По многим прогнозам, рост добычи нефти в Соединенных Штатах должен снизить цены на «черное золото» и вызвать финансовые затруднения у его экспортеров. Как пишет Эдвард Морзе (Edward Morse), «утрата рынков и снижение цен могут стать опасной проблемой для нефтедобывающих стран, государственные доходы которых зависят от экспорта». Подобные заявления можно услышать часто, однако они не внушают доверия. Даже если предположить, что нефтяные цены упадут (чего пока не произошло), на финансовом состоянии различных экспортеров это скажется по-разному. К тому же сейчас многие экспортеры нефти намного лучше подготовлены к снижению цен, чем в 1980-х годах.
Подобные рассуждения, как правило, отталкиваются от понятия бюджетной безубыточной цены на нефть, то есть цены, обеспечивающей бездефицитность бюджета. Некоторые аналитики также смотрят на состояние счета текущих операций. По данным Международного валютного фонда, в 2013 году, чтобы ближневосточные экспортеры могли сбалансировать свои бюджеты, необходимая им цена на нефть была на 38 долларов за баррель выше, чем в 2008 году. Подобные тенденции часто воспринимаются как признак грядущих финансовых проблем. Скажем, Роберт Блэкуилл (Robert Blackwill) и Меган O’Салливан (Meghan O’Sullivan) пишут, что повышение этой планки для Саудовской Аравии за период с 2008 по 2014 год на 40 долларов за баррель означает для страны «серьезные финансовые трудности».
Однако это не единственный — и даже не самый уместный — способ интерпретации роста бюджетной безубыточной цены. Если посмотреть на ближневосточных экспортеров, то окажется, что их правительства не стали увеличивать расходы после роста цен в 2004 году. Отчасти это произошло потому, что они помнили 1980-е годы и хотели перед тем, как начинать тратить новые доходы, убедиться, что цены в ближайшее время не рухнут. Фактически в период с 2004 по 2007 год их госрасходы в процентах от ВВП были в среднем на два процентных пункта ниже, чем в период с 2000 по 2003 год. Экспортеры экономно тратили средства, откладывали на будущее и выплачивали долги. Последнему уделялось особенно много внимания: к 2007 году среднее отношение государственного долга к ВВП, составлявшее в 2000 году 40%, снизилось до 13%.
Ближневосточные экспортеры нефти наращивали расходы в разные моменты, по разным причинам и для разных целей, однако к 2010 — 2013 годам большая часть из них тратила примерно такую же долю от ВВП, как и десятилетием раньше. Единственными исключениями стали Алжир и Ливия, в которых в начале этого периода разгорелись гражданские войны. Таким образом, рост безубыточных цен отражает коррекцию госрасходов. Правительства поверили, что высокие цены на нефть сохранятся, и осознали, что они, по политическим причинам, больше не могут выжидать. Ирония ситуации заключается в том, что поведение, которое в других случаях выглядело бы примером благоразумной бюджетной политики — готовность подождать с тратами и выплатить долги,— задним числом воспринимается как проблема.
С учетом этого нынешнее положение дел сильно отличается от расклада 1970-х и 1980-х годов, из которого многие до сих пор исходят, когда думают о снижении цен на нефть. Тогда за восьмилетний период добыча ОПЕК упала на 50% — с пика до нижней точки, экспорт упал на 60%, а цены снизились в реальном выражении на 70%. При этом многие страны ОПЕК не только потратили прежние нефтяные доходы на финансирование своих программ по развитию, но и залезли в долги — за десятилетие после нефтяного кризиса 1973 года соотношение долга и ВВП во многих странах удвоилось или утроилось. Когда добыча и цены рухнули, экспортерам пришлось сокращать расходы, а потом десятилетиями разбираться с избыточными задолженностями.
Безусловно, сейчас экспортерам нефти все равно нужны более высокие цены, чтобы сбалансировать свои бюджеты, что сказывается на их экономиках — и (в случае членов ОПЕК) на стратегиях ценообразования. Однако это не означает, что снижение цен необходимо приравнивать к серьезным финансовым проблемам. Начнем с того, что у многих стран есть приличные подушки безопасности. На 2013 год официальные резервы тех же ближневосточных экспортеров нефти составляли 1,4 триллиона долларов. К этому следует прибавить сотни миллиардов долларов в суверенных фондах благосостояния. Низкий уровень государственного долга также означает, что этим странам несложно будет занимать средства — в том числе друг у друга. При этом уровень цен, при котором их счета текущих операций достигают равновесия, в среднем на 28 долларов ниже уровня цен, необходимого, чтобы получить бездефицитный бюджет. Таким образом, проблема нехватки твердой валюты перед ними стоять не будет, и дефицит они смогут покрыть с помощью инфляции.
Впрочем, далеко не факт, что бюджетный дефицит — или «драконовские бюджетные сокращения», о которых пишут Блэкуилл и О’Салливан применительно к России, — им вообще грозят. Когда денег становится мало, правительства иногда ухитряются с этим справиться, сокращая расходы там, где это проще сделать с политической точки зрения. Скажем, когда цены падали в 1980-х годах, Саудовская Аравия начала с капитальных расходов (которые за период с 1981 по 1988 год снизились на 85%), не трогая текущих расходов (которые остались на прежнем уровне). Прочие экспортеры вели себя аналогичным образом. Точно так же поступают и развитые экономики, которые склонны защищать расходы, связанные с крупным бизнесом или влиятельными группами избирателей.
Кроме того правительства могут повышать свои доходы, перераспределяя нефтяной пирог. Так Малайзия в период с 2003 по 2008 год в шесть раз увеличила дивиденды, которые выплачивает ее национальная нефтяная компания. Россия, в свою очередь, неоднократно меняла экспортные пошлины и налоги на добычу полезных ископаемых. Так же поступали и другие страны, когда у них снижались доходы и возрастали издержки. Разумеется, такие перемены бывают болезненными и приводят к определенным последствиям — как краткосрочным, так и долговременным, — однако они могут отсрочить и смягчить влияние снижающегося экспорта нефти на государственные финансы.
Все это, конечно, не значит, что снижение цен на нефть — если оно произойдет — не ударит по экспортерам или что все экспортеры одинаково будут способны справиться с его последствиями. Политические, экономические и демографические проблемы, с которыми сталкиваются эти страны, также не стоит сбрасывать со счетов. Однако ожидать гигантских трудностей бюджетного характера в данном случае не стоит — по крайней мере, в ближайшее время. Некоторым странам придется нелегко, но многим экспортерам (например, Венесуэле и Нигерии) нелегко приходится даже при высоких ценах. Напрямую увязывать добычу нефти в Соединенных Штатах со снижением цен и с финансовыми проблемами у стран экспортеров — слишком упрощенный и детерминистический подход. Данный вопрос нужно разбирать детальнее и тщательнее.
Никос Тсафос — партнер-учредитель enalytica, в настоящее время консультирует законодательное собрание Аляски по вопросам коммерческой реализации газа. Ранее Тсафос был одним из директоров PFC Energy и отвечал за исследования и аналитику в вопросах, связанных с газом, а также руководил глобальной консалтинговой практикой компании по газу.
