Когда появились первые слухи о том, что Владимир Путин может появиться в Крыму на параде 9 мая (день победы над нацистской Германией для СССР и России), западные наблюдатели поначалу посчитали все «провокацией». Тем не менее, президент на самом деле отправился в Севастополь после парада на Красной площади, где перед ним промаршировали 11 000 солдат. Он прибыл на белом корабле, сошел на берег, пожал протянутые руки и произнес пятиминутную речь.
Еще за два дня до этого, казалось, что Путин все же готов пойти на уступки. Так, он провел встречу с президентом Швейцарской Конфедерации и председателем Организации по безопасности и сотрудничеству в Европе, которая в настоящий момент пытается сыграть роль посредника между сторонами украинского конфликта. Владимир Путин обратился к пророссийским сепаратистам с юго-востока Украины с просьбой отложить назначенный на 11 мая референдум о присоединении этих украинских регионов к России. Кроме того, он впервые назвал назначенные временным правительством на 25 мая выборы президента страны шагом в правильном направлении. Но радоваться было еще рано.
Если внимательно рассмотреть два этих события, поездку Путина в аннексированный в марте Крым и показную смену тональности заявлений Москвы, на ум приходит старый завет советской дипломатии, который резко обозначил Никита Хрущев в разговоре с Джоном Кеннеди в 1961 году: то что наше, то наше, а вот то что ваше, это вопрос спорный. Вот, как бы выглядел его современный перевод: Крым уже точно наш, но мы можем поспорить с вами о других моментах украинского кризиса.
Главная цель Москвы по-прежнему заключается в федерализации страны с предоставлением юго-восточным регионам широкой автономии в отношениях с центральным киевским правительством, в том числе и в области внешней политики (это позволило бы им сохранить привилегированные связи с Россией). Кроме того, Украина должна отказаться от планов по вступлению в НАТО.
Как бы то ни было, украинские сепаратисты не прислушались к призыву отложить референдум. А это стало ударом по авторитету Владимира Путина. Этого можно было ожидать, раз президент России позволил движению мятежников набрать обороты в ожидании удобного момента для снижения накала страстей. Но он все равно может извлечь выгоду из ситуации. Во-первых, он демонстрирует, что не контролирует сепаратистов. Во-вторых, он сохраняет давление на киевское правительство и его западных союзников. Разве можно рассчитывать на нормальное проведение президентских выборов, если в части страны проводится военная операция?
Дело в том, что примирительный тон Москвы сопровождается условиями, которые ставят киевские власти в крайне неудобное положение. Россия продолжает требовать разоружения военизированных отрядов, которые сформировались во время протестов на Майдане (в первую очередь это относится к «Правому сектору»), в обмен на освобождение сепаратистами захваченных зданий государственных ведомств на востоке Украины. Кроме того, Москва хочет, чтобы затребованный ею федеральный проект конституции был представлен до выборов 25 мая: по ее утверждению, этого желает русскоязычное население страны.
Поступок Владимира Путина говорит о стремлении не дать напряженности достичь такого уровня, когда ситуация может полностью выйти из-под контроля. Сепаратисты с юго-востока Украины служат инструментом достижения политических целей Кремля и будут играть эту роль до тех пор, пока не выдвинут такие требования, которые российская власть окажется не в состоянии удовлетворить. И хотя принятые американцами и европейцами санкции пока что носят чисто символический характер, они уже сказались на биржевом индексе и оттоке капиталов. Владимир Путин не может закрывать на это глаза, несмотря на все громкие заявления.
Наконец, президент России разрушает сложившийся у него непримиримый образ и дает аргументы тем на Западе, кто ищет любые намеки на готовность к компромиссу. Эти «полезные идиоты» по определению Ленина тем больше стремятся «понять» российскую политику, чем хуже они на самом деле разбираются в России.