Баланс политики сближения

Скоро подойдет к концу четвертый год политики польско-российского сближения, запущенной в 2010 году после смоленской катастрофы. Четыре года – достаточный отрезок времени, чтобы постараться оценить успехи нового курса в отношении российских соседей. Сделать это следует и по другой причине – хотя бы для того, чтобы увидеть, принес ли он Польше какие-либо плоды.

В апреле 2010 года после крушения польского самолета под Смоленском правительство Дональда Туска (Donald Tusk) согласилось на предложение Москвы начать политику сближения. Идея заключалась в поиске всевозможных механизмов и плоскостей для возможного сотрудничества между Польшей и Российской Федерацией. Вне зависимости от обстоятельств, в которых был инициирован этот курс, и его реальных мотивов, все отношения между нашими двумя странами в последние четыре года развивались в рамках новой концепции.

Проявления русофобии?

Ожидания польской стороны от новой польско-российской политики сближения были особенно велики. Политики правящей «Гражданской платформы» (PO) и премьер Дональд Туск уже в момент ее запуска подчеркивали, что в отношениях между двумя странами наступил момент, когда удастся решить все ранее неразрешенные вопросы. Само изменение атмосферы взаимных контактов вселяло надежду на то, что так произойдет. Каждое очередное заявление из уст представителей российских властей воспринималось в Варшаве как новое подтверждение осуществления надежд. Любая критика или вопросы о реальных выгодах от такой политики принимались у нас в штыки и назывались проявлением русофобии, осложняющей путь к историческому соглашению. Так было и тогда, когда появлялись вопросы о возврате Варшаве обломков разбившегося под Смоленском самолета или очередные письма российского руководства на тему катынского преступления в Страсбургский суд в ответ на поданные туда жалобы семей жертв. Общественности продолжали объяснять, что у России добрые намерения в отношении Польши, и нужно только немного подождать, когда она, как обещала, выполнит польские требования.

Но четыре года – это не только срок политических полномочий в Польше, но и вполне достаточный период для того, чтобы оценить эффекты политики польско-российского сближения. Действительно ли она принесла Варшаве больше пользы, чем политика предыдущего руководства, а особенно курс премьера Ярослава Качиньского (Jarosław Kaczyński)? 

Польские ожидания

Польские власти ожидали от российского соседа многого, особенно важными были для нас несколько пунктов, лежавших в первую очередь в исторической плоскости, которая до сих пор имеет в наших контактах огромное значение. Первый – тема катынского преступления. Польша уже много лет добивается предоставления ей документов следствия российской Главной военной прокуратуры, которое велось в 1990-2004 годах. Речь идет о 35 томах дела и постановлении о его закрытии, в котором содержатся, в частности,  окончательные заключения расследования и правовая оценка преступления. Эти документы важны не только для родственников жертв, но и для того дела, которое продолжает вести Институт национальной памяти (IPN). С точкой зрения России по поводу Катыни были также связаны польские ожидания в отношении позиции российских властей в Страсбургском суде, куда подали жалобу члены семей жертв преступления.

Варшава полагала также, что Россия изменит свое отношение к американской системе ПРО в Чехии и Польше, проект которой был заморожен американцами в 2009 году, в частности, из-за решительных возражений российской стороны. Можно было ожидать (и, видимо, на это надеялось правительство Туска), что Москва смягчится и даст Польше шанс вернуться к реализации этого проекта в будущем. Мы рассчитывали и на изменение российской энергетической политики, по крайней мере в отношении Польши. Эффектом этих ожиданий могло стать, например, снижение цен на газ от российских поставщиков. Кроме того, мы надеялись на заметное улучшения климата в товарообороте, прежде всего в агропищевом секторе, где в прошлые годы российская сторона слишком часто высказывала претензии или даже прибегала к блокаде польских товаров. Так было с экспортом мяса, фруктов и овощей.
 
Ко всем эти ожиданиям в 2010 году добавились аспекты, связанные со смоленской катастрофой. Они были самыми важными, так как, по сути, от них зависел международный престиж нашего государства. Речь шла не только об итогах российского расследования, но, главное, о возвращении обломков польского Ту-154М и его бортовых самописцев, а также об ответе на запросы польских следователей об оказании правовой помощи. Так вкратце можно представить квинтэссенция польских ожиданий к России в рамках запущенной в 2010 году политики сближения.

Достижения «периода сближения»

Несмотря на множество эффектных заявлений, произносившихся российским президентом, премьером и другими представителями властей, ни одна из польских надежд в итоге не сбылась. Вопрос рассекречивания всех материалов российского следствия по катынскому делу кажется уже закрытым. По крайней мере, такой вывод можно сделать на основе высказываний главы МИД России Сергея Лаврова, который в декабре прошлого года в ходе своего визита в Варшаву подчеркнул, что те документы, которые россияне могли передать полякам, она уже передали, а остальные попадают под закон о защите персональных данных. Эта позиция, впрочем, озвучивалась уже раньше в ответе, который российская сторона представила в Страсбургском суде. Из этого ответа стало ясно, что для России катынское преступление – не преступление, а всего лишь «события». Следует подчеркнуть, что это была официальная правовая позиция российских властей, а не какое-нибудь пропагандистское заявление премьера или президента.

Москва не изменила своей позиции и по поводу американской системы ПРО, продолжая называть ее прямой угрозой для безопасности Российской Федерации. Более того, Россия начала создание настоящей военной твердыни в Калининградской области у самой польской границы, откуда она уже сейчас может нанести удар по польской территории. Прискорбно, что присутствие мобильных ракетных комплексов «Искандер» в Калининградской области вызвало больше обеспокоенности у американского госдепартамента, чем у польских властей. В любом случае понятно, что, размещая там ракеты, Кремль собирается сделать из региона нечто вроде «щита и меча» всей России. И наши претензии или реакции польского руководства не будут иметь здесь никакого значения. Впрочем, Варшава не только не протестовала против усиления военного потенциала в Калининградской области, но в декабре 2011 года согласилась подписать договор о малом пограничном движении, который сулил больше угроз, чем выгод.

Эффектов не было и нет…

Не претерпела изменений и российская энергетическая политика, подчиненная имперским интересам Кремля. В апреле 2013 года руководитель «Газпрома» Алексей Миллер и глава предприятия EuRoPol Gaz Мирослав Добрут (Mirosław Dobrut) подписали в Петербурге меморандум о строительстве второй ветки  газопровода «Ямал - Европа» (мощностью как минимум 15 млрд. кубометров газа в год), которая должна пройти через польскую территорию в сторону Словакии и Венгрии.

Россияне, используя интриги «Роснефти» в Азербайджане, торпедируют строительство нефтепровода Одесса - Броды - Плоцк, а польский участок утратил в министерских планах прежнее значение. Таким образом можно говорить об очередных шагах, способствующих закреплению монопольной позиции России на европейском энергетическом рынке, которые стали возможно во многом благодаря польской позиции. Не произошло заметного снижения и цены на российский газ. О радикальных переменах в товарообороте, которые были бы выгодны польской стороне, говорить тоже не приходится. В этих отношениях продолжают преобладать «страшилки» на тему несоответствия польских товаров российским нормам. Это особенно заметно в отношении пищевых продуктов, претензии к которым регулярно высказывают фитосанитарные службы России.

Однако самый яркий показатель состояния политики примирения – это позиция России в отношении смоленской катастрофы. Первым результатом был отчет российского Межгосударственного авиационного комитета, который де-факто снял с россиян любую ответственность за произошедшее, хотя крушение произошло на территории РФ. Кроме того, российская сторона продолжает отказывать полякам в возвращении обломков самолета (что, несомненно, рассчитано на  снижение международного авторитета Польши) и, несмотря на многочисленные напоминания с польской стороны и очередные обещания, не отвечает на наши запросы об оказании правовой помощи.

Эффекты польско-российского сближения оказываются для нас практически нулевыми. Заявления об улучшении атмосферы на самом деле не дали нашей стране реальных плодов.  В имиджевом аспекте «эпоха сближения» принесла даже массу негативных явлений, как, например, регулярные отказы вернуть польской стороне обломки ТУ-154 из-за якобы продолжающегося российского следствия. Но было не только это. В польском МИД (несомненно, по просьбе российской стороны) был введен обычай приглашать на ежегодное совещание послов главу российской дипломатии Лаврова, что выставляет Польшу в смешном виде и в Европе, и в мире, а кроме того напоминает полякам о временах, когда решения о будущем нашей страны принимались пребывающим в Варшаве послом России Николаем Репниным, а в Кремле правила Екатерина II.
 
Промежуточные итоги политики сближения заставляют задуматься о целесообразности продолжения такого курса. Но способны ли нынешние польские политики вести в отношении России другую политику – такую, которая на самом деле защищала бы польские интересы?

Лешек Петшак – историк, многолетний сотрудник Управления охраны государства и Бюро национальной безопасности Польши.