет мое время”, – заявил главный редактор Lipids Эрик Мерфи. Более того, по мнению г-жи Сулленбергер, многие из обвинений со стороны Фрэнсис являются косвенными и потому ими трудно руководствоваться, необходима конкретная информация, а не косвенные намеки.
Некоторые редакции журналов предупредили Фрэнсис, что не склонны рассматривать ее анонимки в приоритетном порядке в ущерб другим заявлениям. А в сентябре 2011 года Рой Кауфман, возглавлявший на тот момент юридический отдел издательства Wiley, выслал ей электронное письмо, в котором сообщил о том, что издательство “не гарантирует ей, что все полученные от нее анонимные обвинения будут рассмотрены”. В свою очередь Фрэнсис обнародовала данное письмо, породив тем самым дискуссию о том, как именно нужно относиться к анонимным жалобам.
Однако в течение двух прошедших лет точка зрения редакторов несколько изменилась. В феврале нынешнего года COPE разработала принципы, руководствуясь которыми следует “отвечать анонимным информаторам”. И хотя Фрэнсис по имени не упоминалась, именно ее-то и имели в виду в первую очередь, когда разрабатывали принципы работы с анонимами, считает нынешний председатель COPE Вирджиния Барбур, добавив, что “редакторы чувствовали себя виноватыми и расстроенными, не понимая, как нужно к этому подходить”. И вот COPE сообщила им, что “все заявления…, в которых содержатся конкретные и подробные доказательства, должны быть расследованы” независимо от того, кто их прислал. Однако шеф-редактор журнала Blood Анна Траджетт заявила, что ее журнал все равно рассматривает электронные письма Фрэнсис лишь выборочно. По ее словам, не все анонимные заявления трактуются одинаковым образом. А по словам пресс-секретаря Хелен Брэй, издательство Wiley вообще выработало свою собственную практику расследования жалоб.
Редакторам не только не импонирует анонимность это самой Клэр Фрэнсис, но и методы ее работы. По словам представителя Elsevier Тома Реллера, кое-кого раздражает не то, что Клэр Фрэнсис – это псевдоним, а тот факт, что псевдоним – это Клэр Фрэнсис. Некоторым не нравится агрессивный тон высказываний Фрэнсис и ее стремление к недостижимым целям. “Когда мы официально сообщаем, что некоторая конкретная жалоба не имеет под собой никаких оснований, то зачастую эта самая Клэр Фрэнсис с нами никак не хочет соглашаться”, – говорит исполнительный редактор издательской группы Нэйчур Вероник Кермер.
По мнению Вирджинии Барбур, тактика Фрэнсис – плохой пример для прочих анонимщиков. Понятно, что к любой анонимке относятся с недоверием. Однако, если осведомитель хочет, чтобы к его сообщению отнеслись с должным вниманием, то он должен в вежливой форме предоставить точную и подробную информацию. Но как раз этого пресловутая Фрэнсис иногда и не делала.
Однако, по мнению Фрэнсис, критики скатываются к частностям, упуская главное. И поэтому, отвечая на вопрос о ее тоне, Фрэнсис написала в ответ следующее: “Какая-либо эмоциональность мне не свойственна. Я лишь пытаюсь описывать то, что вижу”. Она добавляет, что редакторы зачастую думают только о своем журнале, в то время как рассылаемые ею сообщения о фальсификациях, по ее словам, касаются не одного, а многих журналов. “Они [редакторы] предпочитают надевать шоры, не желая воспринимать всю картину как единое целое”, – пишет Фрэнсис. Будучи не согласной с обвинением в предоставлении ложной информации, Фрэнсис заявляет следующее: “Их работа пойдет успешнее, если они перестанут пребывать в мире фантазий и начнут внимательнее читать то, написано в сообщении”.
Однако и редакции научных журналов, и Клэр Фрэнсис согласятся с тем, что поток анонимок, вероятно, увеличится из-за более широкого глобального доступа к научным публикациям, а также из-за наличия в интернете инструментов для выявления потенциального плагиата и манипуляций с изображениями. Например, сайт PubPeer уже превратился в площадку для анонимных комментариев, в том числе сообщений в духе Фрэнсис.
По словам Сабины Клейнерт, все вышесказанное свидетельствует о том, что в академической среде осведомители отнюдь не защищены надлежащим образом. “Именно здесь нам нужно поработать еще активнее. Тот, кто затрагивает важные вопросы, должен чувствовать себя в безопасности, не опасаясь возмездия или последствий для собственной карьеры”.