Недавно организация Transparency International опубликовала очередной коррупционный рейтинг. Хотя хуже всего дела обстоят в развивающихся странах, западные государства тоже никак нельзя назвать образцом добродетели. Людям, так или иначе, по-прежнему приходится иметь дело с коррупцией.
Atlantico: На телеканале «Аль-Джазира» недавно говорили о том, что коррупция в развитых странах едва ли меньше, чем в развивающихся. Хотя в последних она, конечно, на порядок заметнее. Какие формы принимает коррупция в развивающихся и развитых странах?
Мишель Фукен: В целом, это действительно так, если верить организации Transparency International, которая составляет коррупционный рейтинг 177 государств с точки зрения экспертов. Во главе идут скандинавские страны, а замыкают список такие государства как Россия, Иран и Венесуэла. Самые верхние строчки среди развивающихся стран занимает Бразилия, от нее ненамного отстают Китай и Индия. Все они, тем не менее, очень далеки от Франции (22-е место), которая вовсе не считается воплощением добродетели.
Вопрос коррупции тесно связан с прозрачностью контрактов между государственными властями и частными операторами. Прозрачность означает возможность свободно провести расследование, получить информацию об этих соглашениях и привлечь виновных к ответственности в беспристрастном суде.
Если принять этот аргумент, получается, что демократия, правовое государство и свобода информации облегчают борьбу с коррупцией в таких системах. Возможно, именно поэтому коррупция заметнее в развивающихся странах: у нее нет серьезных ограничений, и она стремится вывести деньги из страны куда-нибудь подальше, например, на Лазурный берег.
Ноэль Пон: Коррупцию можно разделить на три больших категории:
– Текущая или бытовая коррупция, которая чаще всего попадает в центр внимания в развивающихся странах;
– Коррупция среди элит (правящего класса);
– Преступная коррупция, которая свойственна всем государствам (хотя, разумеется, страны с более слабым контролем создают для нее плодородную почву).
Бытовая коррупция обычно затрагивает государственные учреждения, больницы, школы и т.д. Каждый чиновник пользуется людьми, чтобы получить от них средства, которые он затем тратит на себя и свою семью. Такая коррупция может формировать целую сеть и развиваться в рамках местной административной или политической иерархии. Она намного заметнее, потому что проявляется во время работы административной системы, на дорогах, в аэропортах и больницах. Такая ситуация зачастую связана с коррумпированностью местной элиты, которая присваивает себе предназначенные для государственных нужд средства. А маленькие чиновники с их мизерными зарплатами в свою очередь пользуются простым населением. В результате получается своеобразный каскад коррупции. Пост чиновника становится синонимом личного обогащения. Таким образом, смена политической власти может породить насилие и агрессию, потому что речь идет о выживании.
Коррупция элит опирается на крупные международные рынки, управление сырьевыми потоками, государственные договоры и заказы и т.д. Но для коррупции нужно двое: взяткодатель в развитой стране и получатель в развивающейся. Это хищническое поведение отбирает средства у самого их источника и создает касту баснословно богатых коррупционеров, что отчасти объясняет такое поведение властей.
Что касается развитых стран, хотя государственным ведомствам там гораздо меньше свойственна коррупция, целый ряд людей, которые принадлежат к так называемой элите, явно замешаны в коррупционной деятельности. Массовое расхищение средств даже привело к формированию целой профессии: посредники, консультанты, бухгалтеры, банковские структуры и оффшорные зоны – все они облегчают жизнь коррупционерам. Как говорил шекспировский Гамлет, «подгнило что-то в Датском королевстве»: за привлекательной внешностью скрывается распространившаяся по всем секторам коррупция.
– В развивающихся странах коррупция практически выставлена на всеобщее обозрение, потому что она прикрывает пробелы государственной власти. В то же время в развитых странах она неизменно навлекает на себя критику, осуществляется тайно и служит отдельным людям в ущерб так называемому «общему благу». Другими словами, в развитых и развивающихся странах коррупцию воспринимают по-разному? Действительно ли является коррупцией все, что мы к ней относим?
Мишель Фукен: Наибольшие обороты коррупция принимает в сфере сырья и, в частности, нефти. Такие ресурсы по своей природе приносят огромную прибыль по отношению к затратам на производство. Так, например, стоимость добычи барреля саудовской нефти составляет всего несколько долларов, тогда как нефть из Северного моря стоит почти 80 долларов. Полученная таким образом нефтяная манна перераспределяется, причем совершенно непонятным образом за исключением разве что Норвегии, где существует предельно прозрачная система использования этих средств. Такая коррупция не приносит ничего самим странам: это просто разграбление национальных богатств диктаторами вроде Каддафи и Саддама Хусейна. Тем не менее, во всех этих случаях на международных корпорациях лежит доля ответственности, в связи с чем нужно потребовать от них отчитаться о покупках, рассказать, как и кому они платят. Некоторые уже пошли по такому пути.
Российские олигархи – это всего-навсего воры, которым удалось воспользоваться развалом советской империи, чтобы подгрести под себя богатства страны, стать миллиардерами и создать тем самым невообразимый коррупционный потенциал. Они получили одобрение от власти в обмен на отказ от попыток конкурировать с ней.
Похожим образом дела обстоят в Китае. Гонконгский журнал Next Media провел расследование о богатстве некоторых приближенных к власти людей. Так, например, нам стало известно, что у одной из сестер нынешнего китайского лидера Си Цзинпина есть вилла площадью в 500 квадратных метров на юге Гонконга. Приводилось также и множество похожих примеров, публикация которых стала возможной лишь потому, что в Гонконге существует свободная пресса, а «красные принцы» предпочитают тратить деньги за границей. Источник их богатства кроется в привилегированных отношениях с руководством страны. Здесь опять вина отчасти лежит на Западе, потому что он пытается установить связи с этими людьми и завербовать их в свои предприятия, чтобы затем получить все необходимые разрешения от их правительства.
Еще одним источником коррупции, разумеется, выступает недвижимость. Раз последние десятилетия экономический рост в стране бьет все рекорды, нет ничего удивительного в том, что цены растут, как на дрожжах, а разрешения на строительство обходятся недешево. Что еще хуже, крестьяне, у которых отбирают землю, не получают достойной компенсации, потому что не являются ее собственниками.
Ноэль Пон: Мне совершенно не по душе понятие «общественная полезность» коррупции, потому что, если посмотреть на состояние дорог, школ и больниц во многих странах Восточной Европы, Южной Америки, Азии и Африки, становится очевидно, что на благо населения идет лишь ничтожная доля этих незаконных денежных потоков.
Разумеется, в каждой стране сложилось собственное восприятие коррупции. Так, например, в Китае подарок чиновнику считается непременным обязательством, хотя, по сути, это и есть коррупция в чистом виде. Кроме того, если страну объявляют рассадником коррупции, то объемы иностранных инвестиций резко сокращаются. В развивающихся странах в руки мошенников и коррупционеров попадает в общей сложности более 860 миллиардов долларов, что вдесятеро превышает объем международной помощи. В Европейском Союзе каждый год бесследно исчезают 120 миллиардов. То есть, хотя все и воспринимается по-разному, результат получается одним и тем же: обогащение коррупционеров при обеднении простого народа.
– Как нужно правильно давать оценку коррупции с учетом всего, что вы сейчас сказали? Может ли некая незначительная на первый взгляд коррупционная практика в развитых странах на самом деле оказаться серьезнее того, что наблюдается в развивающихся государствах?
Мишель Фукен: Если взять за пример полицейского из Буркина-Фасо, который останавливает вашу машину и требует с вас взятку в евро, это одно. Но если посмотреть на то, с чем приходится иметь дело россиянам, очевидно, что в развитых странах нет ничего подобного, если не считать мошенничества некоторых финансистов, которые продавали заведомо убыточные финансовые продукты. Но это именно мошенничество, а не коррупция.
Уклонение от уплаты налогов также является своеобразным видом расхищения средств, но оно напрямую не связано с коррупцией.
Остаются лишь вопросы насчет государственных заказов и общественных работ, проконтролировать которые очень непросто. Как бы то ни было, их роль в национальной экономике невелика, что отражается и на масштабах коррупции.
Ноэль Пон: Различия в практике связаны с качеством контроля, все зависит от юридической ситуации в каждой стране. В развитых странах существует мягкая коррупция и конфликты интересов, наказать за которые довольно непросто. Речь идет о приспособлении к рискам. Тем не менее, как я уже говорил, коррупция элит (в том числе и политических) и преступных кругов (она вышла на профессиональный уровень и прекрасно умеет скрываться) обходится стране намного дороже, потому что в этом случае речь идет уже о совершенно необоснованном присвоении богатств отдельными людьми. Это хищническое поведение, жизненный выбор, который существует с зари времен. Чтобы убедиться в этом, достаточно вспомнить диалог Сократа и Калликла в платоновском «Горгии».
Мишель Фукен (Michel Fouquin) – преподаватель экономики, сотрудник Центре перспективных и информационных международных исследований.
Ноэль Пон (Noël Pons) – бывший налоговый инспектор, сотрудник Центральной службы предотвращения коррупции.