Неизвестно, чем закончится украинский кризис. Одним из вариантов — на первый взгляд, наименее правдоподобным — могла бы стать «федерализация» как первый шаг к распаду страны. Поскольку в политике наименее вероятные варианты часто становятся реальностью, стоит присмотреться к тому, как могла бы выглядеть подобная ситуация, и к каким последствиям она может привести.
15% территории
К России, несомненно, сильнее всего (по нескольким причинам) тяготеют две самые восточные области: Луганская и Донецкая. Последние события показали, что в случае Харьковской, Днепропетровской и Запорожской областей это тяготение уже не столь очевидно. Там предпочтения жителей расходятся. Таким образом, если бы отделение восточной части Украины произошло, то, принимая во внимание эти предпочтения, а также экономические и инфраструктурные связи, раздел должен был бы пройти примерно по следующей линии: от границы с Россией на север от Харькова — вдоль железной дороги (чуть западнее от нее), которая идет на юг к Павлограду, вдоль рек Вовча, Гайчур и Берда — до Азовского моря чуть восточнее Бердянска.
В итоге с восточной стороны этой линии остались бы примерно две трети Харьковской области, примерно треть Днепропетровской и Запорожской, а также Луганская и Донецкая области целиком, а это примерно 90 тысяч квадратных километров, то есть 15% территории Украины и 10 миллионов жителей — 23% от всего населения страны, составляющего около 45 миллионов.
Конечно, ни одно государство добровольно не отдаст ни метра своей «святой земли», однако стоит посмотреть, какие последствия имело бы отделение восточных областей для обеих частей Украины и для России.
Дары данайцев
Основные получатели украинского экспорта — это Евросоюз (26,6%), Россия (23,7%), Турция (6%) и Китай (4,1%). Импорт выглядит так: ЕС (31,2%), Россия (19,4%), Китай (10,2%) и Белоруссия (7,8%). Примерно половина импорта из ЕС приходится на Германию (9,6%) и Польшу (7,1%).
Эти данные противоречат распространенному представлению о характере украинских торгово-экономических связей. Оказывается, что несмотря на технологическую отсталость Украины, ее товарооборот с ЕС в полтора раза превышает товарооборот с Россией, при этом следует учесть, что значительный объем импорта России приходится на нефть и газ. И если исключить эту область, получится, что в обороте промышленными товарами, сырьем и продовольствием Европа занимает на Украине более сильную позицию, чем Россия.
Если Украина действительно распадется по вышеупомянутой линии, в ее западной части останутся, в частности, машиностроительные предприятия Днепропетровска, огромные месторождения железной руды в Кривом Роге и каменного угля у польской границы. У востока останутся Донецкий угольный бассейн с металлургическими предприятиями, которые преимущественно работают по устаревшим и энергоемким технологиям (т.е. являются неконкурентоспособными без дотаций на топливо), и угольные шахты — в основном так называемые метановые, то есть с такими низкими штреками, что шахтерам приходится работать там, стоя на коленях.
Из этого следует три вывода. Во-первых, восток Украины не смог бы существовать самостоятельно. Во-вторых, единственным шансом для него было бы присоединение к России. Принимая во внимание существующие и надвигающиеся финансовые проблемы этой страны, для Москвы это был бы камень на шее или, иначе говоря, дары данайцев. В-третьих, избавление от финансового бремени Донецкой и Луганской области поправило бы финансовую ситуацию Украины и ее «terms of trade» (условия торговли), а также заставило бы эту страну перейти на энергосберегающие технологии.
Это, пожалуй, прекрасно понимают украинские олигархи. Днепропетровские бизнесмены прекрасно справятся без угля из Донбасса, а их связи с российской промышленностью (в первую очередь, оборонной) настолько сильны, что они могут не опасаться за сбыт своей продукции. Однако у донецких бизнесменов вроде Рината Ахметова, которые зависят от железной руды из Кривого Рога, устаревших технологий и относительно дешевой энергии, не останется другого выхода, как перейти под протекцию Москвы. Однако кажется, что таким желанием они не горят. На Украине они были большими «шишками», а в России переместились бы на второстепенные роли (вдобавок оказавшись в зависимости от капризов Кремля). Таким образом, представляется, что украинские олигархи, по крайней мере, самые крупные из них, будут выступать оплотом целостности государства, конечно, при условии, что они осознают свои интересы. К сожалению, это не предвещает ничего хорошего ни в плане перспектив развития демократии на Украине, ни в плане шансов на трансформацию ее экономики. Самый вероятный сценарий в таком случае — это коррупция, кумовство и укрепление архаичной структуры экономики.
Россия, если, конечно, мечты о восстановлении империи, которые невозможны без Украины (с ней, впрочем, тоже), не лишат Кремль рассудка, тоже не захочет брать на себя груз содержания восточных украинских регионов. Не стоит, однако, (особенно в случае с Россией) возлагать слишком больших надежд на рассудок и трезвый расчет. Идеологические великодержавные мотивы в российской политике настолько сильны, что могут перевесить калькуляции и подтолкнуть Кремль к игре на распад Украины. И хотя такой поворот событий, как говорилось выше, не стал бы для Украины особым несчастьем, она могла бы при случае уладить совершенно другое дело, особенно если бы Москва решила «взять под свою опеку» Крым.
Советско-молдавский Пьемонт
С конца XIV века Днестр был границей между Украиной и Молдавией вне зависимости от того, кому они принадлежали. Лежащая между Днестром и Прутом ближайшая к Украине часть Молдавии, называемая Бессарабией, в 1812-1918 годах принадлежала России, а в 1918 вернулась к Молдавии и вместе с ней вошла в состав Румынии, что было естественно как с точки зрения молдавской истории, так и национально-языковой принадлежности большинства местных жителей. Сталин не признал этого акта и пользуясь тем, что на левом украинском берегу Днестра проживало молдавское меньшинство, провозгласил там в 1924 году Молдавскую автономную область (в составе Украинской ССР), которая должна была стать чем-то вроде советско-молдавского Пьемонта, и, по сути, предлогом для территориальных претензий к Румынии.
В 1940 году Сталин осуществил свой план, присоединив большую Бессарабию к микроскопическому Приднестровью — полосе земли шириной около 50 и длиной около 250 километров. В 1941-1944 годах Бессарабия вновь вернулась к Молдавии и Румынии, а в 1944 — к Советскому Союзу.
В июне 1990 года Молдавия объявила независимость от СССР, а 2 сентября того же года связанные с Москвой коммунисты, которые боялись присоединения Молдавии к Румынии, провозгласили создание Приднестровской Молдавской Республики, протянувшейся вдоль украинского берега Днестра (то есть там, где Сталин основал советскую Молдавию). В августе 1991 года Приднестровье объявило о своей независимости. Эту «независимость», которую оберегают 1800 военных оставшихся от 14-й советской армии, не признает ни одно государство в мире. Сама Россия также предпочитает пользоваться Приднестровьем как безвольным орудием влияния, чем рисковать наделением вассала самостоятельностью.
Согласно стамбульским договоренностям 1999 года, российская армия должна была покинуть Приднестровье до 2003 года, однако в июне 2006 министр обороны Сергей Иванов заявил, что она не выйдет из республики, пока там «не установится мир», что в контексте реальной ситуации на дипломатическом языке означало бессрочное приостановление выполнения Москвой своих обязательств.
В занимающем 4,2 тысячи квадратных километров Приднестровье проживает сейчас 400 тысяч человек. Процент молдаван уменьшается: сейчас их 32%, русских — 30, украинцев — 29.
Следует отметить, что национальная принадлежность в этом регионе чаще всего имеет декларативную, а не этническую основу, поскольку многие семьи там являются многонациональными. Хотя в 1990 году Приднестровье с 17% населения Молдавии и 12% ее территории производило 35% молдавского ВВП, 45% промышленной продукции и 90% электричества, сейчас Молдавия научилась жить без устаревшего приднестровского потенциала. Этот факт, изменение национального состава, а также исторические соображения могут склонить Молдавию отказаться от претензий на отделившуюся (а ранее искусственно присоединенную) провинцию. Этническая и языковая русификация наблюдается также на основной молдавской территории и была заметна уже в начале XX века. В юго-восточной части страны много веков живут православные гагаузы турецкого происхождения, получающие финансовую помощь от России, которые недавно высказались против стремления Молдавии в Евросоюз.
Приднестровье вернется в свою колыбель
В дальнейшей исторической перспективе у Приднестровья нет шансов сохранить статус отдельной территории. Претензии Молдавии на управление республикой вписываются в сталинскую политику 90-летней давности, и, следовательно, безосновательны. Эта узкая полоска земли вернется в конце концов к Украине, к которой она принадлежала более 500 лет. Возможно, если Россия сделает ставку на отделение восточных украинских областей, расширив эти претензии, например, на Крым, Киев решит ускорить возвращение себе Приднестровья. Украинским отрядам хватило бы нескольких часов, чтобы дойти до берега Днестра и заблокировать в казармах остатки 14-й армии, заняв по пути несколько аэродромов, чтобы помешать возможной высадке десанта. Поскольку Приднестровье не считается государством, украинская акция не шла бы против устава ООН и, скорее всего, не вызвала бы осуждения международной общественности.
Москва могла бы примириться с утратой Приднестровья или напасть на Украину, считаясь при этом с ответным ударом на востоке. Не стоит также забывать, что крымские татары остаются верны Киеву и не будут в таких обстоятельствах стоять в стороне. На днях они заявили, что им не нравится вмешательство России в крымские дела.
Конечно, возможное решение Украины о возвращении Приднестровья в большой и даже решающей степени зависит от того, кто будет находиться в Киеве у власти, а сейчас, когда я пишу эту статью, это еще неясно.
Тадеуш Киселевский — бывший сотрудник Польской академии наук и Ягеллонского университета, эксперт в области геостратегии и геополитики.
