«Враг» — основное понятие для политических отношений. Это их главная характеристика, доказывал когда-то немецкий политический теоретик Карл Шмитт, ставший одним из идеологов нацизма. Лично я в этом не уверен, но развивать тут тему, на которую есть много теоретической литературы, я не хочу.
Я упомянул это потому, что в современных политических и медиа-дискуссиях о путинской России и ее роли в событиях на Украине, а также о ее нынешних и возможных будущих отношениях с ЕС и США эта проблематика поднимается. Некоторые комментаторы, стремясь придать веса своей позиции, утверждают, что мы должны осознать и признать, что путинская Россия — это враг, и сделать из этого надлежащие выводы.
Перестанут приглашать российских артистов?
Граждане ЧР, которые еще застали, в той или иной мере, холодную войну и период нормализации, хорошо помнят, что понятие «враг» было основным в политической идеологии и пропаганде. В них существовало ясное деление, кто враг, кто друг, и между этим ничего не было.
После ноября 1989 года мы уверились, что холодная война закончена, а вместе с ней канула в Лету и эта примитивная, но столь опасная, поляризация. Мы поверили, что в обществах, избавленных от угрозы ядерного уничтожения, которая была реальностью холодной войны, отношения между государствами и народами будут развиваться свободнее и будут носить более сложный и дифференцированный характер, чем «враг-друг».
Во время украинского кризиса, который имеет очень негативные последствия для отношений России с одной стороны и ЕС и США с другой, и который оказал, опосредованно, большое влияние на ход политической и медиа-дискуссии у нас, возродились риторика холодной войны, а с ней и некоторые манеры поведения, типичные для того периода.
Сначала приведу не столь уж важный пример. По распоряжению мэра Праги Гудечека, очевидно, следующего логике видения, что Россия — враг, совет Праги приостановил партнерство с Москвой и Санкт-Петербургом. Реальное значение этого поступка невелико, но символическое — огромно.
Если бы члены Совета уважали элементарные принципы политической культуры, то таких решений, незадолго до выборов, они бы не принимали. Однако, вероятно, для них важнее было продемонстрировать «принципиальное отношение». Но что это должно означать? Давайте перестанем, например, приглашать российских артистов? Может ли к нам приехать, скажем, ансамбль им. Александрова и выступить вместе, к примеру, с Карелом Готом? Или это оценили бы как сотрудничество с врагом и предательство национальных интересов?
Более важно то, что в ЕС обсуждалось, не исключить ли Россию из международных спортивных организаций и, к примеру, не лишить ли ее Чемпионата мира по футболу-2018. ФИФА уже высказался против этого.
Я как гражданин ЕС, которым являюсь, имея гражданство ЧР, возмущен подобным поведением представителей ЕС. Именно во времена холодной войны спорт использовали в политических целях. Вспомним бойкот Олимпиады в Москве и в США: он не только навредил спортсменам, но и отравил общественную атмосферу вообще. Мы хотим этого опять?
Недавно Гельмут Шмидт, бывший немецкий канцлер и очень опытный политик, комментируя украинский кризис, заявил, что немецкий народ — думаю, что это относится и к чешскому народу — не хочет никакой холодной войны. Но политические элиты на Западе, возможно, все быстрее отдаляются от мирных настроений своих граждан.
Шмидт проводит разграничение между настроениями людей на Западе и тех, кто живет в Польше и Прибалтике. Лично мне ясно, что в этом вопросе мы относимся к Западу, что возникшая у нас по историческим причинам антипатия к России, даже после 1968 года, не превалирует, несмотря на значительные усилия СМИ и политиков правого толка.
Некритичная поддержка
Хорошо, что правительство Соботки в этой трудной ситуации ведет себя расчетливо и сдержанно. В отличие от правых политиков, которые обвиняют премьера в трусости (Мирослав Калоусек), в том, что это стыд и срам (Карел Шварценберг), я вижу тут преимущество. Стыд и срам постиг ЧР как раз из-за отношений с ЕС при правительствах Мирека Тополанека и Петра Нечаса, когда Шварценберг был министром иностранных дел.
Даже в жонглировании понятиями должны существовать какие-то пределы. Если правые хотят «распинать» правительство в парламенте из-за позиции по санкциям ЕС, то стоит напомнить, что нарушение международного права в Косово в 1999 году и в Ираке в 2003, когда было военное вторжение НАТО, что-то несильно беспокоило правых. Напротив, они давали этому моральное объяснение. Современный мир полон парадоксов, так что расскажу об одном собственном парадоксе. Несмотря на многолетнее расхождение во взглядах между мной и Вацлавом Клаусом, я должен признать, что по украинскому кризису наши позиции очень близки — так же, как и по вопросу критики ЕС.
В действиях ЕС и его представителей на протяжении украинского кризиса много неясного и с трудом поддающегося пониманию. Можно понять, что ЕС сопереживал демонстрантам на Майдане, когда они выражали глубокое народное недовольство положением в стране.
Но с трудом можно понять некритическую поддержку без какого-либо дистанцирования, выражаемую правительственным органам, которые возникли после неконституционного свержения президента под диктовку правых радикалов — из тех, что остались на Майдане.
Для ЕС Петро Порошенко является законным и легитимным президентом Украины, но какая легитимность у председателя правительства Арсения Яценюка? Может ли ЕС воспринимать в качестве приемлемой позиции председателя правительства его утверждение о том, что Россия — террористическое государство?
Резкое ухудшение отношений между ЕС, США и Россией по всем причинам и со всех точек зрения это чрезвычайно негативное явление, которое будет трудно преодолеть. Но виновата, как твердят у нас в большинстве СМИ, не одна только Россия, но и ЕС, и НАТО. Степень их вины и ответственности определит история.
Хотелось бы надеяться, что локальный вооруженный конфликт на Украине со временем удастся урегулировать, и что он не перерастет в конфликт с худшими последствиями, которые невозможно предугадать.
Между Европой и Азией
Изменение отношения к России не обязательно должно означать объявления о вражде. Россия не является частью западноевропейской цивилизации: она, как говорил Ленин, это нечто между Европой и Азией, что отражается во всех сферах жизни российского общества и в работе государственных механизмов.
Но Россия является, и будет являться, соседом ЕС и НАТО, поэтому все они должны быть заинтересованы в поддержании нормальных, насколько это возможно, отношений. В современном мире существуют и другие, возможно большие, опасности, чем нынешний кризис в отношениях ЕС и России.
В заключение я отмечу, что наследство Степана Бандеры, который при президенте Ющенко был объявлен национальным героем, и к сторонникам которого себя причисляют основные силы украинского правительства, не может стать частью идейно-политической основы, на которой базируется ЕС. Пренебрежение Евросоюза к этим вопросам во время украинского кризиса и сложные отношения ЕС и России до сих пор ни к чему хорошему не привели.