Знание общества подразумевает не только знание его формальных правил. Нужно также знать, как они применяются: когда их использовать, когда нарушать, когда отказываться от предлагаемого выбора. А также, когда мы обязаны делать что-то, но при этом нам приходится притворяться, будто мы делаем это добровольно, в качестве свободного выбора. Задумайтесь, например, над тем парадоксом, когда выдвигается предложение, предназначенное для того, чтобы его отвергли. Когда богатый дядюшка приглашает меня в ресторан, мы оба понимаем, что счет оплатит он; и тем не менее, я должен мягко потребовать оплатить половину счета. Но представьте мое удивление, если дядя просто возьмет и скажет: «Ладно, тогда плати!»
Похожая проблема существовала в постсоветские годы хаоса в России, когда страной правил Ельцин. Хотя правовые нормы были хорошо известны, будучи в основном такими же, как и при Советском Союзе, та сложная система подразумеваемых неписаных правил, которые лежали в основе общественного здания, просто рассыпалась. В Советском Союзе, если ты хотел, чтобы тебя получше лечили в больнице, чтобы твоего ребенка приняли в престижный вуз, если ты желал получить новую квартиру, если у тебя были претензии к властям, либо если тебя вызывали в суд, ты знал, какие существуют негласные правила для достижения твоей цели. Ты знал, к кому надо обращаться, кому давать взятку, что ты можешь делать, а чего не можешь. После распада Советского Союза одним из самых неудобных обстоятельств повседневной жизни для простых людей стало то, что эти неписаные правила оказались очень расплывчатыми. Люди просто не знали, как действовать, как относиться к формальным правовым нормам, что можно игнорировать, и где свое дело может сделать взятка. (Одна из функций организованной преступности в то время заключалась в обеспечении суррогата законности. Если у тебя была небольшая компания, а заказчик задолжал тебе деньги, ты обращался к своей мафиозной «крыше», которая решала проблему, поскольку государственная правовая система была неэффективной.) Стабилизация общества при Путине произошла в основном благодаря тому, что эти неписаные правила вновь стали ясны и понятны. Люди снова начали разбираться в сложной паутине социальных связей и отношений.
Читайте также: Что дебаты Хомского и Жижека могут рассказать нам о разоблачениях Сноудена
В международной политике мы пока не дошли до такого уровня. В 1990-х годах отношения между великими западными державами и Россией регулировались молчаливым пактом. Западные государства обращались с Россией как с великой державой на том условии, что Россия не поступала как великая держава. Но что может случиться, если человек примет адресованное ему предложение, которое предназначено для того, чтобы его отвергли? Что если Россия начнет действовать как великая держава? Такая ситуация — это настоящая катастрофа, угрожающая всей существующей системе отношений, что показали события пятилетней давности в Грузии. России надоело, что с ней лишь обращаются как с великой державой. Она начала поступать как великая держава.
Как мы дошли до такого? «Американский век» закончился, и мы вступили в период, в котором формируется множество центров глобального капитализма. В США, Европе, Китае и, пожалуй, в Латинской Америке капиталистические системы развиваются с определенной спецификой. Соединенные Штаты выступают за неолиберальный капитализм, Европа за то, что осталось от государства всеобщего благоденствия, Китай за авторитарный капитализм, а Латинская Америка за популистский капитализм. Когда попытки США навязать себя миру в качестве единственной сверхдержавы и мирового жандарма потерпели неудачу, появилась необходимость в установлении правил взаимодействия между этими локальными центрами, что касается их сталкивающихся интересов.
Вот почему нынешний период потенциально намного опаснее, чем может показаться. Во времена холодной войны правила поведения на мировой арене были ясны и предельно понятны. Их гарантией служила доктрина взаимно-гарантированного уничтожения сверхдержав. Когда Советский Союз нарушил неписаные правила и вторгся в Афганистан, он дорогой ценой заплатил за это посягательство. Война в Афганистане стала началом его конца. Сегодня старые и новые сверхдержавы испытывают друг друга, пытаясь навязать собственную версию международных правил и экспериментируя с ними через своих ставленников, в роли которых, конечно же, выступают небольшие нации и страны.
Философ Карл Поппер (Karl Popper) как-то дал высокую оценку научной проверке гипотез, сказав, что таким способом мы позволяем своим гипотезам погибать вместо нас. В сегодняшних испытаниях травмы и раны вместо больших стран получают малые — сначала Грузия, а теперь Украина. Хотя официально выставляются высоконравственные аргументы на тему свобод и прав человека, характер этой игры предельно ясен. События на Украине напоминают вторую серию грузинского кризиса — это очередной этап геополитической борьбы за власть над нерегулируемым многополярным миром.
Также по теме: Жижек - Человечество в целом это нормально, но 99% занудные идиоты
Определенно настало время для того, чтобы научить новые и старые сверхдержавы некоторым манерам. Но кто это сделает? Очевидно, что это по силам только наднациональному образованию. Более 200 лет назад Иммануил Кант увидел необходимость в создании транснационального правового порядка с опорой на усиление глобального общества. В своем трактате «К вечному миру» он писал: «Бoлee или мeнee тecнoe oбщeниe мeждy нapoдaми зeмли, вcюдy взявшee пepeвec, paзвилocь нacтoлькo, чтo нapyшeниe пpaвa в oднoм мecтe чyвcтвyeтcя вo вcex другиx. Из этoгo виднo, чтo идeя пpaвa вceмиpнoгo гражданства ecть нe фaнтacтичecкoe и пpeyвeличeннoe пpeдcтaвлeниe o пpaвe, нo нeoбxoдимoe дoпoлнeниe нeпиcаннoгo кoдeкca».
Однако это подводит нас к тому, что можно условно назвать принципиальным противоречием нового мирового порядка (если нам будет позволено использовать этот старый маоистский термин). Речь идет о невозможности создания глобального политического порядка, соответствующего глобальной капиталистической экономике.
Что если по причинам структурного характера, а не только в силу эмпирических ограничений, не может существовать всемирная демократия или представительное мировое правительство? Что если глобальную рыночную экономику нельзя организовать напрямую как всемирную либеральную демократию с выборами во всем мире?
В нынешнюю эпоху глобализации мы расплачиваемся за это принципиальное противоречие. В политику мстительно возвращаются давние навязчивые идеи, а также специфические и весьма существенные этнические, религиозные и культурные особенности и самооценки. Наши сегодняшние затруднения определяются именно такой напряженностью: свободное обращение товаров в мире сопровождается нарастающим разобщением в социальной сфере. После падения Берлинской стены и усиления глобального рынка повсюду начали появляться новые стены, разделяющие народы и их культуры. Пожалуй, от ликвидации этой напряженности зависит само выживание человечества.
