Войцех Ярузельский, гуляющий с Иоанном Павлом II, с улыбкой слушающий оратора Леха Валенсу (Lech Wałęsa), с каменным выражением лица сидящий в зале суда, и, наконец, милый пожилой человек в очках и шляпе, медленно идущий по улице...
Информационные каналы много часов подряд бесконечно повторяли сцены из жизни генерала. Одни комментаторы перечисляли заслуги покойного «человека чести» в деле превращения Польской Народной Республики в новую Польшу, другие напоминали, каким он был страшным преступником.
Большинство из нас наверняка запомнят Ярузельского, каким он был 13 декабря 1981 года, когда сидя на фоне военного знамени, в военной форме он объявлял о введении военного положения. Но лучше характеризует генерала, пожалуй, другая сцена: когда он на летном поле с улыбкой, но без всякого удовольствия или даже с отвращением целовался с советским генсеком Леонидом Брежневым.
Ведь на самом деле Ярузельский не был ни человеком чести, ни страшным преступником. Он был лишь безвольным исполнителем приказов Москвы. В основанной Лениным и Сталиным международной мафиозной организации, называвшейся коммунизмом, он был не крестным отцом, а подчиненным «капореджиме» — руководителем одного из многочисленных гангстерских подразделений.
Он был не особо талантлив, не добивался больших успехов, но, что очень важно для мафии, был полностью лоялен. Целовал отвратительного старого калмыка, если это могло помочь карьере, был готов выступать против интересов Польши, лишь бы угодить кремлевским хозяевам. Когда Брежнев потребовал ввести военное положение, Ярузельский без колебаний выполнил приказ, когда Горбачев велел договориться с оппозицией — подчинился новым ожиданиям.
Войцеху Ярузельскому, разумеется, найдется свое место на страницах учебников польской истории, как нашлось и для чиновников, которые от имени захватнической России управляли землями Польши в прошлом, — Александра Велепольского (Aleksander Wielopolski) и Михаила Муравьева. Возможно, если бы генерал был более волевым, самостоятельным и обладал более сильным характером, его можно было бы поставить на одну доску с Велепольским, которого не только критикуют, но и высоко оценивают. Однако когда пришел момент проверки на прочность, оказалось, что Ярузельский гораздо ближе к Муравьеву.