Нью-Йорк — Хорошо это или плохо, экономико-политическим дебатам в Соединенных Штатах часто вторят в другом месте, независимо от того, уместно ли это. Недавно избранное правительство премьер-министра Австралии Тони Эбботта — именно такой пример.
Как и во многих других странах, консервативные правительства приводят доводы в пользу сокращения государственных расходов на том основании, что бюджетный дефицит ставит под угрозу их будущее. Однако в случае Австралии подобные утверждения звучат особенно пустыми, хотя это не помешало правительству Эбботта ими торговать.
Даже если принять утверждение экономистов Гарварда Кармен Рейнхарт и Кеннета Рогоффа, что очень высокие уровни государственного долга означают более низкий рост — мнение, которое они не продвинули дальше и которое было впоследствии дискредитировано — Австралия далека от этого порога. Ее соотношение долгов по отношению к ВВП составляет лишь одну долю от долга США и является одним из самых низких среди стран ОЭСР (Организация Экономического Сотрудничества и Развития).
То, что имеет большее значение для долгосрочного роста, это инвестиции в будущее, в том числе важнейшие государственные инвестиции в образование, технологии и инфраструктуру. Такие инвестиции обеспечат то, что все граждане, независимо от того, какими бы бедными не были их родители, смогут жить, обеспечив свой потенциал.
Существует нечто глубоко ироничное в почтении Эбботтом американской модели в защиту многих предложенных его правительством «реформ». В конце концов, американская экономическая модель не сработала для большинства американцев. Средний доход в США сегодня ниже, чем это было четверть века назад, не потому, что встала производительность, а потому, что стагнировали зарплаты.
Австралийская модель реализовалась намного лучше. Действительно, австралийская экономика является одной из немногих упирающихся в первичное сырье и не пострадавших от утечки природных ресурсов. Процветание распространилось относительно широко. Средний доход хозяйств вырос в среднем годовом исчислении выше чем на 3% в последние десятилетия — почти в два раза, чем средние показатели ОЭСР.
Надо отметить, что, учитывая изобилие природных ресурсов, Австралия должна иметь гораздо большие равенства, чем предоставляет. В конце концов, природные ресурсы страны должны принадлежать всему ее народу, а «арендные платы», что они генерируют, должны обеспечить источник дохода, который можно было бы использовать для сокращения неравенства. И обложение высокими налогами арендных плат за использование природных ресурсов не вызовет негативные последствия, которые следуют из налогообложения сбережений или работы (запасы железной руды и природного газа не могут уйти в другую страну для того, чтобы избежать налогов). Но коэффициент Джини Австралии, стандартная мера измерения неравенства, на одну треть выше, чем у Норвегии, страны, богатой природными ресурсами, которая провела особенно хорошую работу по управлению своим богатством во благо всех своих граждан.
Многие задаются вопросом: Эббот и его правительство действительно понимают, что произошло в США? Он не дал себе отчет в том, что, поскольку эпоха дерегулирования и либерализации началась в конце 1970-х, рост ВВП замедлился заметно, и тем, что какой-то рост произошел, в основном воспользовались те, кто наверху? Знает ли он, что до этих «реформ» в США не было финансового кризиса, за последние полвека ставшего обычным явлением во всем мире, и что дерегулирование привело к раздутым финансовым секторам, которые привлекли много талантливых молодых людей, которые в противном случае, возможно, посвятили бы свою карьеру более продуктивной деятельности? Эти финансовые инновации сделали их чрезвычайно богатыми, но довели Америку и мировую экономику до грани разорения.
Государственные услуги Австралии являются поводом для зависти всего мира. Ее система здравоохранения показывает результаты лучше, чем США, на одну долю от стоимости. Она имеет доходно обусловленную учебно-кредитную программу, которая позволяет заемщикам распределить свои выплаты на много лет, если это необходимо, и по которой, если их доход оказывается особенно низким (возможно, потому что они выбрали важную, но низкооплачиваемую работу, скажем, в сфере образования и религии), правительство прощает часть долга.
Контраст с США поражает. В США студенческие долги в настоящее время превышают 1,2 триллиона долларов (это больше, чем все долги кредитных карт) и становятся бременем для выпускников и экономики страны. Неудавшаяся американская финансовая модель для получения высшего образования является одной из причин, почему среди развитых стран Америка сейчас имеет наименьшее равенство возможностей с жизненной перспективой для молодого американца, который больше зависит от своих доходов и образования или родителей, чем в других развитых странах.
Понятия Эбботта о высшем образовании также предполагают, что он явно не понимает, почему лучшие университеты Америки добиваются успеха. Это не ценовая конкуренция или стремление к прибыли, которые сделали Гарвард, Йель или Стэнфорд успешными. Ни один из крупных университетов Америки не является коммерческим учреждением. Они все не коммерческие учреждения, а государственные или поддерживаемые с помощью дотаций, которым в основном способствовали выпускники и фонды.
Существует конкуренция, но она другого рода. Они стремятся к открытости и разнообразию. Они конкурируют за государственные научно-исследовательские гранты. Некоммерческие университеты Америки преуспели в двух направлениях: в способности использовать молодых людей из бедной среды за более высокую плату, не давая им ничего взамен, а также в возможности для лоббирования государственных денег без регулирования и продолжения своей эксплуататорской практики.
Австралия должна гордиться своими успехами, из которых остальная часть мира может многому научиться. Было бы обидно, если бы непонимание того, что произошло в США, в сочетании с сильной идеологической дозой, заставило лидеров изменить то, что еще не нарушено.