Дэвид Ремник (David Remnick) из The New Yorker прекрасно описывает ситуацию в современной России. В основном его статья посвящена работе посла США в России Майкла Макфола, наивного либерала из академических кругов Америки. Приехав в путинскую Москву, он сразу столкнулся с жестким противодействием. Русские так на него накинулись, что, читая об этом у Ремника, волосы на голове встают дыбом, и так и хочется забиться в какой-нибудь угол. Хотя, по правде говоря, сложно представить хоть кого-то из американских послов, кто смог бы справиться с подобным.
Но все-таки наиболее интересной частью этого большого материала стала серия интервью с известными российскими политическими фигурами из окружения Путина. Большинство из них до умопомрачения циничны, и это их абсолютно не тревожит. Вот, например, пассаж с Александром Дугиным — известным политологом-теоретиком. Читайте:
Мир по Дугину разделен на консервативные сухопутные державы (Россия) и либертарианские морские державы (США и Британия). Они — как вечный Рим и вечный Карфаген. Морские державы пытаются навязывать остальному миру свою волю, а также свой декадентский материализм. Эта борьба находится в центре истории. По мнению Дугина, Россия должна выйти из своей продолжительной постсоветской депрессии и самоутвердиться, став на сей раз центром евразийской империи и выступив против темных сил Америки. А это означает войну. Дугин отвергает расизм нацистов, однако одобряет их иерархический порядок, их романтику смерти. «Нам нужна новая партия, — написал он. — Партия смерти. Партия тотальной вертикали. Божья партия, русский аналог “Хезболлы”, которая будет действовать совсем по другим правилам и видеть совершенно иную картину».
Подобное до добра не доводит.
И, тем не менее, Макфол, который вернулся в США и живет теперь в Пало-Альто, признает, что Путин при всей своей паранойе и мании власти в чем-то прав:
Макфол глубоко возмущен действиями Путина, но ему также понятны его чувства недовольства и боязнь заговоров. «Я поехал туда не для того, чтобы разжигать революцию, — сказал он. — Я поехал, чтобы перевести перезагрузку на новый уровень. Таковы были мои задачи и полномочия». Макфол продолжил: «Люди Обамы не спонсируют цветные революции. Этим занимались другие администрации. Проводили ли США тайные операции с целью смены режима? Да. Я не хочу проблем, не хочу попасть в тюрьму, но поддерживают ли США оппозицию, чтобы вызвать политические перемены? Классический пример — Сербия. Деньги шли напрямую оппозиции, чтобы она дестабилизировала обстановку, и это было весьма успешно».
Когда сторонник Путина говорит Ремнику, что сбитый самолет малазийской авиакомпании над Украиной был, скорее всего, пропагандистской акцией Запада, он добавляет:
«Существует целая история таких заговоров. Или вы забыли, как ваш генерал Колин Пауэлл размахивал в ООН своим “доказательством” и излагал свои теории о Саддаме Хусейне?»
После прочтения этой статьи у меня появилось ощущение, что Путин и его окружение — параноики, неистовые националисты, но при этом они не совсем уж безумны. Ведь мы действительно приносим Путину неприятности.
Немного отклонюсь в философию и приведу отрывок из речи Путина, которая, в свою очередь, является цитатой из сочинения философа Николая Бердяева:
«Смысл консерватизма не в том, что он препятствует движению вперёд и вверх, а в том, что он препятствует движению назад и вниз, к хаотической тьме, возврату к первобытному состоянию».
Я никогда не думал об этом в таком ключе: консерватизм как отрицательная сила для развития. Прогресс как антирегресс. Такое утверждение совпадает с моим ощущением консерватизма. Если вы, как и большинство американцев, считаете, что история движется только в одном направлении — в сторону прогресса, то это утверждение не имеет смысла для вас. Консерватизм — всего лишь сдерживающая сила для развития, которая мешает или даже не позволяет двигаться истории в прогрессивном направлении. Но если вы верите, что истории не предопределено двигаться только в направлении улучшения жизни человечества, что цивилизация хрупка, и мы можем легко потерять все, чего добились, то консерватизм (в широком смысле) становится понятным и нужным как способ защиты того, что у нас есть.
Надо только знать, когда стоит двигаться вперед, а когда стоит набраться терпения и подождать или даже отступить ради Добра. Конечно, тут же возникает вопрос, а что есть Добро? Невозможно измерить и оценить прогресс или регресс безотносительно понятия Добра.
Тем не менее, российская «Хезбола». Тьфу, ты! Боже, Храни Русскую православную церковь от таких мыслей и таких мыслителей.
