На прошлой неделе в Боснии и Герцеговине горели города. Все началось в Тузле, где проживает мусульманское большинство. Затем протесты распространились, охватив столицу Сараево, Зеницу, Мостар, где проживает много хорватов, а также столицу сербской части Боснии Баню-Луку. Тысячи разгневанных демонстрантов занимали и поджигали правительственные здания. Потом все немного успокоилось, однако атмосфера крайней напряженности сохраняется.
Эти события привели к появлению различных конспирологических теорий (например, что протесты организовало сербское руководство, дабы свергнуть боснийское руководство). Но на эти заявления можно не обращать никакого внимания, поскольку что бы ни скрывалось в закулисье, недовольство и возмущение протестующих является подлинным. Возникает соблазн перефразировать знаменитое высказывание Мао Цзэдуна: «В Боснии хаос, ситуация отличная!»
Почему? Потому что требования у протестующих совершенно простые (рабочие места, шанс на достойную жизнь, устранение коррупции), но они привели к мобилизации населения Боснии, которая за последние десятилетия стала местом жестоких этнических чисток.
До настоящего времени массовые протесты в Боснии и в других странах бывшей Югославии были связаны только с этническими и религиозными страстями. В середине 2013 года в Хорватии было организовано два публичных протеста. Эта страна переживает глубокий экономический кризис с высокой безработицей и мощным чувством отчаяния: профсоюзы пытались организовать митинги в поддержку прав рабочих, а правые националисты начали серию протестов против использования кириллицы в надписях на общественных зданиях в тех городах, где сербы составляют меньшинство. В рамках первой инициативы на площадь в Загребе пришла пара сотен человек; вторая собрала сотни тысяч, как и прошедшие ранее фундаменталистские демонстрации против однополых браков.
Хорватия – это отнюдь не исключение. От Балкан до Скандинавии, от США до Израиля, от Центральной Африки до Индии вырисовываются мрачные контуры нового века обскурантизма. Этнические и религиозные страсти порождают взрывы, а ценности просвещения уходят в тень. Эти страсти маячили на заднем фоне все время, но сейчас они бесстыдно вырвались на всеобщее обозрение.
Так что же нам делать? Либералы основного толка говорят нам, что когда этнические или религиозные фундаменталисты подвергают опасности основные демократические ценности, все мы должны сплачиваться вокруг либерально-демократических сил культурной толерантности, спасать то, что можно спасти, и отбрасывать в сторону мечты о более радикальных общественных преобразованиях. Нам говорят, что наша задача ясна и понятна: мы должны сделать выбор между либеральной свободой и фундаменталистским гнетом.
Тем не менее, когда нам высокопарно задают чисто теоретические вопросы типа «Хотите ли вы исключения женщин из общественной жизни?» или «Хотите ли вы, чтобы всех критиков религии приговорили к смерти?», самоочевидность ответа должна вызывать у нас подозрения. Проблема заключается в том, что этот упрощенческий либеральный универсализм уже давно утратил свою невинность. Конфликт между либеральной вседозволенностью и фундаментализмом в конечном итоге является ложным. Это замкнутый круг двух полюсов, порождающих друг друга и предполагающих наличие друг друга.
То, что Макс Хоркхаймер (Max Horkheimer) говорил в 1930-е годы о фашизме и капитализме (тот, кто не хочет критиковать капитализм, должен молчать и по поводу фашизма), следует применить к сегодняшнему фундаментализму: тот, кто не хочет критиковать либеральную демократию, должен молчать и по поводу фундаментализма.
Отвечая на характеристику марксизма как «ислама XX века», Жан-Пьер Тагиефф (Jean-Pierre Taguieff) написал, что ислам оказался «марксизмом XXI века», сохранив после упадка коммунизма его жестокие нтикапиталистические наклонности.
Однако нынешние превратности судьбы мусульманского фундаментализма, можно сказать, подтверждают старые откровения Вальтера Беньямина (Walter Benjamin) о том, что «всякое возвышение фашизма свидетельствует о провале революции». Иными словами, усиление фашизма есть неудача левых сил и одновременно доказательство наличия революционного потенциала и разочарования, которым не смогли воспользоваться левые. Разве нельзя сказать то же самое о сегодняшнем «исламофашизме»? Разве усиление радикального исламизма не прямо пропорционально ослаблению и исчезновению светских левых сил в мусульманских странах?
Когда Афганистан представляют в качестве махровой исламско-фундаменталистской страны, кто вспоминает о том, что еще 40 лет назад там были сильны светские традиции и действовала влиятельная коммунистическая партия, которая пришла к власти самостоятельно, без содействия Советского Союза?
Последние события в Боснии следует оценивать на фоне именно таких тенденций. На одной фотографии с места проведения протестов мы видим, как демонстранты несут рядом три флага – боснийский, сербский и хорватский, демонстрируя тем самым свое стремление забыть об этнических различиях. Короче говоря, в данном случае мы имеем дело с восстанием против националистической элиты. Народ Боснии, наконец, понял, кто его настоящий враг: не другие этнические группы, а его собственные лидеры, делающие вид, будто они защищают его от остальных. Получается так, что старый и потрепанный лозунг Тито о «братстве и единстве» народов Югославии обрел новую актуальность.
Одной из мишеней протестующих стала администрация ЕС, которая осуществляет надзор за боснийским государством, обеспечивает мир между тремя народами и оказывает существенную финансовую помощь, чтобы государство могло функционировать. Это может показаться неожиданностью, поскольку цели у протестующих вроде бы те же самые, что и у Брюсселя: благополучие, борьба с межэтнической напряженностью и коррупцией. Но то, что Евросоюз практически правит Боснией, усиливает противоречия: все дела он ведет с националистически настроенной элитой как со своим привилегированным партнером, и свое посредничество он осуществляет через нее.
Внезапная вспышка в Боснии подтверждает, что либеральными планами и программами межэтническую напряженность и страсти не преодолеть. Протестующих объединило радикальное требование справедливости. Следующий и самый трудный шаг это создание на базе протестов нового общественного движения, в котором нет места межэтническим разногласиям, и организация дальнейших протестов. Можно ли было представить себе такую картину, что возмущенные бошняки и сербы вместе выходят на демонстрацию в Сараево?
Даже если накал протестов пойдет со временем на убыль, они останутся в памяти недолгой искрой надежды, чем-то напоминающей братание солдат в окопах Первой мировой войны. В моменты такого подлинного освобождения идентичность всегда отходит на второй план.
То же самое касается недавнего визита двух участниц Pussy Riot в Нью-Йорк. Во время недавнего гала-представления их представила Мадонна в присутствии Боба Гелдофа, Ричарда Гира и так далее. Это было обычное сборище правозащитников. Им там надо было выразить солидарность с Эдвардом Сноуденом и заявить, что Pussy Riot и Сноуден являются частью единого общемирового движения. Без таких событий, которые объединяют, казалось бы, несовместимое с позиций нашего повседневного идеологического опыта (мусульман, сербов и хорватов в Боснии, приверженцев антиклерикализма и мусульман-противников капитализма в Турции), протестным движением всегда будет манипулировать одна сверхдержава в борьбе с другой.
