Le Monde: После начала кризиса на Украине против России было принято три волны санкций. Тем не менее позиция Владимира Путина осталась неизменной. Что сейчас следует сделать?
Франсуа Олланд: Нужны жесткость, диалог. Жесткость. Европа не может принять пересмотр территориальной целостности страны точно так же, как не может принять поставки оружия и закрытие пограничных постов. Санкции были необходимы, и при отсутствии подвижек будут приняты новые.
Но параллельно с этим нужно вести диалог. Я сам показал это, организовав первую встречу Владимира Путина и Петра Порошенко 6 июня в Нормандии. Сейчас мы подходим к тому моменту, когда можно вновь рассматривать перспективу встречи на уровне глав правительств Украины, России, Франции и Германии для поиска выхода из кризиса. Это предполагает остановку поставок оружия, прекращение огня, пограничный контроль и политический диалог. В субботу Ангела Меркель отправится на Украину. Я сам поддерживаю связь с президентом России. Мы говорили 12 августа. Я сказал ему, что если в ближайшее время найти выход из кризиса не получится, это очень дорого обойдется России, как в экономическом, так и политическом плане.
— Но это дорого обойдется и Европе?
— Да. У санкции есть цена как для тех, кто ее вводит, так и для тех, против кого ее вводят. Европа осознанно принимает это решение, хотя эта ситуация и чревата серьезными экономическими последствиями. Это еще одна причина, чтобы найти решение с уважением к украинскому суверенитету.
— Вы были готовы к российским санкциям по сельскохозяйственной продукции?
— Россия уже ввела эмбарго на свинину и некоторые другие продукты под предлогом весьма сомнительных санитарных аргументов. Пострадавшим сельхозпроизводителям нужно будет выплатить компенсации.
— Осенью Франция передаст России боевой корабль типа «Мистраль». Что насчет второго судна, которое должны закончить в 2015 году?
— В настоящий момент уровень принятых санкций никак не препятствует поставке. Такое решение приняли европейцы, а не Франция. Если возникнет новый всплеск напряженности и не будет никакой возможности найти выход, нам нужно будет обсудить ситуацию. Но пока что об этом речи не идет. Напомню, что договор был подписан в 2011 году и уже тогда вызывал споры.
— А что насчет еще двух кораблей по опциону?
— Два дополнительных «Мистраля» пока что с Россией не обсуждались.
— В Восточной Европе и на Ближнем Востоке американское лидерство пошатнулось. Некоторые утверждают, что Барак Обама ведет себя недостаточно решительно.
— Долгое время все жаловались на американскую сверхдержаву и ее активный интервенционизм. Мы не в том положении, чтобы упрекать Барака Обаму в излишней сдержанности. Но мне кажется, что международная обстановка сегодня серьезнее, чем после 2001 года. В мире должны это понять. Нам приходится иметь дело не просто с террористическим движением, как «Аль-Каида», а почти что с террористическим государством, Исламским государством. Поэтому мы больше не можем обсуждать ситуацию в традиционном ключе, спорить о вмешательстве и невмешательстве. Нам нужно выработать глобальную стратегию против этой сформировавшейся группы, которая располагает существенными финансами и самым современным оружием и представляет собой угрозу для таких стран как Ирак, Сирия и Лиан. В скором времени я собираюсь предложить нашим партнерам провести конференцию по безопасности в Ираке и борьбе с Исламским государством.
— Франция приняла решение о поставках современного оружия иракским курдам. Почему мы даем курдам то, в чем отказали сирийским повстанцам?
— Кто вам сказал, что мы не дали оружие повстанцам, то есть демократической оппозиции? Международное сообщество несет очень большую ответственность за происходящее в Сирии. Если бы два года назад были предприняты шаги по формированию переходного процесса, Исламского государства сейчас не было. Если бы год назад великие державы должным образом отреагировали на применение химического оружия, мы не стояли бы перед ужасным выбором между диктатором и террористической группировкой при том, что повстанцы заслуживают нашей полной поддержки.
— Какое оружие Франция передала сирийским повстанцам?
— Вооружение в соответствии с европейскими обязательствами. Мы делаем это не для того, чтобы поддержать курдов или иракцев, мы поступаем так ради нашей собственной безопасности. Сегодня мы имеем дело с настоящей угрозой в лице радикальных исламистов, которые совершают чудовищные варварства и могут в любой момент нанести удар. Среди них есть и французы.
— Может ли вооружение курдов ускорить их движение к независимости?
— Я проследил за тем, чтобы эти поставки шли с согласия багдадских властей, чтобы ни у кого не было никаких сомнений насчет его применения, и чтобы все оставалось в рамках единства Ирака. Франция стала первопроходцем в этой области. Она убедила Европу в обоснованности, пусть пока что мы и США — единственные, кто это сделал.
— Война в Газе привела к гибели 2 000 человек, из них примерно 1 900 палестинцы. В самом начале войны прозвучавшее от вас 7 июля заявление было воспринято как карт-бланш для Израиля. Сделали бы вы то же самое сегодня?
— Я высказывался по этому поводу на протяжение всего конфликта и подчеркивал наши принципы. Они неизменны: безопасность Израиля, защита мирного населения и необходимость найти решение для Газы. Наступил ключевой момент. Франция поддерживает посредническую инициативу Египта. Перемирие оказалось чрезвычайно хрупким, как это, увы, видно по последним событиям. В любом случае, главным партнером на переговорах нужно рассматривать Махмуда Аббаса и Палестинскую автономию. Газа не может и дальше оставаться в таком положении. Основной задачей должна стать демилитаризация с одновременным снятием блокады.
— Вы имеете в виду разоружение ХАМАС?
— Демилитаризация может идти лишь под эгидой Палестинской автономии. Франция и Европа могут внести вклад в снятие блокады в Рафахе. Франция примет участие в конференции по восстановлению Газы и подчеркнет следующий факт: Газа не должна быть тюрьмой под открытым небом или военной базой. В противном случае старые причины породят старые следствия.
— Лоран Фабиус говорил об «утверждении» решения. Нужно ли оказать давление на Израиль?
— Мы должны сделать все для возобновления переговоров между Палестинской автономией и Израилем для поиска решения. Нам уже известны его основные параметры: речь идет о двух государствах, которые в полной безопасности существуют рядом друг с другом. Это единственный вариант, у которого есть будущее. В случае неудачи международному сообществу нужно будет взять на себя ответственность.
— Касательно Африки, в 2013 году вы начали две операции в Мали и Центральноафриканской Республике. Они должны были стать «короткими» войнами, но продолжаются до сих пор. Виной тому неверный расчет?
— В Мали формировалось террористическое государство, как сегодня в Ираке и Сирии. Наше вмешательство позволило ликвидировать большую часть этой угрозы, хотя и не смогло полностью ее устранить. Сегодня речь идет уже не о прямом вмешательстве а о противодействии контрабанде, обеспечении безопасности на территории и создании условий для политического диалога с туарегами. В любом случае, самое серьезное беспокойство сегодня вызывает Ливия. Приглашенные на церемонию по случаю дня освобождения 15 августа главы африканских государств просили меня обратить особое внимание на происходящее в Ливии. Вмешательства 2011 года оказалось недостаточно, потому что оно было непродолжительным. Я сделал в Мали то, что не удалось сделать в Ливии.
В Центральноафриканской Республике целью нашего вмешательства было предотвращение геноцида и религиозных столкновений, которые бы открыли перспективы перед террористическими движениями. Здесь все тоже заняло больше времени, чем ожидалось, но мы уже закончили с самыми масштабными операциями и подготовили переходный процесс.
— Франция оказалась в положении «жандарма Африки». Ироничная ситуация для президента-социалиста!
— Когда жандарм служит для сохранения власти диктатора или защиты меркантильных интересов, это Франсафрика. Наша цель в совершенно другом. Мы нацелены на борьбу с терроризмом в рамках международного права и вмешиваемся только тогда, когда нас зовут. В наши действия всегда включается перспектива демократии и развития. Наконец, мы действуем не в одиночку: как в Мали, так и Центральноафриканской Республике нам помогают африканцы. Кроме того, нам удалось привлечь и европейцев.
— Вы активнее всего использовали военную силу среди всех президентов нашей страны. Это стало для всех неожиданностью.
— Президент — это верховный главнокомандующий. Всякий раз, когда я принимал решение применить силу, на кону стояло очень многое, а наша армия реагировала должным образом. Именно поэтому я сохранил все средства закона о военной программе. Вооруженные силы Франции — это важнейший элемент нашей безопасности и мира. Мы — единственное европейское государство, которое делает это на таком уровне. Но для сохранения и расширения нашего влияния нам нужна сильная экономика. В этом и заключается суть моей политики, которая направлена на занятость, экономический рост, достойное место Франции в Европе и во всем мире.