Смоленская катастрофа и рычаги влияния России в Польше

Как сообщают МИД и Министерство культуры Польши, приготовления к проведению Года Польши в России и… Года России в Польше идут полным ходом. Против этого выступает, в  частности, партия «Право и Справедливость». Эту курьезную ситуацию комментирует социолог Здислав Краснодембский (Zdzisław Krasnodębski), баллотирующийся в Европейский Парламент по спискам PiS.

Wpolityce.pl: Вас не удивило решение МИД и Министерства культуры о том, что подготовка к Году России в Польше будет продолжена?

Здислав Краснодембский: В первую это решение идет вразрез той новой риторике, которую мы слышим из уст премьер-министра Туска (Donald Tusk). Она заключается в твердой позиции по Украине и даже запугивании войной. Если посмотреть, что кроется за этой риторикой, то есть какие конкретные действия предприняла в отношении Москвы польская сторона, наложила ли Польша на нее какие-нибудь собственные санкции (замораживание банковских счетов польских банков все же не касалось), обнаружится, что, как и во многих других случаях, мы имеем дело с сильным расхождением между пропагандой и реальностью.

Казалось бы, в данном случае самым очевидным решением была бы отмена этих мероприятий. То, что они не отменены, демонстрирует суть политики правительства Дональда Туска. То же самое касается отсутствия решения по приостановке товарооборота с Калининградской областью. Мы не сделали ничего, продолжая прятаться за чужими спинами (США и ЕС), мы говорим о санкциях, но не о наших, а о европейских, которые в любом случае слишком мягки.

Со стороны Польши никакой реакции де-факто не последовало. Я вообще не могу вообразить празднования этого года России. Можно спросить поляков, как они себе это представляют. Как я понимаю, в этом году состоится также фестиваль русской песни в Зеленой Гуре, это мероприятие стало уже, пожалуй, регулярным. Стоит еще присмотреться к сотрудничеству польских и российских организаций, Центру польско-российского диалога и согласия, к тому, будет ли «Газпром» и дальше выделять стипендии для польских студентов, продолжатся ли переговоры и совместная работа. И тогда встанет вопрос о политике нашего руководства и о том, как она соотносится с высказываниями нашего премьера, который пугает, что осенью польские дети, возможно, уже не пойдут в школу.

– Но почему так происходит? Могло бы показаться, что российская агрессия против Украины – это прекрасный повод приостановить подготовку к Году России. Это решение было бы естественным и самым простым шагом. Однако два министерства говорят: «Нет, мы продолжаем работу», будто бы ничего не произошло. Чем может быть обусловлена такая позиция?

– Я полагаю, что идея проведения Года России проистекает из  всей предыдущей откровенно пропутинской политики нашего правящего лагеря. Она началась с 2007 года, а ее кульминационными событиями были визит президента Путина в Гданьск, совместные торжественные мероприятия и речи Путина и Туска в Катыни, а потом – сближение после смоленской катастрофы. Все это отброшено не было, значит, несмотря на новую риторику, не произошло и отказа от той политической линии.
 
Я полагаю, это связано с расчетом на то, что вскоре все вернется в норму, и в 2015 году мы продолжим прежнюю политику. Польская политика, как и польская экономика, находятся в зависимости от политики немецкой. Это возвращение к прежнему подходу, к тактике, заключавшейся в сотрудничестве, интеграции, организации различных совместных мероприятий вроде культурных, спортивных и научных обменов. Говорится, что это необходимо, что к этому следует вернуться, и польское руководство оставляет себе такую возможность.

Во-вторых, я полагаю, что это боязнь реальных действий, которые были бы направлены против России. Здесь мы можем лишь строить предположения, почему премьер Туск и глава МИД Сикорский (Radosław Sikorski) так боятся Москвы. Повторю, что мы, в принципе, не наложили на нее никаких санкций. Вся наша политика сводится к  тому, чтобы уговорить Европу совершить какие-нибудь решительные шаги.

Но этот вопрос придется оставить без ответа, хотя следует подчеркнуть: уже давно были гипотезы, что в связи со смоленской катастрофой с той стороны, в России, возможно, оказались какие-то инструменты давления.  Остается актуальным вопрос о  том, почему польское руководство не сделало каких-то решительных шагов, чтобы заставить России изменить свою позицию, например, по вопросу возврата обломков самолета и бортовых самописцев, проведения следствия по цивилизованным нормам, проверки показаний диспетчеров или сфальсифицированного доклада Межгосударственного авиационного комитета. Это можно было сделать как самостоятельно, так и с помощью ЕС, союзников. Мы могли требовать санкций, оказывать дипломатическое давление. Почему польское руководство, которое так решительно выступает на тему Украины, не сделало ничего, когда дело касалось гибели представителей польской элиты?

Возможно, это тот же самый страх, который приводит к тому, что в отношении Украины все наши «дела» ограничиваются риторикой, а действия перекладываются на кого-то другого: ЕС и США. Возможно, предыдущее дело было настолько щекотливым, что оно продолжает парализовать наше руководство, которое было самым пророссийским за последние 25 лет.

– Это означает, что ничто не способно изменить установки и позицию этой правящей команды даже в таком, не самом важном деле, как Год России в Польше?

– Я думаю, что находящиеся в руководстве люди – оппортунисты. Они смотрят, что сделает Берлин, Париж, Брюссель. Если обстановка на Украине вновь накалится, они не будут ничего делать самостоятельно, не станут «высовываться», но и не останутся в последних рядах, ведь они, разумеется, боятся, что за эту пророссийскую линию придется заплатить какую-то политическую и общественную цену. В сложившейся ситуации следовало бы отказаться от конформизма и, возможно, приостановить подготовку к мероприятиям, но пока они оставляют себе запасной выход. Все пока выглядит  так, будто ничего не произошло. Но если такое скандальное решение на самом деле не изменится, это должно послужить поводом для того, чтобы польская общественность высказала свою позицию по данному вопросу.

– Вот именно: не боится ли наше руководство, которое само подпитывает антироссийские настроения, что через год эти мероприятия обернутся еще большим скандалом, что поляки будут устраивать протестные акции, срывать спектакли с российскими актерами? Если даже такой русофил как Даниэль Ольбрыхский (Daniel Olbrychski) заявил, что сейчас выступление в России можно сравнить с выступлением в Германии в 1938, легко вообразить реакцию тех соотечественников, которые относятся к России чуть хуже…

– Мы не знаем, какой будет ситуация через год. До настоящего времени подготовка проходила в полной тишине, большинство поляков даже не знали, что в Польше будет Год России. Можно вновь лишь строить предположения: может быть, существует надежда, что все рассосется самое собой и вернется к прежней политике, или что на этом можно будет как-то сыграть. Сейчас сложно что-то предсказывать, видно, что польское руководство старается сохранить все каналы коммуникации.

– Вы можете представить себе ансамбль песни и пляски Российской Армии имени Александрова, поющий в варшавском Зале конгрессов о святой войне?

– Я живу в Кракове и вижу афиши с объявлением о концерте какого-то другого военного ансамбля… Я не могу себе этого представить. Я вообще не понимаю, как можно в такой ситуации не предпринять каких-то реальных действий, поскольку расхождение между тем, что премьер-министр рассказывает людям и тем, что делается, становится таким большим, что в нормальном обществе с нормальными СМИ это было бы невозможно. Но мы, к сожалению, не находимся в нормальной ситуации. Нечто такое должно вызывать беспокойство: как так происходит, что руководство страны, которое вело пророссийскую политику, меняет ее на уровне риторики, и это только увеличивает его поддержку, а не служит доказательством его полной компрометации. Во-вторых, как можно не замечать растущее расхождение между этой риторикой и реальным действиями? Почему оно не становится предметом критического анализа СМИ? Все это лишь доказывает, что наши СМИ так же крепко дружат с Дональдом Туском, как российские – с президентом Путиным.