После Пасхи на военном аэродроме в Свидвине приземлился транспортный самолет Hercules, на борту которого в Польшу прибыли американские силы поддержки. Были речи и торжественные заявления. При виде американских военных министр обороны Томаш Семоняк (Tomasz Siemoniak) поддался пафосному порыву. «Друзей познают по делам, а не по словам», — заявил он. Прозвучали также слова о «знаменательном событии» (генерал Лех Маевский (Lech Majewski)) и сравнения с первыми шагами человека по Луне (вновь Семоняк).
Что же, событие было и правда космическим. В то время как на восточной границе Украины, по различным данным, стояли от 40 до 80 тысяч российских солдат, расположенную в непосредственном соседстве Польшу прибыли охранять 150 парашютистов. Которые вместе с 30 истребителями F-16 станут, пожалуй, единственным вкладом НАТО в оборону польского союзника.
Можно, конечно, язвить, что Семоняку удалось выторговать в Вашингтоне всего 150 несчастных военных, но, честно говоря, я сомневаюсь, что какой-нибудь другой стране удалось бы получить больше. Ошибочно полагать, что если бы у власти была партия «Право и справедливость» (PiS), то Ярослав Качиньский (Jarosław Kaczyński) уговорил бы американцев вместе пойти на Крым. Нет, американцы и главные страны Европейского Союза, судя по всему, смирились с российской аннексией полуострова и, помимо символических санкций, не собираются предпринимать ничего другого. И польское мнение по этому вопросу (хоть Дональда Туска (Donald Tusk), хоть Качиньского) мало что может здесь изменить
Запад не боится Путина
На вопрос, что на самом деле следует из российской агрессии, ответ будет лишь один. Столкнувшись с конфронтационной политикой Путина, Западная Европа и Соединенные Штаты проявили поразительную слабость. Поразительную, поскольку они располагают арсеналом средств, способных заставить Кремль отступить. Всем, в том числе в Москве, это известно, хотя там, конечно, не говорят об этом вслух. И если Россию избавили от болезненных санкций, то не потому, что западные страны боятся Путина, а потому, что они не собираются брать на себя ответственность за происходящее на Украине. Иными словами, Западная Европа не считает Украину сферой своих интересов, или, по крайней мере, не собирается включать ее в эту сферу ценой конфликта с Москвой.
Доказательств этого тезиса немало. Соглашение об ассоциации с Украиной, с отказа от подписания которого начались украинские протесты, была не (как воспринимали это участники Майдана) первым шагом к вступлению или вступлением в ЕС, а в первую очередь, в своей экономической части - односторонним открытием украинского рынка для товаров из Западной Европы. То есть, это предложение не было для Киева выгодным. С партнером, к которому относятся с серьезными намерениями, так не поступают. Москва использовала ситуацию, подняв ставки и убедив президента Виктора Януковича отказаться от соглашения. Янукович, на свое несчастье, сделал то, что ожидала Москва, и в итоге потерял власть. Никто (в том числе на Западе) не ожидал таких масштабных протестов, которые охватили Киев и Западную Украину.
Таким образом ЕС ввязался в игру, в которой не собирался принимать участия. Ему было сложно не поддержать протестующих на Майдане, поскольку те выступали с европейскими лозунгами. Но, о чем мало кто говорит вслух, Украина — это не только Майдан и Львов. Это также Донецк, Харьков и Крым, где евроэнтузиазм был гораздо более слабым, зато симпатии к России — довольно распространенными. Москва использовала и это, инициируя в восточных регионах протесты против новых киевских властей.
Эти протесты, хотя и были инспирированы из Кремля, не были фиктивными. Живущие там люди действительно симпатизируют России. С точки зрения западных стандартов здесь возникла проблема, поскольку если вначале звучали требования учесть волю одной группы граждан Украины, то сложно было после этого отказать в том же самом праве другой группе лишь из-за ее противоположного подхода к вопросу интеграции с Западом и отношений с Россией.
Справиться с этой дилеммой помогла Евросоюзу Россия, напав на Украину и аннексировав Крым. Проблема Восточной Украины превратилась в проблему Москвы, и не исключено, что многие западные политики облегченно вздохнули. Вопреки московской пропаганде, у Запада нет серьезного интереса к Украине, и он охотнее всего дал бы оттуда побыстрее стрекача.
Дипломатия крупных концернов
С польской точки зрения аннексия Крыма вскрыла еще одну неприятную правду. О том, что реальная политика не должна руководствоваться чувствами. Российское вторжение, возможно, не было неожиданным событием, большинство поляков никогда бы не поверили в то, что Кремль переродился и стал миролюбивым. Гораздо хуже сдал этот экзамен Запад.
Когда российские специальные подразделения высаживались в Крыму, ведущие страны ЕС переживали некое раздвоение собственной идентичности. С одной стороны сыпались словесные обвинения, а с другой велась прежняя политика в отношении России, словно ничего не происходило. Новым элементом было использование представителей бизнеса для чисто политических действий. Когда канцлер Ангела Меркель намекала, что Путин сошел с ума, настоящей дипломатией от имени Германии занимались главы немецких концернов. Некоторые из них выступили против обострения отношений с Россией, а руководитель концерна Siemens Джо Кайзер (Joe Kaeser) провел в Кремле официальные переговоры с Путиным, заявив, что «в эти сложные времена особенно важно поддерживать диалог». Сообщая об этом визите (будто это была встреча глав двух государств), газета Sueddeutsche Zeitung отметила, как важно было Путину, чтобы после аннексии Крыма кто-нибудь из влиятельных представителей западного капитала официально «выразил ему свое почтение». Это почтение было высказано, и, судя по всему, с ведома госпожи канцлер, поскольку было понятно, что в сложившейся ситуации никто из немецкого руководства лично этого сделать не мог.
Анекдотическая история произошла с премьером Великобритании Дэвидом Кэмероном, который получил письмо от банкиров из Лондонского Сити, предостерегавших от введения санкций против Москвы. Зато американцы вначале очень ловко нанесли удар по двум связанным с Кремлем банкам, заблокировав карты их клиентов, однако потом от этого отказались. Это совершенно случайно произошло тогда, когда Кремль заявил, что он не продлит контракт с компанией Apple на поставку планшетов для российской администрации (контракт достался компании Samsung).
Недавно с большой помпой было объявлено о подготовке к строительству газопровода «Южный поток», огибающего Украину с юга и идущего через Черное море и Болгарию в Австрию. Это случилось вскоре после того, как Европарламент принял резолюцию, призывающую отказаться от этого контракта, а Европейская комиссия официально заморозила переговоры на эту тему.
Похоже, что на наших глазах рождается новый тип дипломатии. Это частная дипломатия, которой занимаются независимые от избирателей крупные корпорации и концерны. Евросоюз творчески диверсифицировал свою внешнюю политику, чтобы, по крайней мере, в официальной сфере, не отходить от фундаментальных принципов, на которые он опирается. Путин прекрасно понимает эту игру. А Польша не слишком хорошо за ней поспевает.
Ближе к арабским странам
Слабость Запада или, скорее, его нежелание вмешиваться в дела Украины, — это сила Путина. Ведь Россию нельзя назвать сейчас сильным государством. Это, как максимум, локальная держава, которая претендует на возвращение в глобальную игру. В прошлом году в России все сильнее давали о себе знать тревожные признаки кризиса. Рейтинг Путина не был таким высоким, как сообщалось официально. Большинство россиян обвиняли его в ухудшающихся условиях жизни, высоких ценах, кумовстве. Единственным, за что они его ценили, была жесткая внешняя политика. Иллюзия, что Россия остается глобальной державой, как в советские времена, помогала смягчить проблемы будничной жизни россиян. Хотя Путин пытается изображать из себя крутого мачо, он панически боится бунта. Он с навязчивым постоянством сравнивал протесты на Майдане с арабскими революциями трехлетней давности. На его воображение наверняка подействовала судьба Каддафи, которого забили железным прутом бунтовщики. Если бы Россия была нормальным государством, где передача власти проходит цивилизованно, возможно, у Путина не было бы склонности к конфронтации. Однако в этом плане Россия напоминает по своим стандартам скорее арабские страны, чем европейские.
Так что с точки зрения Путина аннексия Крыма была отличным шагом. С одной стороны, это был удар по бунтовщикам с Майдана, а с другой - обращение к имперской ностальгии россиян. Без всякого сомнения и вне зависимости от того, что произойдет в будущем, Путин уже обеспечил себе место в истории России в качестве человека, который вернул россиянам утраченный Крым.
Одновременно отдалился и призрак потенциальных мятежей. Националистическая эйфория не проходит, а на ее фоне в Кремле укрепляется авторитарный режим. Всеобщее исступление, которое сопровождало аннексию Крыма навевает ассоциации с тем, что происходило в Германии после аншлюса Австрии. Стоит в скобках добавить, что именно такое сравнение стоило профессору Андрею Зубову, редактору популярного двухтомника «Истории России, ХХ век», карьеры в МГИМО. Любая критика Кремля пресекается в зародыше. После цензуры телевидения и прессы под лупу взяли интернет, где нашли прибежище те, кто независимо мыслит. Путинская Россия навсегда останется авторитарной, но до сих пор существовал небольшой зазор для свободы, который после Крыма стал опасно приближаться к советским стандартам.
Новый расклад на востоке
До полного успеха Путину не хватает того, чтобы Запад легитимизировал аннексию Крыма. Для этого российский президент продолжит разыгрывать украинскую карту, дестабилизируя ситуацию на востоке этой страны. С точки зрения Кремля самым лучшим вариантом было бы, чтобы Киев отказался от своей власти над Крымом или согласился на это под давлением планов по федерализации Украины. Но это невозможно без договоренностей с ЕС и Америкой. Россия все еще слишком слаба, чтобы позволить себе не считаться с Западом даже в вопросе территорий, которые она считает своими.
Кремль рассчитывает, что пользуясь нынешним кризисом, он сможет получить нечто большее, чем просто вассализацию Украины. Стратегическая цель Москвы — это, скорее всего, попытка изменить расклад сил в восточной части Европы. Видя слабость Евросоюза и его нежелание предпринимать активные действия на востоке, Кремль захочет получить от Запада заверения о «невмешательстве» на территории бывшего СССР и признание особой «ответственности» России за постсоветские страны, (разумеется, за вычетом Прибалтики). Взамен он может предложить ЕС тесное экономическое сотрудничество, открытие рынков и т.п. Конечно, Украина, как другие постсоветские республики, сохранила бы формальную независимость. Такая «новая Ялта» вновь разделила бы континент на две зоны: российскую и западную.
Оглядываясь назад на европейскую политику в отношении Украины, легко предположить, что западное руководство может благосклонно встретить такое предложение, хотя никто, конечно, не станет говорить о разделе континента и не назовет это соглашение «новой Ялтой».
С верной стороны
Выводы, которые следуют из этого для Польши, неутешительны. Во-первых, наша восточная политика вновь расходится с политикой, которую реализует Запад. У Варшавы здесь практически нет поля для маневра. С одной стороны, нам следует предотвратить поглощение Украины Россией, но с другой - мы не способны эффективно этому противостоять. Украина, на самом деле, никому на Западе не нужна, и никто не будет благодарен нам за попытки втягивания ее в европейскую орбиту. Во-вторых, Польше не удалось избежать украинской проблемы. Дальнейшая агрессия России и гипотетическая вассализация Украины вызовет еще больший рост националистических настроений в этой стране и особенно в ее западной части, которая непосредственно граничит с Польшей. В-третьих, что самое важное, Москва будет разыгрывать украинскую проблему, пытаясь поссорить нас с западными партнерами. Поэтому стратегической целью польского руководства должно стать стремление к как можно более тесной интеграции континента и усилению атлантических структур (даже ценой иных приоритетов).
Крымский урок показал, как много предстоит еще сделать, чтобы в полной мере стать частью Запада. В противном случае нам не пришлось бы умолять Вашингтон, прислать нам на помощь 150 военных. Первый шаг уже, правда, сделан, но его, со всем уважением к министру обороны, сложно сравнить с первым шагом человека по Луне.
Однако мы уже смогли добиться самого важного, и даже если вновь произойдет раздел континента, то Польша в отличие от 1945 года окажется по верную сторону баррикад. И нужно, чтобы так оставалось и впредь.
