Почему Вудро Вильсону не следовало вмешиваться в европейский конфликт

Это первая реплика в дискуссии Майкла Казина и Джона Купера (John M. Cooper) о вступлении Соединенных Штатов в Первую мировую войну, начавшуюся ровно сто лет назад в июле. Казин преподает историю в Джорджтаунском университете и пишет книгу об американских противниках Первой мировой. Купер — автор биографии Вудро Вильсона.

Любая война — это трагедия, порождаемая либо неразрешимыми идеологическими разногласиями, либо неустранимым противоречием интересов, либо неспособностью помешать злодеям до того, как они успеют навязать свою волю окружающим. Первая мировая была одной из самых трагичных войн в истории. Ее не ждал и не хотел никто из главных ее участников, однако она привела к тридцати годам беспрецедентного кровопролития и заронила семена междоусобных конфликтов, которые не прекращаются до сих пор. Достаточно вспомнить о тайном Соглашении Сайкса-Пико, заключенном в 1916 году Францией и Британией, которое объединило шиитов, суннитов и курдов в границах новой страны под названием Ирак.

Историки, наверное, никогда не перестанут обсуждать вопрос о том, можно ли было предотвратить Великую войну. Однако Соединенные Штаты, бесспорно, могли в нее не вступать. Германия никогда не угрожала атаковать США через Атлантику, да и возможности нанести такой удар у нее не было. И хотя Вудро Вильсон и американское пропагандистское ведомство — Комитет общественной информации — изображали режим кайзера жестокой автократией, он не мог собрать армию без согласия Рейхстага — выборного законодательного органа. Так неужели Германская Империя настолько уступала с моральной точки зрения трем империям-союзницам, с которыми она сражалась — британской, французской и (до марта 1917 года) империи русских царей?

Мы не знаем, что бы случилось, если бы США сохранили нейтралитет — альтернативная история по самой своей природе основана на догадках. Однако к чему привело решение Америки присоединиться весной 1917 года к союзникам, нам известно.

Американский экспедиционный корпус под командованием генерала Джона Першинга (John Pershing) сыграл важную, возможно, даже решающую роль в войне, и осенью 1918 года Германия запросила мира. Она была вынуждена принять унизительные условия перемирия, в ходе которого кайзер отрекся и бежал в изгнание. Дело в первую очередь было не в активных действиях американских войск — тем более, что всерьез участие в боях они принимали лишь в последние шесть месяцев конфликта. Германские генералы прекрасно понимали, что им нечего будет противопоставить более чем двум миллионам солдат, которые должны были прибыть летом 1918 года. Поэтому весной они бросили остатки сил в последнее наступление на севере Франции. Генерал Эрих Людендорф (Erich Lundendorff) говорил: «Мы должны ударить, пока Америка не бросила серьезные силы на чашу весов». Наступление провалилось, и это покончило с любыми надеждами на «мир без победы», в который так верил Вудро Вильсон.

Внутри страны решение вступить в войну привело к самому серьезному за всю предшествующую историю Соединенных Штатов наступлению на права личности. Газеты закрывали за малейшую критику государственной политики. Такие противники войны, как Юджин Дебс (Eugene Debs), попадали в тюрьму за слова. Ура-патриоты безнаказанно нападали на людей, которые, на их взгляд, относились к войне недостаточно восторженно.

Все эти безобразия во многом проистекали из того факта, что решение Вильсона вступить в войну раскололо Америку. Миллионы американцев разных политических убеждений из разных регионов и разных этнических групп считали войну плохой идеей. Не всегда их аргументы были справедливыми. Так, например, Роберт Лафолет (Robert La Follette) и Юджин Дебс были неправы, когда говорили, что США на французские поля сражений во Франции тянут алчные корпорации — и производственный сектор, и Дом Моргана были вполне удовлетворены возможностью снабжать союзников товарами и кредитами. Однако вступление в войну намного усилило напряженность в обществе. В результате страх перед «вредоносными» радикалами и иностранцами привел к послевоенной борьбе с «Красной угрозой» и расистским иммиграционным законам, принятым в 1920-х годах.

Последствия победы, которой добились США и их союзники, стали одной из причин еще более страшной трагедии. Как и опасался Вильсон, выработанный в Париже карательный вариант завершения войны оказался неустойчивым. Президент мог добиться одобрения мирного договора Сенатом, если бы частично принял оговорки, предложенные сенатором Генри Кэботом Лоджем (Henry Cabot Lodge) и его сторонниками. Однако членство Америки в Лиге наций вряд ли остановило бы подъем фашизма, нацизма и Коммунистического интернационала, посеявший семена Второй мировой. Ужасная ирония ситуации заключалась в том, что участие США в Первой мировой войне лишь повысило вероятность нового — и намного более кровопролитного — глобального конфликта.

Как писал историк Джон Куган (John Coogan), «гениальный Вудро Вильсон понимал, что прочный мир — это "мир без победы". Его трагедия заключалась в тои, что его собственный отказ от нейтралитета помог обеспечить решительную победу союзников, сделавшую целительный мир невозможным».

Вскоре после начала Великой войны Вильсон заявил New York Times, что у мира будет больше всего перспектив, если «ни одна из сторон не добьется решения силой оружия». «Несправедливый мир, — предупреждал он, — лишь породит новые бедствия». Как же он был прав — и как потом ошибся!