Atlantico: Вечером 21 февраля, на фоне относительного затишья в развитии украинского кризиса, Барак Обама обсудил с президентом России возможные пути выхода из ситуации. Это перекликается с попыткой решения сирийского конфликта несколько месяцев назад. Хотя Владимира Путина нередко называют «новым царем», ему все же удалось сформировать себе имидж посредника на международной арене. Можно ли как-то отойти от клише и определить то, что на самом деле представляет собой геополитическая стратегия Владимира Путина?
Пьер Лоррен: Обсуждение лидерами ведущих держав острейших международных вопросов необходимо для ознакомления с позицией сторон, предотвращения недоразумений и поиска путей проведения переговоров и выхода из кризиса. То же было бы, если бы речь шла о каких-то других лидерах, а не об Обаме и Путине.
Что касается геополитического восприятия Владимира Путина, с учетом российских императивов во внешней политике его можно свести к двум основным моментам. Во-первых, это защита интересов России там, где они существуют. Во-вторых, это мирное урегулирование конфликтов в рамках международных организаций.
У России, разумеется, существует множество разных интересов, но три нынешних приоритета касаются защиты экономических интересов, сохранения мощных сил сдерживания (это подразумевает активное противодействие всему, что может поставить под угрозу российский ядерный потенциал) и борьбы с исламизмом, который является серьезной опасностью для Северного Кавказа и южных регионов России.
Вопреки широко распространенному черно-белому восприятию мира, Россия вовсе не пытается встать в антагонистическую позицию по отношению к Западу. Она представляет собой надежного партнера, который может быть незаменимым в решении целого ряда конфликтов. Россия поддерживала и поддерживает западные усилия на афганском (в частности это касается транспортировки натовских грузов по российской территории) и иранском направлениях (Москва голосовала за санкции против Исламской республики и придерживается эмбарго на поставки оружия). Кроме того, она стала одной из главных действующих сторон в попытках урегулирования ближневосточного кризиса.
Да, она выступила против действий американской коалиции в Ираке, но в тот момент Франции и Германии поступили точно так же. При этом она воздержалась (вместе с Германией) на голосовании по резолюции 1973 в Совете безопасности ООН, что открыло путь для западного вмешательства в Ливии. Тем не менее, результаты этого вмешательства, мягко говоря, не пришлись ей по вкусу.
По Сирии Владимир Путин придерживается неизменной позиции с самого начала конфликта (он высказал ее еще на встрече с президентом Олландом в Париже в июне 2012 года). По его мнению, о свержении режима не может идти и речи, пока нам не будет точно известно, кто придет ему на смену. Усиление связанных с «Аль-Каидой» исламистов подтвердило его правоту и подтолкнуло Вашингтон с союзниками отказаться от принципа вооруженного вмешательства. В то же время Россия оказала дипломатическую поддержку Франции во время ее вмешательства против исламистов в Мали.
Читайте также: Путин играет в свою собственную игру
Николя Маццуччи: Действительно, нужно отойти от западной точки зрения, в которой Владимир Путин представляется как смесь Сталина и Петра Великого, чья главная цель — раздуть угли холодной войны и дать новый толчок противостоянию Восток-Запад. На самом деле геополитическое восприятие Кремля намного тоньше и сложнее, он далек от черно-белого мировоззрения, которое пытаются распространять некоторые люди с обеих сторон. Россияне прекрасно поняли, что мир 2010-х годов кардинальным образом отличается от мира конца 1980-х годов, и что мощь России не должна восприниматься так же, как при Советском Союзе.
Ключ к пониманию взглядов Владимира Путина на международные отношения находится в самом что ни на есть официальном документе: в Концепции внешней политики Российской Федерации. Она была составлена Министерством иностранных дел по распоряжению президента в конце 2012 года и официально обнародована в начале 2013 года. Эта концепция рассматривает многостороннее сотрудничество как один из главных столпов российской внешней политики и подчеркивает стремления страны стать ключевым игроком на международной арене. Путин пытается представить Россию как альтернативу американскому и китайскому путям, играя на таких понятиях как многосторонний курс, изменением мирового порядка после финансового кризиса и расширение экономического сотрудничества. Множество российских инициатив в этой области (укрепление ШОС, вступление в ВТО, создание Форума стран-экспортеров газа, усиление Организации черноморского экономического сотрудничества) служат наглядным тому подтверждением. По большей части Россия делает ставку на энергетическое сотрудничество, чтобы воспользоваться своим сильнейшим экономическим инструментом и укрепить свое влияние.
— Несмотря на умение договариваться, Путин не забывает и о более жестких методах вмешательства, как показала ситуация в Грузии и недавние события на Украине. Какие конкретно цели ставит перед собой Кремль в восстановлении могущества России? Как далеко он готов зайти?
Пьер Лоррен: Мне кажется, что слово «вмешательство» неправильно описывает ситуацию. С точки зрения Москвы это Запад лезет в ее зону влияния. Связи Грузии и России существуют с 1783 года. А Украина присоединилась к России в 1654 году. Что сказали бы британцы, если бы Россия начала вмешиваться в Шотландии (в союзе с Англией с 1603 года) и поддержала бы независимость Эдинбурга, предложив тому вступить в СНГ и Организацию договора коллективной безопасности?
Планы Москвы вовсе не нацелены на «гегемонию», как это у нас обычно представляют. Три балтийских республики (Эстония, Латвия и Литва) ушли из-под крыла СССР (и России) и присоединились к Европейскому Союзу без каких-либо возражений со стороны России, которая признала независимость этих государств (и Финляндии) по Версальскому договору 1919 года, хотя впоследствии СССР и «аннексировал» их по пакту Риббентропа-Молотова. После распада СССР в 1991 году Москва согласилась с решением трех этих стран (и Грузии) не вступать в СНГ, которое отрезало их от общей судьбы остального постсоветского пространства.
Грузия в целом представляет собой особый случай, потому что автономные республики Абхазия и Южная Осетия в 1991 году не пожелали оставаться в составе страны и даже начали вооруженную борьбу за независимость. Причиной конфликта 2008 года стало стремление Тбилиси силой вернуть себе Южную Осетию в нарушение соглашений о прекращении огня 1993 года.
Также по теме: Путин - это российский Рейган
Что касается всего остального, экономических связей бывших республик СССР и России достаточно для поддержания единства на постсоветском пространстве. С этой точки зрения ситуация на Украине выглядит почти что карикатурно: большая часть ее экономики и практически вся промышленность ориентированы на Россию и страны СНГ. На самом деле сближение с Европейским Союзом в виде подписания соглашения об ассоциации и формирования зоны свободной торговли стало бы трагедией для украинской экономики. Дело в том, что такая зона открывает 46-миллионный украинский рынок для европейских производителей, ничего не предлагая взамен: на Украине практически нет продукции, которая могла бы проникнуть на европейские рынки. Кроме того, соглашение повлекло бы за собой появление таможенных барьеров на востоке, куда направлен практически весь сбыт украинской промышленности (по большей части, оружие и запчасти для тяжелой и оборонной промышленности). Это не говоря уже о том, что большая часть используемой на Украине энергии (газ и нефть) идет из России по льготным тарифам. Встает вопрос: зачем России нужно продолжать субсидировать энергетику враждебно настроенного государства? Кроме того, без масштабной экономической помощи Украина сегодня не в состоянии расплатиться по долгам, в связи с чем в будущем нельзя исключать дефолт. В таких условиях сегодня прийти ей на помощь может только Россия. Где тут гегемония?
Николя Маццуччи: В российской геополитической традиции выделяется понятие «ближнее зарубежье». Оно примерно соответствует границам бывшего СССР с Украиной и Белоруссией на западе, Кавказом на юге и среднеазиатскими государствами на востоке. Москва воспринимает это пространство как оплот своего «естественного» влияния по ряду экономических и исторических причин. Стремление некоторых держав влезть в это пространство (будь то США с их намерением сделать Украину и Грузию частью НАТО или Китай с его растущим влиянием в Средней Азии) неизменно воспринимается как агрессия. Россия не пытается сформировать некие «опорные пункты» у границ других держав и не готова смирится с попытками сделать это у ее рубежей. Ее реакция может быть весьма жесткой, как мы это видели в Грузии в 2008 году, когда Владимир Путин не только разрешил сложный региональный конфликт, но и отправил четкий сигнал США.
В настоящий момент Владимир Путин пытается воссоздать нечто вроде экономической ассоциации в ближнем зарубежье путем формирования Евразийского союза, который уже включает в себя Белоруссию и Казахстан и может включить Украину. Этот союз достаточно сильно напоминает ШОС, которая стала весьма успешным проектом в Средней Азии и, как предполагается, должна принять в свои ряды такие страны как Индия и Пакистан, которые пока что обладают статусом наблюдателей. Такая позиция в полной мере вписывается в стратегию Москвы, которая стремится объединить всех союзников в одной организации. Проблема в том, что хотя Киев согласен с этим предложением и видит в нем экономический интерес, оно наталкивается на внутренние проблемы Украины, которая исторически разделена на две части с разными культурами: одна придерживается католической и проевропейской традиции, а вторая — православной и просроссийской традиции. Название страны не случайно происходит от слова «окраина».
— Владимир Путин неизменно вызывает самые противоречивые мнения. Одни считают его одним из последних сильных политиков, тогда как другие уверены, что он — безжалостный тиран. Можно ли как-то с этим разобраться?
Пьер Лоррен: Противоречия зависят от политических взглядов людей. В любом случае, совершенно ясно одно: Владимир Путин — избранный президент 145-миллионной страны площадью в 17 миллионов км², которая является военной сверхдержавой наравне с США. Настоящая проблема в том, что сегодня в России не существует хоть сколько-нибудь серьезной альтернативы: ни один политический лидер не в силах составить ему существенную конкуренцию, что создало бы условия для чередования власти.
Читайте также: Противостоять давлению Путина
Николя Маццуччи: Фильм Карла Зеро «В шкуре Владимира Путина» оказался весьма познавательным. Хотя по задумке автора фильм должен был стать антипутинским, тот факт, что российская точка зрения была представлена от первого лица, произвел совершенно противоположный эффект. С точки зрения Западной Европы Владимир Путин — настоящий деспот, но для понимания этого человека требуется знание истории и реалий России. Когда Путин пришел к власти, его спонсоры-олигархи Березовский, Абрамович и прочие считали его легкоуправляемой пешкой. Ему досталась лежавшая в руинах экономика. Вызванный слишком резким выходом на мировой рынок кризис 1998 года обернулся катастрофой для России. В наследство Путину досталась тяжелейшая ситуация и повальная коррупция, которая, кстати, сохраняется и по сей день. Первым успехом Владимира Путина (он, кстати, до сих пор пожимает его плоды) стал выход страны из кризиса: нефтегазовые активы вновь оказались под контролем, а олигархи перешли под «опеку» государства, что стало залогом нового периода процветания.
Россияне до сих пор признательны ему за это, что во многом объясняет его популярность. Кроме того, нужно понимать, что российский общественный договор сводится к передаче абсолютной власти в обмен на процветание и определенное величие страны. С этой точки зрения Путина можно рассматривать как наследника царей и советского руководства. Таким образом, он встает на одну линию с великими предшественниками и строителями России и в то же время дистанцируется от Бориса Ельцина, хотя тот и привел его к власти.
— Произнесенная Владимиром Путиным в 2008 году мюнхенская речь коснулась понятия многополярного мира, который должен освободиться от одностороннего господства Вашингтона. Стоит ли рассматривать эту теорию как честное представление планов и амбиций бывшего агента КГБ или же как основанное на консенсусе средство утвердить свои прерогативы в мировом соотношении сил?
Пьер Лоррен: Многополярный мир уже давно стал реальностью, что еще давно проиллюстрировал пример Ирака: в тот момент Франция, Германия и Россия выступили против американского вмешательства. Не стоит заблуждаться и воображать себе, что «многополярный мир» Владимира Путина подразумевает возвращение к балансу сил холодной войны, когда с одной стороны стоит Запад, а с другой — Россия и все, кто противопоставляет себя Вашингтону. С точки зрения Москвы речь идет скорее о точечных альянсах с переменной геометрией для решения стоящих проблем. Так, например, Россия и США противостоят друг другу в вопросе системы противоракетной обороны (Москва рассматривает ее как угрозу для собственной системы ядерного сдерживания), но в тоже время ведут совместную работу во многих других сферах вроде борьбы с терроризмом на Ближнем Востоке, ситуации в Афганистане и Иране. Это означает не отсутствие разногласий, а то, что они вполне преодолимы и решаются переговорным путем.
Николя Маццуччи: Мне кажется, что это честное отображение стремлений России. Однако не стоит рассматривать все это как нечто отвлеченное и бескорыстное. Многосторонний подход в российском понимании подразумевает утверждение политической стабильности, которая призвана помочь России укрепить свое (прежде всего, экономическое) влияние в избранных зонах: ближнее зарубежье, а также Азия, Ближний Восток и Средиземноморье. Россия осознает, что ей сейчас не под силу напрямую тягаться с США и даже Китаем. Отсюда и ее стремление найти региональные рычаги, сформировать альянсы и союзы, воспользоваться международными организациями. Случай МАГАТЭ весьма интересен. Действуя от имени многих государств, которые хотят создать ядерную энергетику (Турция, Вьетнам, Иордания, Саудовская Аравия) или развивать уже существующий сектор (Бразилия, Индия, Китай), Россия смогла добиться того, что МАГАТЭ в 2010 году выбрало один из ее центром по обогащению урана в качестве международного банка. Это позволяет ей заручиться поддержкой МАГАТЭ и увеличить прибыли национального предприятия.
Эта точка зрения находит отражение в позиции российских официальных лиц и дипломатов. Речь идет о стремлении Кремля воспользоваться относительным спадом влияния страны, чтобы показать себя «менее опасным», чем США и Китай, и тем самым протолкнуть свою точку зрения в международных структурах с помощью временных союзников. Конечная цель России — восстановление мощи, пусть и в несколько другой форме по сравнению с тем, что было на протяжение ХХ века.
Пьер Лоррен, сотрудник Института общественной истории, специалист по СССР и России.
Николя Маццуччи, сотрудник Института международных и стратегических исследований, специалист по геоэкономике и энергетическим вопросам.
