Несуществующая Индия
Американский социолог и историк Иммануил Валлерстайн в середине 80-х годов прошлого века задался на первый взгляд абсурдным вопросом: существует ли Индия на самом деле? Опубликованное чуть позже с идентичным заголовком эссе (Does India Exist?) стало одним из наиболее любопытных и знаковых текстов исторической публицистики XX века.
Предвидя очевидный ответ на вопрос о реальности существования Индии, Валлерстайн предлагает зайти с другой стороны: сейчас-то, понятное дело, Индия существует, обладает всеми атрибутами государства, в этом легко убедиться, просто взглянув на политическую карту мира, — но существует ли история Индии? Опять-таки, дальше хитрит Валлерстайн, — вот есть книги, учебники, монографии, которые называются, например «История Индии в Средние века». Но существовала ли Индия в это время?
Не будем спешить с выводами. «Давайте на секунду вообразим, — предложил историк, — что бы произошло, если бы в период 1750–1850 годов англичане колонизировали преимущественно территорию старой Империи Великих Моголов, назвав ее Хиндустаном, а французы одновременно заняли бы южные (преимущественно населенные дравидами) регионы нынешней Республики Индия, дав им наименование Дравидия». В этом случае на Индостанском полуострове в эпоху деколонизации, скорее всего, возникло бы два государства: франкофонная Дравидия и, условно, англоязычная Хиндустания.
Что бы произошло в этом случае с «историей Индии»? Ее бы не существовало. На французском языке выходили бы монографии и учебники по истории Дравидии, на английском — по истории Хиндустании. И все, от ученых мужей в профессорских мантиях до школьников на экзаменах, убедительно бы доказывали, что для такого разделения были все исторические предпосылки, причем с самых древних времен.
Между прочим, в истории такой прецедент, связанный с Индией, как раз и имеется, и даже не один. Ведь, как мы знаем, в реальности англичане колонизировали весь регион (Британская Индия), но в 1947 году, в процессе его раздела, было создано два независимых государства — Республика Индия и Исламская Республика Пакистан. И это еще не все: в 1971 году восточная часть Пакистана тоже стала независимым государством — Народной Республикой Бангладеш. И у каждого из государств — своя официальная история. С древнейших времен.
Фантомная Бельгия
В 1916 году в ходе Первой мировой войны немецкие власти арестовали бельгийского историка Анри Пиррена. В лагере для военнопленных и интернированных ученый, дабы с пользой провести время, читал согражданам курсы лекций по истории Бельгии. Они пользовались таким колоссальным успехом, что лагерная администрация запретила историку выступать во избежание излишнего всплеска патриотизма у пленных. После войны Пиррен прославился, издав «Историю Бельгии» в нескольких томах. Популярность и у пленных соотечественников, и у мирных читателей Пиррен завоевал в том числе и потому, что рассказывал им об истории Бельгии «с древнейших времен до наших дней».
Быль о Пиррене приводят в одной из своих статей украинские историки Алексей Толочко и Георгий Касьянов — в ней же они обращают внимание на абсурдность ситуации: об «истории Бельгии с древнейших времен» в принципе не могла идти речь. Как известно, Бельгия появилась на карте Европы лишь в 1830 году в результате раздела Объединенного королевства Нидерландов. Возникновение Бельгии не было обусловлено исторической неотвратимостью: в конце концов, не существует бельгийской нации (есть фламандцы и валлоны), равно как и бельгийского языка (население страны говорит на нидерландском, французском, валлонском и немного на немецком).
Собственно говоря, уже в XXI веке Бельгия пережила не один острый политический кризис вследствие внутренней неоднородности, а футурологи предсказывают вероятный ее распад на Валлонию и Фландрию.
Это и нас касается
В 1995 году американский славист Марк фон Хаген, один из крупнейших специалистов по истории советской и постсоветской Евразии, в одноименной статье задался провокационным вопросом: имеет ли Украина историю?
С одной стороны, фон Хаген справедливо указывает, что к началу 1990-х истории Украины с точки зрения мировых академических стандартов еще фактически не существовало. Хотя, конечно, «люди и институты на территории современного украинского государства имеют историю в смысле пережитого опыта, так как все мы имеем прошлое, к которому можем обращаться».
С другой стороны, в статье звучит крайне важный вывод: «Если Украина имеет будущее, она будет иметь историю».
Фон Хаген не скрывает того, что вопрос национальной истории — прежде всего, политический. Более того, именно на историках и лежит бремя обоснования «исторической и интеллектуальной легитимности» независимого украинского государства.
Он предвидит, что этот процесс увенчается успехом: «По крайней мере, на уровне начальной и средней школы, а также в таких важнейших общественных институтах, как украинские вооруженные силы, постсоветские украинские элиты инициируют создание исторических учебных программ, предназначенных для усиления легитимности основных политических и социальных институтов возникающего государства». В то же время фон Хаген предостерегает украинских историков от соблазна подогнать исторические факты и концепции в угоду политической целесообразности.
Спасительная телеология
Свойство человеческой психики таково, что люди склонны верить в целесообразность бытия (учение о том, что бытие вообще имеет цель и смысл, называется телеологией). Проявляется это как на бытовом уровне (поиск ответа на вопрос, в чем смысл жизни), так и на уровне больших сообществ. Государство и нация в данном случае — не исключение.
Проще говоря, украинцам вообще и историкам в частности «проще жить», осознавая, что все, что происходит со страной сегодня и происходило с ней раньше, не является результатом цепи случайных совпадений. Самый актуальный пример — обретение Украиной государственной независимости: с политической точки зрения этот акт следует считать, безусловно, результатом целенаправленной национально-освободительной борьбы украинского народа, а не неожиданным результатом внешних событий (перестройка, экономический кризис в СССР, августовский путч, личная позиция Бориса Ельцина и Леонида Кравчука). Иначе — прощай та самая политическая легитимация, о которой писал фон Хаген.
Но и историки тоже склонны видеть в растянутых на столетия процессах некую неизбежную внутреннюю логику. Историки — тоже люди, они могут быть искренними патриотами, с другой стороны — это действительно упрощает их работу. Можно сказать, что историю Украины в какой-то степени удобнее «раскручивать с конца»: оттолкнувшись от телеологического постулата о неизбежности создания украинцами собственного национального государства, находить подтверждения этому факту в прошлом. Ну и не стоит сбрасывать со счетов тот факт, что подобные исторические концепции всегда будут поддержаны государством, нуждающимся в обосновании собственной легитимности.
В самом деле, существует же история Индии и Бельгии. По крайней мере, она абсолютно реальна в виде написанных учебников, монографий и вопросов в экзаменационных билетах, ответы на которые придется выучить каждому получающему образование гражданину.