Споры, возникшие по поводу сержанта Боуи Бергдала (Bowe Bergdahl), во многом затмили то, что должно было стать важной инициативой администрации Обамы. Визит президента Соединенных Штатов в Польшу был еще одним шагом в реализации того, что будет центральным заданием американской внешней политики в течение следующего десятилетия: противодействие вызовам, связанным со статусом великой державы. Сегодняшний мир — для большинства стран этот мир является стабильным, мирным и открытым — покоится на созданном Соединенными Штатами порядке, который с 1989 года не оспаривался ни одним из других ведущих игроков. Каким образом обеспечить сохранение существующих условий, несмотря на то, что такие новые державы, как Китай, поднимаются, а старые, такие, как Россия, поигрывают мускулами?
Российские действия на Украине являются серьезным вызовом, и президент Обама отвечает на него серьезно — он вводит санкции, обеспечивает поддержку в Западной Европе и успокаивает Восточную Европу. Критики президента в Вашингтоне чувствуют, что этого недостаточно, и что он демонстрирует опасную слабость.
В своем ярком эссе, опубликованном в журнале New Republic, консервативный публицист Роберт Каган (Robert Kagan) (он также раз в месяц публикует свою колонку в газете Washington Post) говорит о том, что Обама забывает главный урок современной американской внешней политики. «Вместо пассивного ожидания», говорит он, Вашингтон нуждается в «убедительном и активном участии в мировых делах».
Может сложиться впечатление, что государство, имеющее почти 60 союзников на договорной основе, а также сотни тысяч солдат, размещенных на десятках баз в разных частях мира, и проводящее в настоящее время военные операции против различных террористических группировок, вполне подходит под это определение. Однако этого недостаточно. Модель успешной стратегии Соединенных Штатов, предлагаемая Каганом, — это администрация Рузвельта-Трумэна после окончания Второй мировой войны. Даже когда новые угрозы еще не были обозначены, страна сохраняла огромную военную силу, и, кроме того, она жестко разговаривала и жестко действовала. Затем он обращает внимание на то, что через год или через два года Советский Союз бросил вызов Соединенным Штатам в разных частях мира, Китай стал коммунистическим и глубоко антиамериканским, а Северная Корея напала на Южную Корею. Выходит, что все те вещи, которые «напористость» должна была сдерживать, все же произошли. Главный пример Кагана подрывает его основную логику.
В конце 1940-х годов Соединенные Штаты были сильнее любой другой страны в современной истории — они обладали полным экономическим превосходством, сотни тысяч американских солдат все еще находились в Европе и в Азии, а еще существовало доверие, полученное в результате участия в двух мировых войнах. Однако в определенном смысле США были не в состоянии сдержать Советский Союз, Китай и даже Северную Корею. Это не означает, что внешнюю политику администрации Трумэна следует в чем-то обвинять — я восхищаюсь Гарри Трумэном. Однако я считаю, что в сложном мире, даже если вы обладаете огромной силой и ее применяете, все равно происходят самые разные вещи.
Сегодняшняя задача - намного сложнее. Во время Второй мировой войны и холодной войны Соединенные Штаты пытались полностью победить те державы, против которых страна боролась. Во время холодной войны объектом сдерживания — так Джордж Кеннан назвал этот процесс с самого начала — являлся Советский Союз, и его следовало ограничить таким образом, чтобы коммунизм развалился под грузом собственных противоречий.
Сегодня цель состоит в сдерживании Китая, в том, чтобы не дать ему расширить свое влияние, одновременно пытаясь интегрировать его в глобальный порядок. Даже в случае с Россией цель состоит не в том, чтобы добиться крушения этого режима (он не будет заменен на прозападную либеральную демократию), но, скорее, задача состоит в том, чтобы сдерживать агрессивнее инстинкты Москвы и надеяться на то, что Россия будет в большей степени настроена на сотрудничество.
Представьте, что было бы, если бы Соединенные Штаты решили вести полномасштабную фронтальную борьбу с Китаем, если бы они наращивали военно-морское присутствие в Тихом океане, создавали бы новые базы и занимали бы более агрессивную и жесткую позицию. Китай в таком случае ответил бы по нескольким направлениям — он принял бы военные, политические и экономические меры. Это встревожило бы почти все страны в тихоокеанском регионе, даже те, которые обеспокоены самоуверенностью Пекина, потому что Китай является их крупнейшим торговым партнером, а также ключом к экономическому благополучию. Они хотят получить от Вашингтона гарантии на случай чрезвычайных обстоятельств, но они не желают новой холодной войны.
Европейские страны понимают, что Москва должна заплатить за свое поведение на Украине, но все хотят сохранить Россию как экономического партнера. Их цель состоит в том, чтобы определить цену за плохое поведение, однако они намерены поддерживать экономические и политические связи, и, кроме того, они надеются, что со временем эти связи будут укрепляться. Вызов для Вашингтона, таким образом, состоит не просто в сдерживании, а в сдерживании и интеграции — это тонкая, сложная, но правильная задача.
Напористость — звучит прекрасно и напоминает о мантре Шерил Сэндберг (Sheryl Sandberg) по поводу инициативности. Это мощная идея для женщин на рабочем месте, но это слишком простая рекомендация для сверхдержавы, действующей в современном сложном мире.