Тбилиси – Смерть Эдуарда Шеварднадзе кем-то может восприниматься как событие грузинской политики и грузинской истории. Но не будем забывать, что до своего отъезда в Грузию, где он был главой парламента с ноября 1992 и президентом с ноября 1995 по ноябрь 2003-го, этот человек был на самой вершине совсем другой – мировой политики.
Шеварднадзе и Грузия — да, это драматичная история. Но Шеварднадзе и Горбачев с Рональдом Рейганом и Джорджем Бушем-старшим — это все-таки история масштабом куда больше. Причем мы до сих пор не готовы дать ей спокойную и серьезную оценку.
Их было трое
Ключевые эпизоды этой истории, которые вызывают сегодня такие же яростные эмоции, как и 10 или 20 лет назад, лучше обозначать, избегая оценок (хотя бы потому, что по каждому пункту есть минимум две противоположные оценки, плюс множество второстепенных). Но как же их избежать, если это почти невозможно?
Для начала: каким образом первый секретарь (то есть, по сегодняшним меркам, губернатор) одной из республик СССР, с биографией, связанной преимущественно с КГБ, стал министром иностранных дел? Какое он имел отношение к внешней политике?
Очень просто: внешняя политика в 1985 году была ключевой частью всего, что тогда происходило с СССР. Власть — точнее, инициатива — в 1985 году фактически перешла к находившимся в явном меньшинстве в руководстве трем единомышленникам. Михаилу Горбачеву, Александру Яковлеву и Эдуарду Шеварднадзе. Исходная точка их деятельности выглядела так: обветшавшая и безнадежно отстававшая технологически от Запада экономика; идеология, в которую не верили даже идеологи; и — невыносимая ситуация на мировой арене. Вспомним, тогда СССР завяз в войне в Афганистане, улучшение отношений с Китаем началось только в 1989 году… Проблема была в том, что на какую-либо четкую политику в такой ситуации рано или поздно не хватило бы денег. Что и стало очевидно уже к концу 80-х.
Понятно (по крайней мере, сегодня), что решения этой «тройки» должны были быть резкими, во всех упомянутых сферах. Многим казалось, что это не проблема, ведь почти монархическая система устройства власти того времени исключала внутреннюю оппозицию. Но не тут-то было. Война дипломатии (во главе с Шеварднадзе) и многоликого «военного лобби» стала буквально легендарной и ощущалась на каждом шагу.
В ходе этой войны и родилась концепция того, что Шеварднадзе, Яковлев и еще несколько крупных фигур (для кого-то – включая и Горбачева) — это завербованные и платные «агенты влияния» США и Запада в целом. В такой ситуации любой их шаг сразу отторгался противоположной стороной этого противостояния.
Обстановка той борьбы подталкивала обе стороны на непродуманные акции. Но важнее то, что все сегодняшние оценки 80-х, как и 90-х годов идут, к сожалению, оттуда, от той борьбы двух непримиримых сторон.
Не только море
Что касается спорных решений во внешней политике, которые приписываются скорее Шеварднадзе, чем Горбачеву, то на первом месте тут оказался раздел Берингова моря между Камчаткой и Аляской. Это было 1 июня 1990 года, когда им в Вашингтоне совместно с госсекретарем США Джеймсом Бейкером было подписано соглашение о передаче США акватории Берингова моря по разделительной линии Шеварднадзе — Бейкера.
Обвинения тут выглядят следующим образом: СССР уступил США 46 тысяч кв. км шельфа и 7 тысяч кв. км глубоководной акватории; на отдельных участках исключительная экономическая зона России сократилась до 150 миль, тогда как американская расширилась до 250 – это противоречит статье 57 Конвенции ООН по морскому праву 1982 года. Русский вариант соглашения все 90-е годы хранился в секрете, нигде не публиковался и непонятно кем обсуждался; соглашение, которое должно было вступить в силу после ратификации парламентами обеих стран, было введено в действие дипломатическими нотами о временном применении договора.
История, короче говоря, интересная. Но по масштабу куда меньше истории с объединением Германии, с устными (и нарушенными потом) гарантиями нерасширения НАТО на Восток.
Или, допустим, переговоры с США по ограничению, а затем прекращению ядерных испытаний и все прочее, вписывающееся в схему снижения уровня ядерного противостояния держав. А в целом речь идет не о пустяке, а о прекращении холодной войны. Не забудем, наконец, вывод войск из Афганистана, это ведь тоже сложный международный сюжет.
Перед нами громадные сдвиги на мировой арене. В чью пользу? А здесь, думаю, вдобавок к тоннам уже написанных книг придется добавить еще десятки тонн. И подождать лет этак сто, пока мы сможем воспринимать ситуацию спокойно.
Доводы тех, кто считает Шеварднадзе (и Горбачева, и Яковлева) людьми, делавшими неизбежные в той ситуации шаги, тех, кто не воспринимает идею «заговора агентов влияния», очень просты. Не надо оценивать ситуацию 80-х исходя из реальности 90-х. Уступки сильной державы — совсем не то, что метания ослабевшей России 90-х. Одно дело пусть обветшавший, но все же сильный СССР до 1991 года, другое — его развалины после Беловежского соглашения.
Участвовали ли переговорные партнеры Горбачева-Шеварднадзе в развале СССР? А как же. Были ли планы и программы по такому развалу? Свидетельств на этот счет сколько угодно. Они старались. Но оценивали шансы на развал довольно низко, и в декабре 1991-го сами удивились больше всех. «Как же нам повезло», – писали об этом в своих мемуарах старший Буш и его соратники типа Брента Скоукрофта.
Вот интересно, а что бы сделали в той, начинавшейся с 1985 года ситуации противники Шеварднадзе: ужесточили бы внешнюю политику, как это было в момент прихода к власти Юрия Андропова? И что бы получили?
Эдуард Шеварднадзе, в любом случае, был политиком, склонным к драматическим жестам в этой своей борьбе с «военным лобби». Он прославился своей невиданной для СССР отставкой в 1990-м году в знак предупреждения о надвигающейся диктатуре (военном перевороте), с последующим выходом из КПСС.
И примерно так же он, тогда — президент своей страны, поступил уже в Грузии, в конце 2003-го года, когда произошла «революция роз», и власть захватил Михаил Саакашвили. А в 2012 году извинился перед гражданами Грузии за то, что отдал власть Саакашвили, сказал, что тогда у него не было другого выбора… Интересно, а в 1990-м, когда он уходил с поста министра иностранных дел СССР, у него выбор был?
А если бы он вместо этого стал бы вице-президентом СССР (Горбачев этого хотел), и если бы не было событий 1991 года, от путча до Беловежья — как бы мы оценивали сегодня эту фигуру?
Проблема с ответами на эти и прочие подобные вопросы — в том, что их, ответов, слишком много. Дают их разные люди. Умные и квалифицированные тонут в море фактов и оценок. Неграмотные и озлобленные, как обычно, считают, что все просто.
Что считал сам Шеварднадзе? Есть книга, которая вышла сначала на грузинском, потом на немецком и, наконец, на русском языке — в 2009 году («Когда рухнул железный занавес. Встречи и воспоминания»).
Единственное, что ясно, когда читаешь эту и другие книги о том времени — что то была великая и страшная эпоха, лицо которой определяли совсем не мелкие люди. Масштабы личности Эдуарда Шеварднадзе мы еще не скоро поймем.
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Смерть Эдуарда Шеварднадзе кем-то может восприниматься как событие грузинской политики и грузинской истории. Но не будем забывать, что до своего отъезда в Грузию, где он был главой парламента с ноября 1992 и президентом с ноября 1995 по ноябрь 2003-го, этот человек был на самой вершине совсем другой – мировой политики.
