Капитан Том Дэвис (Tom Davis) стоит на аппарели военно-транспортного самолета, и ночной воздух врывается внутрь машины. Он внимательно смотрит на черную местность, лежащую под самолетом, который летит на высоте 400 метров. Капитан крепко обнимает запасной парашют и делает глубокий вдох.
Дэвис и его подчиненные из группы «А» войск специального назначения — это самые подготовленные военнослужащие армии США. На дворе - 1972 год, и Дэвис совсем недавно вернулся из Вьетнама, где он действовал в районе камбоджийской границы. Его сержант-связист служил в центре управления «Север», проводившем самые смелые операции в глубине территории Северного Вьетнама. Но никто из них такую задачу прежде не выполнял.
А задача заключается в следующем: совершить парашютный прыжок в Восточной Европе, проскользнуть незамеченными по горным лесам, а затем уничтожить завод по производству тяжелой воды, которая используется в производстве ядерного оружия.
Во время четырехдневной подготовки к операции военные специалисты по этому региону инструктировали их о маршрутах проникновения и о возможных военных дозорах противника. Группа «А» корпела над аэрофотоснимками и тщательно подготовленным макетом объекта — большим и изогнутым в виде подковы зданием. Оно находится на обширном открытом пространстве и охраняется часовыми.
С подвесной системы парашюта сержанта-разведчика из группы Дэвиса неуклюже свисает атомная бомба весом 26 килограммов. Столь мощную бомбу они могут просто положить у стены, взвести часовой механизм, а дальше деление атомного ядра само сделает всю работу.
Дэвис планировал пойти по стопам известных юристов из своей семейной династии: его отец был адвокатом, а дед - судьей федерального суда. Но учась на первом курсе юридического факультета, он получил повестку из призывной комиссии. Вместо того, чтобы идти солдатом по призыву, Дэвис записался в офицерскую школу и добровольно пошел в спецназ, где прошел весьма жесткий курс подготовки и получил звание второго лейтенанта. Оттуда его направили в языковую школу для изучения вьетнамского языка, а потом Дэвис поехал на войну в Юго-Восточную Азию, где служил офицером по психологическим операциям и связям с гражданским населением.
Став первым лейтенантом, Дэвис получил собственную группу «А». Его сержант предложил пойти на подготовку по программе применения специальных ядерных фугасов. Это тактическое ядерное оружие предполагалось использовать на поле боя в ходе войны с Советами. «Черт возьми, а почему бы и нет?» — ответил сержанту Дэвис. Командир роты подал соответствующий рапорт с их фамилиями, и группу приняли на обучение.
Самолет приближается к зоне выброски, и команды начинают звучать быстро, резко и громко, чтобы их было слышно на фоне оглушающего ветра. «Проверить вытяжной фал!» Парашютисты проверяют стропы и докладывают о готовности. «Приготовиться!» Загорается зеленый свет. Хлопок по плечу. «Пошел!» Спецназовцы, каждый из которых несет на себе более 30 килограммов выкладки плюс парашют весом 14 килограммов, не выпрыгивают, а буквально вываливаются из хвостовой части самолета и летят к земле со скоростью шесть метров в секунду.
Они прыгают с интервалом в полсекунды, и их раскрывающиеся постепенно парашюты летят вслед за ними подобно хвосту кометы. Затем они наполняются воздухом, падение замедляется, и спецназовцы опускаются на землю — достаточно быстро, чтобы их не засекли и не открыли по ним огонь, и достаточно медленно, чтобы не погибнуть от удара при приземлении. Диверсанты приземляются, сворачивают и прячут парашюты, а затем направляются в точку сбора, прячась в тени и за деревьями. Там они открывают специальный контейнер для выброски с парашютом и проверяют содержимое на предмет повреждения, убеждаясь в том, что боевой груз цел, и нет утечки радиации. Затем спецгруппа кладет бомбу в рюкзак, прячет контейнер и отправляется в путь по горам, перемещаясь исключительно ночью, чтобы остаться незамеченной.
На выход к цели у них уходит два дня. Попав на объект, спецназовцы устанавливают там ядерный заряд — и спешно скрываются, стараясь удалиться как можно дальше.
Конечно, задание капитана Дэвиса не было боевым. Это была тренировка. На самом деле, его и его людей выбросили не в Восточной Европе, а в Нью-Гэмпшире, в Национальном лесу Белые горы. Роль завода по производству тяжелой воды выполняла заброшенная бумажная фабрика в близлежащем городке Линкольне, а бомба была учебной пустышкой.
Задание было учебным, но выполняемая ими работа была вполне настоящая.
На протяжении 25 лет во второй половине холодной войны Соединенные Штаты Америки на самом деле имели в своем арсенале портативное средство ядерного уничтожения в виде специального ядерного фугаса В-54 (SADM).
Применению таких фугасов, известных как «ранцевая атомная бомба», в боевых условиях от Восточной Европы до Кореи и Ирана учили военнослужащих элитных подразделений инженерных войск и специального назначения, таких как «котики» из состава ВМС и специально отобранные морские пехотинцы. Они должны были сдержать наступление коммунистических сил, а если необходимо, уничтожить их.
На всем протяжении противостоянии с Советским Союзом Запад сталкивался с весьма неприятным для себя фактом: по живой силе и по обычным вооружениям войска Варшавского договора существенно превосходят силы НАТО. Поэтому для Соединенных Штатов ядерное оружие было очень важным уравнивающим фактором. В 1950 году президент Дуайт Эйзенхауэр сделал еще один шаг в этом направлении, провозгласив стратегию New Look, суть которой заключалась в сдерживании советской агрессии малыми средствами за счет угрозы ответных действий апокалиптических масштабов на любое ядерное нападение. Это была доктрина «массированного возмездия». Поступая таким образом, Эйзенхауэр думал, что сумеет сдержать коммунизм за рубежом и военно-промышленный комплекс у себя дома.
Но у этой стратегии был один крупный изъян. Хотя массовое возмездие было экономичным, оно лишало Соединенные Штаты маневренности и гибкости в выборе способов ответа на вражескую агрессию. Если бы коммунистические силы начали ограниченное неядерное наступление, президенту пришлось бы выбирать между поражением от превосходящих неядерных сил противника и исключительно несоразмерным (а возможно, и самоубийственным) обменом стратегическими ядерными ударами, в результате которых погибли бы миллионы людей.
Чтобы отыскать другие варианты в дополнение к этому небогатому выбору между поражением и гибелью, Соединенные Штаты вскоре приняли концепцию ограниченной ядерной войны, первыми выступив за создание тактического атомного оружия для применения на поле боя. Если бы войска Варшавского договора когда-нибудь пошли из Восточной Германии и Чехословакии в наступление на Западную Европу, США могли применить такое ядерное оружие, чтобы сдержать продвижение коммунистов до подхода подкреплений. Эти ядерные «малыши», многие из которых были мощнее атомной бомбы, сброшенной на Хиросиму, могли уничтожить все живое на любом поле боя, а также подвергнуть радиоактивному заражению прилегающие районы. Но в их применении были варианты.
В стратегии холодной войны было полно оксюморонов типа «ограниченная ядерная война», однако атомная бомба в рюкзаке стала, пожалуй, самым трагикомичным проявлением эпохи, в которой перспектива Армагеддона была вполне реальна. Специальный ядерный фугас стал реальным фактом жизни, имитирующим сатиру. В конце концов, американские солдаты, подобно Слиму Пикенсу в финальных сценах «Доктора Стрейнджлава», должны были пристегнуть к себе атомные бомбы и выпрыгнуть из самолетов, открыв первый акт третьей мировой войны.
1950-е и 1960-е годы были золотой эпохой для разработки ядерного оружия. Ученые и техники из военных ядерных лабораторий Лос-Аламос и Сандия преуспели в работе по уменьшению размеров атомных бомб, превратив их из пятитонных бегемотов, что применялись в первых ядерных испытаниях, в небольшие боевые заряды, которые можно было разместить в головной части ракеты. А их коллеги из отрасли ракетостроения семимильными шагами проектировали и создавали баллистические ракеты наземного и морского базирования, которые вместе с бомбардировщиками вскоре составили ядерную «триаду», легшую в основу стратегического устрашения и сдерживания Советов.
С точки зрения сухопутных войск, здесь была одна проблема. Бомбардировщиками и ракетами управляли ВВС и ВМС, а сухопутные войска оказывались в стороне от самого важного события в истории войны, хотя именно их солдаты несли основную ответственность за то, чтобы преградить путь советским агрессорам, вторгающимся в Западную Европу. К счастью для сухопутных войск, многие американские стратеги по-прежнему видели в ядерном оружии обычные бомбы, только побольше и помощнее. После Хиросимы Америка хорошо освоила самую передовую науку атомного уничтожения, и это наполнило оружейных конструкторов ощущением больших возможностей, лишив их благоразумия и осторожности. В результате они создали ряд весьма странных образцов оружия, попавших в армейский арсенал, начиная с ядерной артиллерии и кончая зенитными ракетами в ядерном оснащении.
Сухопутные войска начали создавать атомные фугасы в 1954 году. Первые образцы были громоздкими, весили боле ста килограммов, и для их переброски к цели нужно было несколько человек, а также грузовики и вертолеты. Они предназначались в основном для радиоактивного заражения местности, чтобы создавать непроходимые из-за радиации участки и обрушивать склоны гор на узкие проходы, лишая противника путей наступления и создавая затруднения для его продвижения. Один сапер вспоминал, как он установил атомный фугас посреди леса. «Замысел состоял в том, чтобы взорвать все эти деревья в долине и создать радиоактивное физическое препятствие для движения транспортных средств и войск», — сказал он.
В полевом уставе сухопутных войск по снижению мобильности говорится, что личный состав должен использовать атомные фугасы для создания водных препятствий противнику. При помощи атомных взрывов на небольших реках войска должны «создавать временные дамбы, в результате которых появляются озера, начинаются наводнения, и таким образом возникают эффективные водные преграды», мешающие продвижению вражеских сил.
В худшем случае армейские саперы планировали лишить наступающего противника возможности использовать свою инфраструктуру, уничтожая мосты, тоннели и плотины союзников. Железнодорожные депо, электростанции, аэропорты — все это подлежало упреждающему ядерному уничтожению.
Но сухопутные войска тоже хотели иметь возможность инициативно и упреждающе применять ядерное оружие. Их приверженцы заявляли, что из-за доктрины массированного возмездия Америка не готова к конфликту во всех его проявлениях. Документы Комиссии по атомной энергии указывают на то, что разработчики ядерного оружия с радостью поддержали стремление сухопутных войск получить тактические средства. Как написано в истории Комиссии по атомной энергии, в 1957 году президент корпорации Sandia Джеймс Макрэй (James McRae) сетовал на то, что «неразборчивое применение мощного ядерного оружия неизбежно формирует негативное общественное мнение». Поскольку войны будущего будут «нескончаемой чередой локальных, но не крупномасштабных конфликтов», Макрэй рекомендовал «уделить больше внимания небольшим системам ядерного оружия», которые можно было бы применять в «наземных боевых действиях местного характера».
Рекомендации Макрэя проложили путь к созданию ракеты с ядерным зарядом мощностью менее килотонны под названием Davy Crockett, пусковую установку которой можно было устанавливать в задней части джипа. В 1958 году, когда сухопутные войска попросили создать ядерный фугас, переносимый одним солдатом, Комиссия по атомной энергии решила использовать в качестве боезаряда легкую боеголовку Davy Crockett Mark 54. В результате должна была получиться более компактная и более мобильная версия атомного фугаса. Но сухопутные войска должны были поделиться им с ВМС и корпусом морской пехоты.
Конечным продуктом Комиссии по атомной энергии стал SADM В-54 — специальный ядерный фугас, поступивший на вооружение в 1964 году. Он имел 46 сантиметров в высоту и находился в контейнере из алюминия и стекловолокна. На одном конце боеприпас закруглялся и имел форму пули. На другом находилась панель управления диаметром 30 сантиметров. Согласно наставлению сухопутных войск, максимальная мощность фугаса составляла менее килотонны в тротиловом эквиваленте. Для защиты боеприпаса от несанкционированного использования панель управления была закрыта замком с цифровым кодом. Светящаяся в темноте краска позволяла военнослужащим отпирать боеприпас в ночное время.
В случае начала продвижения советских войск в такие страны как Западная Германия специальный ядерный фугас позволял подразделениям спецназа (группам «Зеленый свет») применять его в тылу противника в целях разрушения объектов инфраструктуры и уничтожения боевой техники. Но применять фугас планировали не только на территории стран НАТО. Многие историки ядерного противостояния не осознавали, что группы «Зеленый свет» из состава войск специального назначения также готовились использовать SADM на территории самих стран Организации Варшавского договора для пресечения вторжения. Такие спецгруппы должны были уничтожать аэродромы противника, танковые парки, узлы связи в системе ПВО и транспортную инфраструктуру, дабы остановить наступающий поток вражеской бронированной техники и дать возможность авиации НАТО нанести серию ударов. Согласно данным секретного доклада, сухопутные войска также намеревались устанавливать специальные ядерные фугасы возле вражеских бункеров в целях «уничтожения важных центров управления и связи».
«Морских котиков» из спецназа ВМС, а также группы спецназа сухопутных войск учили выходить на эти объекты по воздуху, по земле и по морю. Они могли десантироваться с парашютами за линией фронта в тылу противника с транспортных самолетов и с вертолетов.
Группы боевых пловцов-аквалангистов могли доставлять бомбу к цели под водой, если это было необходимо. (Комиссия по атомной энергии создала герметичный контейнер, позволявший диверсантам опускаться с фугасом на глубину до 60 метров.) Одна группа спецназа даже тренировалась в доставке фугаса к цели на лыжах в баварских Альпах, хотя и не без трудностей. «Бомба ехала вниз по склону, а ты ехать не мог, — рассказал Билл Флавин (Bill Flavin), командовавший группой спецназа по установке специальных ядерных фугасов. Если она немного сдвигалась в сторону, то все, конец. С такой штукой съезжать с гор было невозможно».
Спецназ обратился к группам, занимавшимся специальными парашютными прыжками с больших высот, а также к боевым пловцам. Им была поставлена задача научиться доставлять фугасы к цели. Командирам дали возможность самим выбирать, кто из бойцов будет изучать это оружие, чтобы их подразделения могли проходить периодические и весьма строгие проверки по ядерной безопасности. «В этих группах по установке специальных ядерных фугасов обычно оказывались самые лучшие, самые опытные люди, потому что им приходилось проходить такие проверки по ядерной безопасности», — сказал Флавин. Чтобы пройти квалификационный отбор, солдаты подвергались проверкам Министерства обороны в рамках программы кадровой надежности. Это делалось для того, чтобы в группы попадали только самые надежные и психически устойчивые военнослужащие.
Некоторые люди отдавались новому делу со всей душой; другие же проявляли меньше энтузиазма.
«Конечно, все шли туда добровольно, и проблема состояла не в этом, — сказал капитан Дэвис. — Мы делали это, потому что появлялся некий азарт. Это была чистая работа, и я хотел этому научиться». Но когда Кен Рихтер (Ken Richter) из группы «Зеленый свет» начал опрашивать потенциальных кандидатов, не все проявили нужную готовность. «Я опросил множество военнослужащих, подбирая людей для нашей команды. Когда они узнавали, какие задачи им предстоит выполнять, многие говорили: «Нет, спасибо. Я лучше вернусь во Вьетнам».
Когда Рихтер увидел фугас, он едва поверил в то, что придумала Комиссия по атомной энергии. «Насколько помню, моя первая реакция была такой, что я в это просто не поверил, — сказал он. — Все, что я видел до этого, в конце Второй мировой войны, указывало на то, что это огромное оружие, мощное. А мы должны были таскать его на спине? Я тогда подумал, что они шутят».
Но они не шутили. Группы спецназа по установке специальных ядерных фугасов типа той, которой командовал Дэвис, проходили курс обучения продолжительностью в одну неделю. Каждый день они получали инструктаж в Форт-Беннинге, сидя в классной комнате блочного здания. Занятия длились от восьми до двенадцати часов. Эти группы также периодически проходили переподготовку, которой занималась комиссия войск специального назначения по специальным ядерным фугасам, состоявшая из прошедших соответствующую подготовку сержантов. Они также регулярно подвергались проверкам на предмет умения обращаться с ядерным оружием. Но это была опасная работа, и обучение иногда не внушало особого доверия.
Фугас был слишком компактным и легким для ядерного боеприпаса, однако для выкладки пехотинца он все равно был слишком тяжелым и неуклюжим. Контейнер порой смещался по спине и перевешивал то в одну, то в другую сторону. «Когда инструктор по прыжкам говорил: „Пошел!“ он как бы выбрасывал меня из самолета вместе с этой штукой», — вспоминал сержант-связист из спецгруппы по установке фугасов Дэнни Пауэрс (Danny Powers).
Нести фугас на спине было еще труднее. Специалист-инженер по ядерным фугасам Дэн Досон (Dan Dawson) вспоминал, насколько тяжело было бежать с контейнером за спиной. Во время подготовки его подразделение получило задачу взорвать железнодорожный туннель, но ему было очень трудно нести фугас по участку открытой местности. «Чтобы быстро пройти этот открытый участок, двоим из нас пришлось поддерживать несущего контейнер солдата под руки с обеих сторон и буквально тащить его. Нести боеприпас шагом это еще куда ни шло, а вот бежать с ним было невозможно».
Кроме того, при работе с ядерными боеприпасами по сей день существует правило двух человек. Согласно этому правилу, один военнослужащий не может поставить ядерный заряд на боевой взвод. Спецгруппы «Зеленый свет» делили код доступа пополам, и каждый запоминал свою половину, чтобы открыть защитную пластину. Но в этом была своя опасность, так как знающего часть кода военнослужащего могли убить во время следования к цели. «Вот и получалось, что ты тащил в рюкзаке этот кусок дерьма, но мог не открыть его при подходе к объекту, — рассказал Флавин. — Тогда мы решили, что это недопустимо, и договорились в своей группе, что если задание будет настоящее, код выучат все».
Но если выполнить задание по какой-то причине не получалось, оставить ядерный фугас диверсанты не могли. Это было уникальное оружие огромной мощности, и нельзя было допустить, чтобы оно попало в руки противника. Кодовый замок на защитной пластине вряд ли мог обеспечить надежную защиту, если бы противник захватил диверсантов в плен. «Эту штуку можно было взломать монтировкой или ломиком», — сказал Флавин. Поэтому спецназовцы должны были ликвидировать боеприпас. «Нам всегда приходилось тащить с собой нужное количество взрывчатки, чтобы уничтожить фугас без ядерного взрыва, — сказал Пауэрс. — Он мог создать радиоактивное заражение местности, но взорваться как ядерный гриб фугас в этом случае не мог».
Когда группа выходила на цель, диверсанты открывали кодовый замок и устанавливали таймер. Затем надо было открыть небольшое отделение в верхней левой части панели управления и достать оттуда подрывной заряд размером с кулак, чтобы с его помощью инициировать цепную реакцию ядерного взрыва. Поставив подрывной заряд на боевой взвод и щелкнув переключателем, группа в спешном порядке отходила.
Конечно, за оставшиеся до взрыва часы или минуты противник мог обнаружить бомбу и попытаться ее обезвредить. Поэтому спецназовцам говорили, что они должны следить за фугасом до последней минуты перед детонацией. «Безопасное» расстояние до фугаса могло быть разным, и определялось инспектором по ядерной безопасности, вспоминал Фрэнк Антенори (Frank Antenori), служивший техником по обслуживанию ядерного оружия групп спецназа сухопутных войск, а позже ставший «зеленым беретом» и получивший несколько наград за отвагу после выполнения заданий в Ираке и Афганистане. Некоторые инспекторы советовали диверсантам убираться сразу после установки фугаса; другие же требовали, чтобы группа оставалась в пределах прямой видимости вплоть до взрыва.
Но даже на «безопасном» расстоянии группы по установке фугасов оказывались в весьма некомфортной близости от взрыва. «Мы были за пределами зоны ядерного испарения, — сказал Антенори, — но очень близко к эпицентру, и могли почувствовать „чудесный теплый ветер“ взрывной волны, которая возникала при детонации».
Нелепость такого положения, когда диверсанты должны были ждать возле фугаса вплоть до его детонации, заключалась еще и в том, что они не знали точное время взрыва. Чтобы фугас не подвергался воздействию электромагнитного излучения от других взрывов неподалеку, Комиссия по атомной энергии решила сделать его с минимумом электроники. В ядерном устройстве было два механических часовых механизма, но к сожалению, чем длиннее было время от взвода до взрыва, тем менее точными становились эти таймеры. Они могли сработать на восемь минут раньше или на 13 минут позднее. Полевые наставления предупреждали: «Невозможно утверждать, что часовой механизм сработает точно в установленное время». А поэтому группы по установке фугасов учили рассчитывать время с учетом возможной неточности.
Тем не менее, рассказал Пауэрс, «мы всегда рассчитывали, что пройдем все эти процедуры с фугасом, установим таймер с запасом на несколько часов, чтобы было время убраться, но когда включали часовой механизм и ставили боеприпас на боевой взвод, то старались исчезнуть оттуда как можно скорее».
Если группе «Зеленый свет» улыбалась удача, и она оставалась в живых после взрыва, то шансы на дальнейшее выживание у нее все равно были невелики. Им пришлось бы полагаться только на свой ум и смекалку во вражеском тылу в самом начале третьей мировой войны, а также на полученные в ходе подготовки навыки ухода от противника и бегства, чтобы не попасть в плен и не погибнуть. Какие-то условия для них создавались. Спецгруппа, уходящая от объекта после выполнения задачи и его подрыва, могла брать оружие и продовольствие, которое находилось в схронах по всей Восточной Европе и помечалось на специальных картах. «Когда пала Берлинская стена, мы опустошили некоторые из этих схронов, — вспоминал Флавин. — Я был удивлен, оружие и все прочее находилось в отличном состоянии».
Кроме схронов, некоторые группы диверсантов имели доступ и к другому секретному оружию, способному обеспечить им возврат домой. Это был сержант спецназа Джулиус Райницер (Julius Reinitzer), родившийся в Чехословакии. В подростковом возрасте Райницер дважды убегал из нацистского лагеря в Польше. Позднее он связался с американской военной разведкой, и перешел чехословацкую границу, чтобы создать подполье сопротивления. В коммунистической Чехословакии его арестовали и посадили за шпионаж, но он снова бежал. Оказавшись в свободном мире, Райницер пошел в армию, получил американское гражданство и стал «зеленым беретом». «Медведь», как его называли, стал пользоваться большим спросом у групп спецназа, в том числе, у Флавина и его подчиненных, которые хотели получить мастер-класс по весьма деликатной науке выживания в бегах за железным занавесом.
Тем не менее, военнослужащие спецназа понимали, что задания групп «Зеленый свет» — это чаще всего путешествие в один конец. Пролететь через воздушное пространство противника, тайком пройти мимо вражеских войск с ядерным боеприпасом за плечами, установить его, а потом напряженно ждать, когда он взорвется — все это казалось противоречащим здравому смыслу. Как сказал Флавин, «насчет оперативной целесообразности данной программы были серьезные сомнения, а те, кто должен был выполнять эти задания, были уверены, что придумавший такие методы нанюхался какой-то дряни».
Юмором заглушали мрачную реальность — ведь работать приходилось с опасными ядерными боеприпасами. Инженерные части создавали эмблемы и нашивки с грибовидными облаками. Там появился неофициальный девиз: «Взрывай их атомом, пока не засветятся, а потом мочи в темноте». Шутки давались легче от того, что многие думали: командование вряд ли отдаст приказ на проведение такой операции.
«В глубине души мы понимали, что никто не отдаст кнопку кучке больших и взрослых парней, бегающих как идиоты по лесам и полям, — сказал Дэвис. — Мы просто не верили, что такое когда-нибудь произойдет».
Некоторые группы спецназа сомневались не только в «оперативной целесообразности» программы, как сухо выразился Флавин, но и в том, что посреди хаоса и разрушений на начальном этапе третьей мировой войны самолет с ними и с фугасом долетит до цели. Группы по установке фугасов очень редко получали доступ к настоящим боеприпасам, которые хранились на секретных складах под строгой охраной. Один такой склад сухопутных войск находился в Западной Германии в Мизау. В случае начала войны боеприпасы перебрасывались на близлежащие аэродромы и поступали в распоряжение дожидавшихся там групп специального назначения. Флавин замечательно сказал о сложностях, связанных с выполнением этой задачи: «Итак, нам надо было куда-то лететь. Надо было доставить куда-то фугас. Надо было совершить полет на самолете. И когда все это делать? Полагаю, до того, как другая сторона узнает, что она собирается нападать».
Были и политические соображения, создававшие немалые препятствия. Союзники по НАТО, особенно в Западной Германии, по вполне понятной причине очень настороженно относились к планам подрыва множества ядерных боеприпасов малой мощности на своей территории. Инженеры должны были применять это оружие только после эвакуации местного населения, однако данное требование не очень успокаивало. Если закопать фугасы под землей, выпадение радиоактивных осадков можно было бы ограничить, однако ФРГ открыто взбунтовалась, когда Соединенные Штаты попросили разрешения подготовить шурфы для закладки возле объектов немецкой транспортной инфраструктуры.
В 1984 году, 20 лет спустя после создания этого оружия, общество получило представление о боеприпасе и о его характеристиках, когда Уильям Аркин (William Arkin) с коллегами составил описание специального ядерного фугаса на основе военных документов и наставлений для Национального совета по охране природных ресурсов. Его разоблачения вызвали определенное возмущение в конгрессе и потрясение в СМИ, однако дни ядерного фугаса уже были сочтены.
Когда напряженность холодной войны пошла на убыль, Соединенные Штаты начали возвращать специальные ядерные фугасы на свою территорию. Официально их сняли с вооружения в 1989 году, когда министерства обороны и энергетики объявили их устаревшими и заявили, что в них больше «нет оперативной потребности». С распадом Советского Союза в 1991 году Джордж Буш-старший осуществил глубокие сокращения нестратегического ядерного оружия во всех видах вооруженных сил.
Спустя шесть лет некоторые подробности о фугасе официально рассекретили. Но оперативные детали — как американские военные собирались применять бомбу в рюкзаке, какие задачи намеревались выполнять на территории стран Варшавского договора, с каким трудностями сталкивались военнослужащие, выполнявшие эти задачи, какие опасности их поджидали — все это стало известно лишь из интервью, из документов, рассекреченных на основании запросов по закону о свободном доступе к информации, и из полученных недавно военных наставлений.
То, что раньше было сверхсекретным оружием, сейчас стало достопримечательностью для туристов. Сегодня посетители Национального музея ядерной физики и истории, что в американском Альбукерке, могут сфотографироваться рядом с контейнером от специального ядерного фугаса. Фугас из смертоносного и весьма необычного оружия превратился в предмет кича времен холодной войны.
История ушла далеко вперед, и сейчас возникает соблазн махнуть на ядерный фугас рукой, назвав его аномалией, порожденной истерией холодной войны. Однако у США до сих пор имеется тактическое ядерное оружие в Европе, хотя и в виде менее авантюрных авиабомб В61. Но больше пугает то, что сейчас и другие страны берутся за разработку такого оружия как средства национальной обороны. Так, Пакистан хранит ядерное оружие на передовых базах, и полномочиями по его применению обладают войска в поле. Это делается в попытке создания противовеса более многочисленной индийской армии. Кроме того, сейчас колесо фортуны повернулось, и Россия, не обладающая уже превосходством над НАТО в неядерных средствах, придает в своей военной доктрине все большее значение оперативно-тактическому ядерному оружию.
Но для ветеранов групп по установке специальных ядерных фугасов атомное прошлое далеко позади. У некоторых были сомнения по поводу его целесообразности; другие брались за это дело с большим энтузиазмом. Так или иначе, каждый из них нес бремя худших кошмаров холодной войны — причем на собственной спине.
Адам Ронсли пишет о технике и о национальной безопасности.
Дэвид Браун — автор книги Deep State: Inside the Government Secrecy Industry («Глубинное государство: Внутри индустрии правительственной секретности»).
