Лучшая церковь для американского христианства в изгнании

Карл Трумэн (Carl Trueman) ясно говорит о том, что видят многие американские христиане: сегодня наша церковь оказалась во внутреннем изгнании. Вот цитата:

Мы живем в эпоху гонений. По крайней мере, те из нас, кто придерживается традиционной христианской веры. Пронзительная риторика наукообразия превратила веру в сверхъестественное, в нечто нелепое и смехотворное. Противозачаточные средства, разводы без взаимных претензий, а теперь еще и однополые браки сделали традиционную сексуальную этику в лучшем случае чем-то устаревшим, а в худшем — ненавистным. Западное общество перестало быть таким, в котором христиане чувствуют себя комфортно.

Христиан в США это особенно сбивает с толку. В Европе христианство выталкивали на обочину общества более двух столетий, и вера там отступала «с упорной медлительностью». В Америке этот процесс происходит намного стремительнее.

Этот процесс приводят в действие факторы, о которых мало кто мог сказать, что они будут обладать такой культурной силой. Безусловно, это неожиданный и в равной степени неприятный парадокс, что самый интимный и уединенный акт превратился сегодня в самый актуальный вопрос публичной политики. (Кто мог себе представить, что меры контрацепции и законы, разрешающие однополые браки, бросят самый серьезный вызов религиозной свободе?) Нам действительно уготовано изгнание, хотя это не то изгнание, которое выталкивает нас на географическую периферию. Это изгнание, низводящее веру до состояния культурной ненужности.

Трумэн говорит, что в этом плане самым уязвимым является протестантство, потому что оно связано прочными эмоциональными узами с американской традицией. Он признает, что католичество тоже в опасности, ибо оно настолько укоренилось в американском мейнстриме, что многие католики просто не смогут справляться с жизненными проблемами как посторонние маргиналы, которых не понимает и недолюбливает большинство. В своем очерке Трумэн, являющийся реформатским богословом, утверждает, что реформированное христианство предлагает американским христианам лучший выбор, чтобы сохранить веру в условиях гонений.

Вот выдержка:

Оно обладает той интеллектуальной строгостью, которая необходима для проповеди и защиты веры во враждебном окружении. У него есть сильная традиция глубоких размышлений о разнице между жизненно необходимым и самым ценным, и тем, что хотя и является добром, но тем не менее, несущественно, а поэтому необязательно. У него есть историческая индивидуальность, коренящаяся в более обширном теологическом учении церкви. У него есть мощные ресурсы для четкого определения взаимоотношений между церковью и государством.

Неудивительно, что реформированное христианство хорошо готовит нас к изгнанию, ибо оно само сформировалось в эпоху гонений, и зачастую его формировали люди, которые в буквальном смысле были изгнанниками. На самом деле самым знаменитым богословом реформации был француз Жан Кальвин, который обрел славу и влияние как пастор, который служил за пределами своего отечества, в городе Женеве. Первые поселенцы Новой Англии очень хорошо знали, что такое жизнь в изгнании, и какие условия она предлагает и навязывает людям. Знаменитое высказывание Уинтропа о «граде на холме» не было заявлением о мессианском предназначении Америки, но было напоминанием колонистам о том, что свою жизнь в изгнании им приходится вести под враждебными и внимательными взорами. Изгнание требовало, чтобы у них было ясное и благочестивое самосознание.

Вряд ли мне удастся изложить доводы Трумэна во всей их сложности, поэтому я отправляю вас к первоисточнику. Надеюсь, это станет хорошей отправной точкой для начала полезной дискуссии в разделе комментариев.

Я хотел бы сосредоточиться на центральном вопросе трумэновского сочинения: какая форма современного христианства лучше всего подходит для того, чтобы пережить эпоху изгнания, в которую стремительно входят американские христиане?

Хотелось бы, чтобы читатели высказали доводы в пользу своих собственных церквей как лучшего ковчега, на котором мы сможем выплыть из эпохи изгнания.

Прежде чем вы начнете высказываться, вот несколько основных принципов.

Во-первых, если вы не согласны с посылкой о том, что близится время нашего изгнания, не утруждайте себя комментариями. Это лишь отвлечет нас от той дискуссии, которую я хочу провести.

Во-вторых, в интересах данной дискуссии прошу отложить в сторону вопросы доктрины о церкви. Глубоко верующий католик может считать, что его церкви не удастся обеспечивать средства к существованию в этом изгнании, но он все равно не оставит католическую церковь, считая ее истинной церковью, созданной Христом. То же самое с православными христианами и их церковью. То же самое и с другими церквями. Отложите этот вопрос в сторону ради того, чтобы провести мысленный эксперимент.

В-третьих, хотелось бы, чтобы вы в своем ответе, как и Трумэн, сосредоточились на позитивных аспектах доктрины и практической деятельности вашей церкви, имеющих отношение к объявленной цели — сохранить и удержать четкую и отвергающую популярные ценности христианскую идентичность на всем протяжении периода изгнания, а затем передать ее грядущему поколению. Вам придется в неявной форме, а то и открыто критиковать другие церкви, но пожалуйста, делайте это сжато, легко и доброжелательно. Будьте конструктивны.

(Простите, что приходится излагать все эти требования, но вы легко можете себе представить, как быстро все может пойти не так, учитывая взрывоопасность предлагаемой темы. Я буду с особым вниманием поддерживать порядок в этих комментариях, чтобы дискуссия не сошла с курса. И еще одно. Если вы считаете, что возникающее в Америке устроение полезно для вашей ветви христианства, я с уважением отнесусь к вашей точке зрения, однако в действительности эта беседа не для вас. На самом деле, если вы либеральный христианин, то у вас может возникнуть ощущение, что вы наконец возвращаетесь из ссылки. Опять же, я с уважением отношусь к таким чувствам, однако они означают, что вы не тот человек, которому следует излагать здесь свое мнение).

Вот мои краткие доводы о том, почему православие это то место, где ортодоксальные американские христиане могут укрыться и переждать период гонений.

Православие древнее. Гораздо древнее. Его богослужения и религиозные церемонии пережили столетия преследований и гонений, сначала под игом ислама, а затем коммунизма. Православие построено прочно и надежно.

Изменить православие очень трудно. Эта глубоко консервативная вера (где налицо противление переменам, но вовсе необязательно политический консерватизм) создает невероятно прочный оплот против духа времени. И конечно же, православие ортодоксально в общем теологическом и социологическом смысле, который я предлагаю в целях нашей дискуссии. Оно не пойдет на компромиссы по ключевым вопросам, отделяющим традиционных христиан от современных. У католичества есть учение церкви и катехизис, составляющие незыблемую доктринальную основу; но я по опыту знаю, что очень немногие американские католики живут по их правилам. На самом деле, многие американские католические церкви больше похожи на протестантские и англиканские. По правде говоря, я уверен, что многие православные христиане признают суровое учение своей церкви и следуют ему не больше, чем американские католики признают и следуют суровому учению католической церкви. Но по крайней мере, пока они не высказывают свое несогласие и держат его при себе. Я не чувствую, что православный приход — это поле битвы. По крайней мере, никогда прежде не чувствовал. Прочная как скала доктрина — это фантастика, но до Рима далеко, и когда местная церковь начинает выказывать ему пренебрежение, это может со временем основательно подорвать вашу веру.

Самое важное заключается в том, что православие проповедует и живет ценностями и понятиями, которые радикально отличаются от современной американской жизни. Православие аскетично, а это значит, что православная церковь постоянно напоминает нам истину о том, что христианская жизнь требует бороться со страстями и обуздывать плоть. Мы наслаждаемся едой, мы едим с удовольствием — но мы также постимся. Вера это не только интеллектуальное понятие — несмотря на все ее величайшие интеллектуальные преимущества, в ее основе лежит слабость реформированного христианства. Вера подразумевает подчинение всего себя, всего ритма и уклада повседневной жизни молитве и посту, как в индивидуальном порядке, так и сообща. Она не учит тому, что тело и его желания это зло — такие проповеди были бы ересью — но она учит нас, что мы должны управлять своими страстями, а иначе они будут управлять нами. Это сильное лекарство для современной Америки.

Православие проповедует воскресение — но оно также проповедует крест. Если вы православный, вы должны страдать. Но вы знаете, что страданием все не заканчивается. Суровый и глубокий опыт Великого поста учит нас тому, что наши сегодняшние невзгоды и лишения лишь прелюдия к радости воскресения, и что мы должны переживать трудности как суровое милосердие, как благодать.

Православие требовательно. Служба там длинная. Посты строгие. В зависимости от той церкви, в которую вы ходите, вы должны приходить к субботней всенощной, если хотите в воскресенье утром прийти к причастию. К этим вещам трудно привыкнуть, но когда вы сделаете это, вы начнете понимать их смысл и мудрость. Вера вселяется в ваше тело, в вашу плоть и кровь. Христианство становится чем-то таким, что вовлекает в себя всего человека, а не только его разум. Строгая религия требует больших усилий, но это значит, что она сильнее. Православие — это образ жизни, причем в большей степени, чем любая другая форма христианства, которую вы найдете в Америке, за исключением, пожалуй, мормонов.

Когда я слышу и читаю высказывания людей о католической жизни в США до Второго Ватиканского собора, это напоминает мне православие. Жить и верить как православный христианин значит хорошо понимать, насколько протестантской стала католическая жизнь в США. Я говорю это не в порядке критики, а лишь для того, чтобы показать следующее: ту динамику мысли и веры, которая заставила американское протестантство рассеяться перед лицом секуляризации, можно сегодня увидеть и в американских католических приходах основного направления. Я думаю, что пройдет тридцать лет, и самыми сильными католическими приходами окажутся те, что в своей религиозной жизни больше похожи на православные приходы, а также на католические до Второго Ватиканского собора.

В любом случае, православие — это не только то, чем вы занимаетесь в воскресенье. Это не может быть православием, и все же является им. В этом весь смысл.

Прожив такой жизнью восемь лет, я обнаружил, какая поразительная устойчивость и способность быстро восстанавливать душевные силы возникает у православного. Поскольку духовность православия заставляет вас постоянно анализировать свою совесть и каяться, я обнаружил, что она вынуждает меня делать порой нечто весьма болезненное, укрепляя дух. Конечно, можно самоуспокоиться, будучи православным, но для этого вам придется напряженно бороться с духовным течением внутри церкви, которая — я подчеркиваю это — в меньшей степени является институтом, и в большей образом жизни.

Православие загадочное. Невероятно загадочное и непонятное по американским меркам. В этом его сила. Если ты православный, ты никогда не приспособишься к обычаям американского христианства. Ты всегда будешь знать, кто ты такой.

С другой стороны, православие в нашей стране слабо в институциональном плане. Нас очень мало, у нас пока мало церквей, и они разбросаны. Не все православные церкви являются, скажем так, православными. К сожалению, очень часто православные приходы — это не что иное, как зловещие и закрытые этнические клубы. Кроме того, легко можно найти такие православные приходы, которые в основе своей являются протестантскими с кулинарными фестивалями. Идеальный церквей не бывает, и никогда не будет. Но я надеюсь, что в эпоху гонений многих американских христиан привлечет непоколебимая и преданная православная вера, многие объединятся в лоне православной церкви, что существенно укрепит ее.

Таковы мои позитивные доводы в пользу того, почему православие — это лучший дом для ортодоксальных христиан в эпоху изгнания. А каковы ваши доводы в пользу вашей церкви? Не забывайте правила ведения дискуссии.

Дополнение. Я писал об этой дискуссии вместе с моим другом, который является баптистом с Юга, и мне пришла в голову мысль о том, что хотя я высказывался в пользу православия, католичество — это тоже та церковь, которая наверняка переживет то, что нам предстоит. Почему? Кроме своего теологического размаха и экклезиологии католичество лучше всех способно удержать свои позиции, потому что у него много приверженцев и самый мощный институциональный охват в этой стране. У него есть университеты и монастыри в таких количествах, о которых мы, православные американцы, можем только мечтать.

Опять же, мы говорим не о том, какая церковь учит истине, или самой полной версии истины. Это другой вопрос. В интересах нашего умственного эксперимента мы говорим о том, у какой церкви больше ресурсов (богословских, социологических, организационных) для выживания, и почему.

Это хороший вопрос для социологии религии. Мне кажется, что слишком жесткая и косная религия может со временем сломаться, а слишком гибкая — рассыпаться.

Так или иначе, чтобы не было никаких сомнений, ортодоксальные христиане и наши попутчики из других религий должны сплотиться, и будь что будет.

Дополнение 2. Вам надо обязательно почитать комментарии. Вот одна из лучших веток. Великолепный пример того, что там есть, за авторством Charles Featherstone:

На мой взгляд, взгляд лютеранина Евангелической лютеранской церкви США, которому отказали в посвящении в духовный сан, католичество и православие это лучшие убежища для христиан и христианских общин, чтобы не просто выжить в изгнании, но и процветать. У обеих церквей долгая история существования отдельно от государств, в которых они находятся, плюс к этому православие знает, как выживать в условиях угнетения и гонений.

Как бы то ни было, когда государство откажется всецело помогать тесно связанным с ним церквям и конфессиям (а к ним относятся все ветви протестантства, включая реформированное), им придется очень непросто. Протестантство привыкло к тому, что оно главенствует, оно выросло, главенствуя. Оно не знает, каково это — не главенствовать, или как бороться за первенство. (То же самое можно сказать о католицизме, но у католиков больше опыта, и он намного глубже.)

Согласиться на изгнание и примириться с ним будет трудно. Позвольте мне сделать предположение: изгнание — это божья кара церкви. Кара лучше, чем наказание, это более религиозное, библейское выражение.

За что нас карают? А за что покарали Израиль? На первый взгляд, за идолопоклонство, за поклонение другим богам одновременно с либо вместо бога Авраама, Исаака и Иакова. Но Израиль подвергся каре и за свою веру в собственную силу, в свою способность защитить себя, за отказ от Господа как его единственного спасителя. Израиль искал спасение в армии, о которой Господь сказал ему, что ее у него быть не должно. Мы как церковь искали спасение и защиту у политической власти, у общественной власти, у самого государства.

Но пророки, часть из которых стали свидетелями краха государства (Исайя, Иеремия), также осуждали Израиль за то, что он не заботился о бедных, об отверженных, о беззащитных, о слабых.

Нас покарали. Мы страдаем от этой кары. Кто-то ушел в Ассирию, и с тех пор о них не слыхали. Кто-то отправился в Вавилон петь песни своим поработителям и строить город в изгнании. Иерусалим будет разрушен. На самом деле, защищать Иерусалим бессмысленно (Иеремия).

Но с божьей карой всегда приходит надежда на искупление грехов. Может, не мы, может, не наши дети и не их, но Бог даст искупление оставшимся. Потому что Бог верит, а мы нет. Помните, Авраам верил в обещания, которые при нем так и не были исполнены, и это была правая вера. Возможно, мы не увидим обещанного искупления. Но оно придет. Божьи люди получат прощение, и как Израиль был спасен от Египта божественным провидением, так и наше искупление станет чудом. (Помните, Вавилон разрушили персы, а Исайя называет царя Персии Кира «помазанником». Помните, что Танах заканчивается словами Кира, приказывающего восстановить храм.)

Поэтому, отправляясь в изгнание, мы помним о том, что должны молиться о благополучии того города, в котором окажемся, должны строить, плодиться и размножаться. Это изгнание может оказаться очень длительным, но вера Господа дольше.

Церковь, которая помнит, что такова наша история, которая будет рассказывать эту историю снова и снова (на богослужениях, за столом), которая будет верить в нее, обязательно выживет. Церковь, помнящая о том, что спасение приходит через воскресение, обязательно выживет.

Но та церковь, которая хочет быстро покончить с изгнанием, которая готова к какому-то компромиссу, такая церковь не выживет. Церковь, стремящаяся к респектабельности, власти и влиянию, церковь, боящаяся страданий (и обесценивающая их), такая церковь не выживет.

Мы люди божьи. Церковь, которая помнит, чья она, выживет. Церковь, которая не уверена в этом и колеблется, нет.