Путин и царь Николай I

В одной своей книге Карл Маркс дает превосходный анализ процессу, при котором Луи-Наполеон Бонапарт в 1848 году сначала становится «президентом», а затем «императором». Во вводном предложении Маркс подчеркивает: все великие всемирно-исторические события и личности появляются дважды — сначала в виде «трагедии», а затем в виде «фарса (комедии)». Если появление Наполеона Бонапарта — это трагедия, то возникновение его племянника Луи-Наполеона — фарс. Так, Маркс проводит аналогии между двумя этими игроками. На наш взгляд, Владимир Путин напоминает царя Николая I, зачинщика «Крымской войны». К тому же, разве можно не согласиться с тем, что по своему автократическому стилю правления Путин выглядит новым царем России?

Когда Россия в 1853 году ввела войска в княжества Валахия и Молдавия, то есть Румынию, это послужило поводом для начала русско-турецкой войны. Царь Николай, основавший в своей стране деспотичный режим, грезил о разделе Османской империи и захвате Стамбула. В тот раз экспансионистские внешнеполитические цели России конфликтовали с Англией, Францией, Пруссией (Германией) и Австрией. С помощью дипломатических методов четырем этим государствам не удалось отговорить царя от оккупации. Амбиции царя, полагавшего, что благодаря политике свершившегося факта он поглотит княжества Валахия и Молдавия так же, как это сейчас происходит в Крыму, настолько ослепили его, что он не придал значения тому, что европейские силы изолировали Россию. Англия и Франция вступили в войну на стороне Османской империи. Центром войны, которая велась на нескольких фронтах, был Крымский полуостров, где располагалась база российского флота. Будучи не в силах стерпеть поражение своих войск, царь заболел и умер. По некоторым версиям, разгромное поражение подтолкнуло его к решению отравиться. Так «византийская греза» русского царя завершилась трагедией.

В период холодной войны советская Россия и США не воевали непосредственно друг с другом. Из-за «ядерного паритета» сторон США и советская Россия управляли ситуацией с помощью «опосредованных войн». Ни одно из этих двух государств не пыталось испытать военную силу другого. В 1850-х годах эквивалентом США можно было считать Англию. Цели России, которая после аннексии Крыма превратила Севастополь в сильную военно-морскую базу, сталкивались с интересами Англии. Поэтому Россия должна была быть непременно устранена из Черного моря.

В книге «Турция, Россия, Черное море и Черкесия», опубликованной в 1854 году, когда Англия объявила войну России, английский путешественник Эдмунд Спенсер пишет: «Военно-морская сила России еще не испытана, и странно, что между Англией и Россией до настоящего времени не было ни одного столкновения». Называя царя Николая «диктатором Севера», Спенсер полагал, что, наконец, «возникла возможность для того, чтобы сдержать агрессию России, которая пытается весь мир взять под свое подданство и ведет беспринципную политику». И если эта возможность будет упущена, то высока вероятность того, что она больше не возникнет. Отмечалось, что все дипломатические усилия, направленные на обеспечение мирового спокойствия и торможение прогресса диктатуры Севера в Евразии, исчерпаны. В качестве единственной альтернативы, способной препятствовать агрессии России, называлось «военное вмешательство».

При прочтении этих написанных 160 лет назад строк Спенсера у меня возникло убеждение, что развитие современного крымского вопроса следует более или менее похожим курсом. Применит ли Путин (опьяненный властью, как Николай I) оружие в Крыму, как в Южной Осетии в 2008 году? Если он отвергает дипломатические усилия и говорит: «Будет так, как я хочу», — может ли стать актуальным вопрос о прямом столкновении с военной силой России, чего не случалось в период холодной войны? Как известно, если в первом акте пьесы на стене висит ружье, то оно непременно выстрелит. На крымской сцене ружье есть. Пока сцена не изменилась, ждать счастливого разрешения кризиса не приходится.