Много лет тому назад в ставшей знаменитой книге «Тольятти 1937» (издательство Rizzoli, 1964) Ренато Мьели задал вопрос, почему итальянские коммунисты уже после разоблачений Хрущевым преступлений Сталина не испытывали никакой необходимости «пролить свет на судьбу европейских коммунистических лидеров, которые исчезли в Советском Союзе в период террора».
Мьели писал: «Молчание европейских коммунистов по поводу тяжелого прошлого ставит в тупик». Тольятти, умерший последним из знаменитых выживших деятелей Коминтерна, и единственный, кто мог бы пролить свет на прошлое, отказался это сделать. Правда оказалась погребена под тяжелым покровом соучастия и круговой поруки. «Время сотрет все следы, а люди забудут о сделанном. Так и было задумано? И преступления останутся нераскрытыми», — так писал Мьели.
В 1937 году Пальмиро Тольятти вместе с болгарином Димитровым, финном Куусиненом и советским деятелем Мануильским был членом секретариата Исполнительного комитета Коммунистического интернационала. Это они одобрили уничтожение всех руководителей Польской коммунистической партии (за исключением Гомулки). Что заставило Сталина избавиться от Польской коммунистической партии, становится понятно, если учесть время, когда происходили эти события. Москва собиралась заключить с Гитлером пакт о ненападении в 1939 году, в результате которого произошел территориальный раздел Польши и разразилась Вторая мировая война. Польская коммунистическая партия протестовала бы против такого раздела, и Сталин ее ликвидировал, чтобы расчистить дорогу для уничтожения Польши как независимого государства. Как пишет Мьели, объяснить поведение руководителей Коминтерна можно только «их верой в коммунизм, полным подчинением тирану и невозможностью ему противостоять».
Но могли ли Тольятти и его товарищи выступить против Сталина? Сам Мьели признает, что «у них не было выбора в тех обстоятельствах: либо ты сотрудничал с режимом, либо отправлялся в лагерь. Тольятти, как и многие другие, выжил, потому не захотел окончить свои дни в лагере». Но установленная Сталиным атмосфера террора в СССР и внутри международного коммунистического движения не оправдывает покорности и даже соучастия в преступлениях таких людей, как секретарь Итальянской коммунистической партии. Более глубинными причинами их поведения было то, что они были сталинистами. В тот момент их принадлежность к коммунистической партии и работа в Третьем интернационале предполагала сотрудничество со Сталиным и одобрение его методов.
Тольятти не только от себя лично и от имени своей партии одобрил убийства Зиновьева и Каменева, Бухарина и Рыкова, маршала Тухачевского и других руководителей Красной армии, он разделял идеологию кровавого диктатора. Мьели приводит яркое доказательство своему утверждению, ссылаясь на позицию, занятую секретарем ИКП по польскому вопросу после разоблачений Хрущева на ХХ съезде КПСС. Тольятти уже не отстаивает, как раньше, точку зрения, что борьба фракций внутри Польской коммунистической партии была достаточным доказательством того, что в ПКИ просочились агенты Пилсудского. Но он не перестал утверждать, что в те времена это могло казаться правдоподобным, что сам по себе фракционизм делал руководителей партии виновными. «Это было очень в духе развязавшего террор Сталина», — заключает Мьели.
Другими словами, секретарь ИКП, хотя и заявил, что он совершил ошибку, поверив ложной теории Сталина об обострении классовой борьбы и доказательствам, предложенным советскими органами, но никогда не признал, что он сам политически осудил Польскую коммунистическую партию и одобрил физическое уничтожение ее руководителей. Он никогда не признался в том, что даже не пытался выяснить, были ли обвинения против польских руководителей обоснованными, считая, что мотивы Сталина сами по себе были достаточными для оправдания его поведения в этих обстоятельствах. «Своершенно очевидно, что такая позиция совпадала с его собственными идеологическими установками, — пишет Мьели. — Но как такая точка зрения сочетается с настоящим моментом, учитывая претензии ИКП на то, чтобы считаться демократической? Как может партия, называющая себя демократической, признать свою прошлую деятельность, отрицающую всякую демократию?»
«Речь не о том, чтобы подвергнуть суду того или иного руководителя прошлых времен, но о том, чтобы осудить систему, которую они пытались установить в угоду тоталитарной идеологии, которая, как кажется, не вполне изжита в их рядах», — писал Мьели. Другими словами, ИКП должна была внять отчаянному, но не услышанному крику одной из жертв сталинского террора Эмилио Гуарнашелли: «Товарищи, мы ошиблись». Но могла ли массовая организация и такая большая партия, как коммунистическая, формально заявить о своих ошибочных идеалах, ради достижения которых она была создана, и ради которых ее члены вели борьбу во все время ее существования? Я лично в этом сомневаюсь. В конце концов, именно по этой причине призывы Мьели к ИКП пролить свет на свое прошлое, канули в пустоту. То, что для него было моральным долгом, для ИКП было политической помехой. Итальянские коммунисты всегда были прикованы к истории их партии как к кресту, потому что история бесповоротно осудила само слово «коммунизм». Тот факт, что многие из них, поняли это для себя лично, не означал, что такое осознание выльется в конкретные политические действия на уровне коллективного сознания, то есть на уровне партии. В жертву партии в прошлом было принесено столько невинных людей, а сегодня в жертву приносят правду об их трагической судьбе.
В качестве авторитетного члена Коминтерна Тольятти, ставший одном из его высших руководителей, несет ответственность за политическое и физическое уничтожение многих коммунистов, виновных только в том, что они не хотели применять жестокие методы Сталина в своих странах. Великий реалист, он действовал вполне в духе Макиавелли. Под его руководством компартия Италии совершила так называемый «Салернский поворот» — поворот партии к поддержке демократических реформ в Италии и к отказу от вооружённой борьбы за социализм. Итальянская монархия была вовлечена в орбиту Соединенных Штатов, которые в случае революционной опасности вмешались бы в ситуацию военным путем. Тольятти порекомендовал своим товарищам «не терять голову» и не делать попыток осуществить революцию, что в то время было совершенно невозможно и привело бы коммунистическую партию, секретарем которой он был, хотя и никогда не избирался, к краху.
