Джордж Уилл (George F. Will) в своем позавчерашнем анализе событий на Украине отметил: «Итак, это наверное заключительный эпизод холодной войны». Трудно вспомнить более дурацкое заявление этого консервативного обозревателя за все сорок лет его работы. Холодная война? Он что, шутит?
Холодная война началась, когда советский руководитель Иосиф Сталин, укрепивший позиции СССР после Второй мировой войны, захватил Болгарию, Румынию, Югославию, Венгрию, Чехословакию и Польшу, превратив эти страны в своих подневольных клиентов (и добавив их к странам Балтии, которые еще в 1940 году оказались под советским игом). Затем он разместил на рубежах свободной Европы 1,3 миллиона советских войск и войск зависимых от СССР государств, которые смотрели на Запад. Он быстро начал тянуть свои щупальца к Греции и Турции, стремясь превратить и эти обладающие важным стратегическим положением страны в своих марионеток.
Сталин едва не добился своего, однако истерзанная войной Европа при значительной поддержке со стороны США пересилила советского диктатора и вынудила его сделать вывод, что европейский трофей окажется для него слишком дорогим. Поэтому он перешел к новой стратегии и начал подрывать интересы Запада во всем мире, где это только было возможно: на Ближнем Востоке, в странах Карибского бассейна, в Азии, Африке и Центральной Америке. Он и его преемники нанесли существенный ущерб американским интересам в этих регионах и вовлекли Соединенные Штаты в две разрушительные войны (в Корее и во Вьетнаме), которые стали для Америки проверкой на стойкость и ослабили ее силы. Советы также не жалели денег на создание все новых систем вооружений, призванных заставить США уйти в глухую оборону. Среди них был мощный арсенал ядерных боеголовок, установленных на современных ракетах-носителях.
Пожалуй, еще более зловещим обстоятельством стало то, что Советский Союз железной хваткой держал то, что великий британский географ и основатель современной геополитики Хэлфорд Маккиндер (Halford Mackinder) называл «географической точкой вращения истории» — центральную часть Евразии. Именно там на протяжении столетий возникали основные угрозы Европе, России, Турции, Ирану, Индии, Китаю и северным пределам арабского Ближнего Востока. Известный голландско-американский стратег времен начала Второй мировой войны Николас Джон Спикмэн (Nicholas J. Spykman) расширил теорию Маккиндера о Евразии, предложив идею о том, что контроль над ее центром позволит любой державе взять себе всю или часть окружающей этот центр периферии (Европа, Ближний Восток, Индия и Китай). А контроль над центром и периферией даст любой державе возможность для взятия под свою руку так называемого «мира-острова» (термин Маккиндера) в составе Евразии и Африки. После этого будет недалеко и до мирового господства.
Читайте также: Новая холодная война?
Глядя на холодную войну в таком разрезе, легко понять, какой колоссальной и эпохальной была эта борьба мирового масштаба. Советский Союз со своих новых позиций вполне мог претендовать на нечто приближающееся к мировой гегемонии, чего добивались очень немногие страны в истории. На его пути стояли лишь Соединенные Штаты. Как сказал в 1957 году Генри Киссинджер, «ограниченная война представляет собой единственное средство с приемлемыми затратами, способное помешать советскому блоку захватить периферийные районы Евразии».
А теперь задумайтесь над тем, что представлял собой Советский Союз в идеологическом плане. Его тоталитарное рвение, применявшееся вначале только в интересах глупого марксистского идеализма, быстро стало искусственным фундаментом для тотального контроля над обществом и для господства нового привилегированного класса комиссаров-управленцев. Не довольствуясь монополией на одну только политическую деятельность, как многие авторитарные режимы сегодня (включая в определенной мере и путинскую Россию), советские диктаторы провозгласили монополию почти на все аспекты деятельности человека. Подталкиваемый этими роботоподобными идеологами, большевизм превратился в некоего монстра-разрушителя культуры, помешанного на стремлении к подавлению почти всех ее проявлений (религия, национализм, этнические привязанности) там, где он обладал властью и влиянием, и принуждающего население к своего рода высокой идеологической нравственности. А тех, кто не сгибался и не сдавался, он уничтожал или отправлял в лагеря.
Наибольшим гонениям подвергалась религия, составляющая сердцевину культурной самоидентификации. Русская православная церковь была почти полностью уничтожена. Многие священники были расстреляны, брошены в тюрьмы, а богословские школы объявлены вне закона. К 1939 году из 50 000 православных храмов, существовавших во время русской революции, осталось всего 500. Санкт-Петербург, названный именем почитаемого большинством россиян Святого Петра, переименовали в Ленинград, что стало выражением коммунистического самовосхваления и перехода к абсолютной власти.
Когда Запад одержал победу в холодной войне, эта пагубная идеология была похоронена навсегда. Культурно-религиозные чувства возродились, как будто ничего и не было. Русская православная церковь расцвела, как в былые времена, а Санкт-Петербург вернул себе прежнее название. Ужасная ночь идеологического угнетения сменилась утром.
Что еще важнее, маккиндеровский центр Евразии больше не представлял никакой угрозы, поскольку Россия там уже не доминировала безоговорочно, чтобы создавать такую опасность. Это исключительно важный момент. Холодная война закончилась. Европа была спасена, Греция и Турция были сохранены. Сегодня русские слабо влияют на Болгарию, Румынию, Венгрию, страны бывшей Югославии, Словакию, Чехию, Польшу и прибалтийские государства.
Но на Украине они пользуются большой властью, потому что эта страна более 350 лет находилась в российской сфере влияния. Почти половина населения Украины говорит на русском языке, принадлежит к православной церкви и является на самом деле этническими русскими. Если им позволить самим сделать свой культурный выбор (сейчас, когда большевизм мертв), то они будут прислушиваться к России, что наглядно продемонстрировали многие украинцы в Крыму после изгнания Виктора Януковича с поста президента страны. Да, вторая половина больше ориентирована на Запад, за религиозными наставлениями обращается к Ватикану, считает себя продуктом западной культуры в большей степени, чем культуры православной.
Поэтому Джордж Уилл прав лишь наполовину, когда пишет: «И вот на сцену выходит неспокойная Украина, раскалившаяся от своего национализма и полная решимости сохранить свой суверенитет за счет сближения с Евросоюзом». А быть правым наполовину это не очень хорошая оценка для обозревателя.
Нет, события на Украине — это отнюдь не заключительный эпизод холодной войны. Это отражение фундаментальных геополитических реальностей, имеющих давнюю историю, начавшуюся задолго до Первой мировой войны и русской революции. В силу своей географии и истории Украине предопределено находиться в эпицентре напряженности между Россией и Западом. Это расколотая страна, смотрящая в две разные стороны. Пожалуй, в такой предопределенности есть своя трагедия.
На протяжении веков до трагических событий последних недель российские руководители понимали, что если их страна хочет играть свою роль на Западе, ей достаточно сохранить контроль над Украиной. Бывший советник по национальной безопасности Збигнев Бжезинский писал, что без Украины Россия может остаться империей, но «это будет преимущественно азиатская империя, сосредоточенная на Кавказе и Центральной Азии».
Вот почему ни один российский лидер сегодня не может поддаться на маневры и уговоры заместителя госсекретаря по европейским делам, которая ведет отчаянную закулисную работу, пытаясь вырвать Украину из-под влияния России. Вот почему зацикленность Америки на украинской демократии (она ради этого даже готова возвестить о свержении законно избранного президента Украины) не имеет никакого отношения к геополитическим реалиям этого региона. Джордж Уилл, президент Обама и Виктория Нуланд могут думать, что имеют дело с простым нравственным вопросом борьбы демократии с самовластием, и что свержение Януковича — это большой шаг вперед для хороших парней в этой мини-драме холодной войны. Но это совсем не то, и присутствующие здесь геополитические императивы, которые для России гораздо важнее, чем для Запада, в конечном итоге всегда будут определять события на Украине.
Роберт Мерри — политический редактор The National Interest, автор ряда книг об американской истории и внешней политике. Его последняя книга называется Where They Stand: The American Presidents in the Eyes of Voters and Historians («Их позиции. Американские президенты в глазах избирателей и историков»).
