Странное дело Сэмюэла Дикстайна

Сэмюэл Дикстайн был седовласым человеком невысокого роста. New York Times как-то назвала его «маленьким тщедушным человечком в аккуратном сером костюме». Говорят, что он никогда не выходил из своего красного кирпичного дома в Нижнем Ист-Сайде без коричневой трости из ротанга. Дикстайн проходил мимо многоквартирных домов Манхэттена с видом человека, которого его еврейские избиратели обычно называли большой шишкой.

Однако этот демократ из Нью-Йорка, работавший в палате представителей с начала 1920-х до середины 1940-х годов, в общественной жизни вел себя совсем не так, как можно было бы предположить, глядя на то утонченное изящество, с которым он себя преподносил. В те времена, когда Джозеф Маккарти (Joseph McCarthy) был еще никому не известным юристом в Висконсине, Дикстайн изобретал современную практику наклеивания ярлыков, давая имена подозреваемым в подрывной деятельности без малейшей претензии на соблюдение норм правосудия. Если кому-то и можно поставить в заслугу (или в вину) введение в национальный лексикон фразы «антиамериканская деятельность», то это ему. Будучи невероятно бесстыжим человеком, добивающимся известности в законодательном органе, где таких людей было полно, Дикстайн имел привычку приглашать своих противников выйти и разобраться по-мужски. Как-то раз он бросил кулачный вызов члену палаты представителей Томасу Блантону (Thomas L. Blanton) из Техаса прямо с трибуны. (Блантон, похоже, отказался.)

Он настолько переходил все границы приличий, что казался политиком-пустозвоном. Из-за своего дурного вкуса Дикстайн как-то призвал выдворить из страны Ноэла Кауарда (Noel Coward) (английский драматург, актер, композитор и режиссер — прим. перев.) за то, что тот пошутил по поводу мужских качеств солдат из Бруклина. Дикстайн покинул конгресс в 1946 году и вплоть до своей смерти в 1954-м работал судьей верховного суда штата. В 1963 году участок улицы неподалеку от того места на востоке Бродвея, где он жил, назвали Сэмюэл Плаза. Никаких споров это тогда не вызвало. По прошествии какого-то времени Дикстайн в соответствии с освященной временем традицией был забыт.

Забыт он был до 1999 года, когда Аллен Вайнстайн (Allen Weinstein) и Александр Васильев опубликовали книгу «Призрачный лес. Советский шпионаж в Америке в сталинскую эпоху» (The Haunted Wood: Soviet Espionage in America—the Stalin Era). Эта книга, в которой были использованы недоступные прежде архивные документы КГБ, убедила тех, кого можно было убедить, что Элджер Хисс (Alger Hiss) и Юлиус Розенберг (Julius Rosenberg) работали на Советский Союз. Авторы также рассказали о том, что у Сталина был шпион в конгрессе, отвратительный тип, который, по словам его советского связника, «очень часто артачился, заявляя, что если мы не будем ему платить, он с нами порвет». По сей день Сэм Дикстайн — это единственный известный член палаты представителей, работавший тайным агентом на иностранную державу. У него был псевдоним Жулик.

Это был настоящий посмертный позор для человека, который выдавал себя за преданного слугу своих бедных избирателей и верного защитника американских идеалов. Несмотря на это, лишь в последние полтора года была начата работа по удалению имени Дикстайна с улиц, носящих его имя. Это трудоемкий бюрократический процесс, осуществляемый общественной организацией, пообещавшей «устранить исторические несправедливости».

***

Уроженец литовского Вильнюса Дикстайн в детстве вместе со своими религиозными родителями-евреями уехал в США и поселился в Нижнем Ист-Сайде. Согласно написанной о нем в 1935 году официальной биографии, получившей название «Защитник Америки», мать Дикстайна Слата пыталась изолировать его от всепроникающего левого влияния, благодаря которому социалист Мейер Лондон (Meyer London) был избран конгрессменом от их округа. Слата (известная как Бесси) «даже в самом раннем возрасте Сэма заботилась о том, чтобы он не поддавался дурному влиянию, которое опутало общество подобно паутине, — пишет автор. — До того, как Сэм полностью избавился от своего акцента, он ходил в школу, которая, как было известно Бесси, могла научить его основам американизма. Величайшим удовольствием для нее было слушать, как ее сын поет не в тон „Моя страна, моя великая родина“».

После учебы в Городском колледже Нью-Йорка и на юридическом факультете Дикстайн был принят в коллегию адвокатов и стал заниматься частной практикой, специализируясь на жилищных спорах. Он утверждал, что за время своей работы бесплатно представлял интересы 30 000 жителей трущоб. В 1911 году он начал свое восхождение в обществе Таммани-холл. Сначала Дикстайн был специальным заместителем главного прокурора, затем членом городского управления, а потом на протяжении трех лет работал членом местного законодательного органа в Олбани. В 1922 году он стал тем демократом, который выбил из седла знаменитого Мейера Лондона. Этот человек был единственным членом палаты представителей, проголосовавшим против Закона о подстрекательстве от 1918 года, который ограничивал Первую поправку, запрещая «произносить, печатать, писать, публиковать любые нелояльные, оскверняющие, оскорбительные и непристойные» вещи об американском государстве, конституции и армии.

Дикстайн получил известность в конгрессе лишь тогда, когда демократы взяли под свой контроль палату представителей после промежуточных выборов в 1930 году. Заправилы из Таммани-холла настояли на его назначении руководителем комиссии по иммиграции и натурализации. На этом посту он начал свою карьеру карателя нелояльных.

Дикстайн имел привычку резко осуждать коммунистов (называя их мошенниками и бандитами), но по-настоящему он боролся с фашистами. В конце 1933 года, когда Гитлер уже находился у власти, Дикстайн провел неформальные и никем не финансируемые слушания на тему «Нацистская пропаганда иностранцев в США». Это был ответ на публичный скандал в Нью-Йорке, связанный с агитатором от рейха, который пытался запугать американцев немецкого происхождения и заставить их вступить в ряды нацистского фронта «Друзья новой Германии». На пяти заседаниях свидетели утверждали, что эмиссары Третьего рейха доставляют в Америку печатные материалы, военную форму, пропагандистские фильмы и шпионские приказы для нацистских агентов, действующих в стране. Во время одного из слушаний Дикстайн опрашивал человека, названного «господин Х», который сказал, что конечная цель нацистской Германии состоит в создании «абсолютной диктатуры в США».

Выступая на радиостанции NBC, Дикстайн заявил, что нашел достаточно улик, чтобы назвать нацистское государство «самой серьезной угрозой нашей демократии из всех, которые когда-либо существовали». В марте 1934 года он убедил конгресс принять его резолюцию об учреждении «специальной комиссии по антиамериканской деятельности, уполномоченной расследовать деятельность по распространению нацистской и некоторой другой пропаганды». История показывает, что специальная комиссия в начале своей работы вела в основном охоту за нацистскими шпионами, а не за коммунистическими. Отклонив предложение о председательстве, поскольку как еврей иностранного происхождения он мог подвергнуться «недоброй критике со стороны определенных лиц и организаций», Дикстайн стал заместителем председателя этой комиссии, уступив кресло руководителя ирландскому католику из южного Бостона Джону Маккормаку (John W. McCormack), который позднее стал спикером палаты представителей.

За непродолжительную историю своего существования летом и осенью 1934 года комиссия Маккормака-Дикстайна постоянно мелькала в новостях. Слушания показали, что известные фирмы по формированию общественного мнения принимали деньги от рейхсминистра пропаганды Германии Йозефа Геббельса, работая над улучшением имиджа национал-социализма в США. Американские сторонники Гитлера с немецкими корнями выходили к свидетельской трибуне и открыто говорили о своей преданности нацистскому мировоззрению. Один из них заявил: «Фюрер представляет расовые чувства всех немцев в мире, где бы они ни родились и где бы ни жили». Самое яркое разоблачение не имело прямого отношения к нацизму. Отставной генерал-майор корпуса морской пехоты Смедли Батлер (Smedley Butler) заявил, что выступающие против Рузвельта и связанные с ветеранскими организациями состоятельные финансисты предложили ему возглавить марш на столицу с целью захвата власти, как это в свое время сделал Муссолини.

Однако после появления Дикстайна на национальной арене репутация у него оказалась подмоченной. «Обществу до чертиков надоели те фальшивки, с которыми выступает (за счет налогоплательщиков) заместитель председателя комиссии Дикстайн, чтобы его имя красовалось на первых страницах», — говорится в одном письме на имя главного редактора New York Herald Tribune. Коллегам по конгрессу не понравилось то, что его «непреодолимое стремление и склонность к публичности и саморекламе», как заявила член палаты представителей от Северной Каролины Линдси Уоррен (Lindsay Warren), оказались намного действеннее, чем их собственные. Когда он летом 1935 года выступил с верным заявлением о том, что Адольф Гитлер — это «германский безумец», на это не обратили особого внимания, так как в этот период американское правительство стремилось поддерживать дружественные отношения с нацистской Германией.

К началу 1937 года Дикстайн активно пытался заручиться поддержкой своей идеи о расширении полномочий комиссии по антиамериканской деятельности. Потратив на это два года, он изобрел новую тактику, назвав точную цифру нацистского проникновения в США. «Я назову вам имена 100 шпионов, которые въехали в нашу страну из дружественного государства с целью повышения результативности этой пропаганды», — заявил конгрессмен. Он утверждал, что их действиями руководит высокомерный гитлеровец Фриц Кун (Fritz Kuhn), возглавивший «Друзей новой Германии» и давший этой организации без ведома Берлина новое название — «Германо-Американский союз». Кун парировал удар словами: «Не я, а Дикстайн является одним из главных врагов Америки. Я думаю, что он шпион советской России». Но Дикстайн не был шпионом. По крайней мере, пока.

Когда его законопроект о новом комитете по охоте за подстрекателями назвали «просто громким шумом, который приведет к потере престижа конгресса» (это слова члена палаты представителей от Техаса Маури Мэверик (Maury Maverick)), Дикстайн вышел к трибуне палаты и зачитал имена 46 «опытных шпионов и агитаторов», у основной части которых были отвратительные политические взгляды, но никаких нарушений закона не было. Он показывал пальцем на таких людей и называл их: «Уилли Болл, владелец мебельного магазина по адресу Нью-Йорк, Третья авеню, дом 1495, скандально известный сторонник нацистов». Herald Tribune отмечала, что обещанный Дикстайном список сократился со 100 до 46 имен, «потеряв 54 процента. Когда ветер утихнет, он может сократиться еще больше».

Примерно в это время, в середине 1937 года, состоялся первый контакт Дикстайна с НКВД, ставшей предшественницей КГБ. Согласно документам, которые отыскали и проанализировали при написании своей книги Вайнстайн и Васильев, к конгрессмену обратился за помощью один австриец, работавший на Советы, и попросил посодействовать в получении американского гражданства. Дикстайн сказал ему, что квоту на австрийских иммигрантов уже выбрали, но за 3000 долларов он постарается решить вопрос. По словам Дикстайна, он таким незаконным способом «обеспечил гражданство десяткам людей». Об этом говорится в служебной записке НКВД по результатам встречи. Москва пришла к выводу, что Дикстайн «возглавляет преступную шайку, которая занимается темными делами, незаконной контрабандой людей, продает паспорта и гражданство». Это было шокирующее утверждение, даже если бы речь не шла о председателе комиссии по иммиграции и натурализации и избранном чиновнике, который представлял округ с многочисленными приезжими из-за рубежа, стремившимися обрести законный статус.

В декабре 1937 года Дикстайн обратился к советскому послу в Вашингтоне, заявил о своем «дружественном отношении к Советскому Союзу» и за 5000-6000 долларов предложил предоставить информацию о русской фашистской организации. Советы согласились выслушать его, однако отказались платить такую огромную сумму за «широко известные» материалы. Когда Дикстайн потребовал платить ему 2500 долларов в месяц за регулярное предоставление информации, его советский куратор «Игорь» заявил, что платить согласен, но не больше 500 долларов. В 1937 году типичная американская семья зарабатывала ежегодно около 1800 долларов.

Весной 1938 года Дикстайн улучшил свои позиции в этом торге, когда Гитлер силой присоединил Австрию, и вновь усилился интерес к созданию трибунала по расследованию антиамериканской деятельности. Надеясь занять важное место в составе такого органа, конгрессмен заключил сделку с Игорем, согласившись обеспечивать Советский Союз обнаруженными материалами про фашистов и уводить его следователей прочь от расследований по делам коммунистов. Они договорились, что Дикстайн будет получать 1250 долларов в месяц.

«Мы прекрасно понимаем, с кем имеем дело, — говорится в одной из докладных записок НКВД. — „Жулик“ в полной мере оправдывает свой псевдоним. Это беспринципный тип, жадный до денег, согласный работать из-за денег, очень хитрый проходимец. ... По этой причине трудно гарантировать выполнение запланированной программы даже в той части, которую он сам предложил».

Видимо, Советы не очень верили заявлениям Дикстайна, что деньги ему нужны исключительно для следователей, и что для себя он «ничего не требует», а работает только в силу своей идеологической привязанности к СССР.

По тайной карьере Дикстайна был нанесен едва ли не смертельный удар, когда ему не только не дали возглавить новую комиссию, отдав пост председателя скучному олуху из Техаса Мартину Дайсу-младшему (Martin Dies Jr.), который выступил против Нового курса Рузвельта, но и вообще не включили в ее состав — видимо, из-за его нездоровой в последнее время репутации. Более того, в названии новой комиссии не было и упоминания о нацизме, поскольку оно стало более общим — специальная комиссия по расследованию антиамериканской деятельности и пропаганды. В следующие несколько лет отдельные слушания комиссии Дайса были посвящены делам американских нацистов, однако в основном она занималась сбором доказательств о том, что администрация Рузвельта — это агенты коммунистов. В типичном для нее духе член палаты представителей из Алабамы Джо Старнс (Joe Starnes) как-то спросил свидетельницу, участвовавшую в федеральном театральном проекте администрации, о драматурге елизаветинской эпохи, которого она цитировала в своих работах. «Вы приводите выдержки из этого Марло. Он коммунист?» Женщина ответила: «Я прошу занести в протокол, что это величайший драматург из эпохи, непосредственно предшествовавшей шекспировской». Комиссия по расследованию антиамериканской деятельности уверенно превращалась в орган по разоблачению исключительно коммунистов. После Второй мировой войны она превратилась в постоянный комитет и продолжала свою позорную деятельность вплоть до 1975 года.

Даже лишившись места в составе комиссии, Дикстайн старался доказать свою ценность в качестве советского шпиона. Он продолжал снабжать Советы материалами об американских фашистах, а один раз передал информацию о советском перебежчике из Москвы, которого надо было убрать. (Вальтера Кривицкого нашли мертвым в гостиничном номере в Вашингтоне. Возможно, это было самоубийство, хотя говорить об этом наверняка нельзя.) По просьбе НКВД Дикстайн осуждал комиссию Дайса («охота на красных») и выступал в конгрессе с речами на темы, которые ему диктовала Москва. Согласно докладу НКВД, он передавал «материалы о военном бюджете на 1940 год, протоколы заседаний бюджетного подкомитета, доклады военного министра, начальника штаба и т.д.»

Но споры из-за денег продолжались. Дикстайн признался Советам, что раньше работал на польскую и британскую разведку (еще одно ошеломляющее откровение), и заявил, что те «платили деньги, не задавая вопросов». Наконец, в феврале 1940 года НКВД решил отказаться от его услуг, потому что он «не может быть полезным организатором, способным собрать вокруг себя группу либеральных конгрессменов для реализации нашего влияния, а в одиночку не представляет никакого интереса». Как пишут Вайнстайн и Васильев, Дикстайн за все время работы на Советы заработал 12 000 долларов, что с поправкой на инфляцию составляет 200 000 долларов.

Общеизвестно, что остаток жизни Сэмюэл Дикстайн был лояльным американцем, самозабвенно трудившимся на государственной службе. Будучи судьей верховного суда штата в Нью-Йорке, он вынес решение в пользу владельца танцевального зала, отказавшегося сдать его в аренду певцу с левыми взглядами Полю Робсону (Paul Robeson). Дикстайн поддержал довод о том, что зал использовался бы «для ведения пропаганды страны, открыто враждебной по отношению к Соединенным Штатам». В другом случае Дикстайн потребовал от советского генерального консула в Нью-Йорке, чтобы тот явился в суд вместе с российской гражданкой, которой консульские работники не давали остаться в США. «Я заставлю его подчиниться, — сказал Дикстайн. — Я не намерен позволять ему игнорировать закон». Это требование повисло в воздухе, когда женщина бежала на свободу через окно консульства.

Имя Дикстайна ни разу не упоминалось в годы «красной угрозы» в начале 1950-х, когда Маккарти стал героем заголовков, сделав свое знаменитое заявление о том, что у него есть список коммунистов, работающих в Госдепартаменте, куда он включал то 205, то 57, то 81, то 4 имени. Когда Дикстайн умер в 1954 году, его удостоили таких же почестей, как любого другого политика из демократической машины. Новая площадь Сэмюэла Дикстайна оказалась рядом с парком Ахерна, названного в честь наставника Дикстайна по Таммани-холлу Джона Ахерна (John F. Ahearn). И даже публикация в 1999 году книги The Haunted Wood не вызвала в стране особой обеспокоенности.

В прошлом году статья корреспондента New York Times по городским делам Сэма Робертса (Sam Roberts) («У советского шпиона из конгресса по-прежнему есть улица его имени») вдохновила Сьюзан Ларосу (Susan LaRosa) из агентства социальных услуг Henry Street Settlement на начало кампании, о которой она думала уже давно. На сегодня она собрала от 300 до 400 подписей под петицией с предложением поменять название площади Дикстайна, присвоив ей имя медсестры и филантропа Лилиан Уолд (Lillian Wald), основавшей в 1893 году поселение на Генри-стрит. Однако Лароса признается, что процедура смены названия чрезвычайно сложна и требует много времени. Он пошутила, что на сбор подписей 75% жителей небоскребов, окружающих площадь, уйдет лет 10-15. Именно такое требование выдвигает город.

На улицах никакого оживления не видно. «Никогда не слышал об этом человеке, — заявил ортодоксальный еврей средних лет, стоявший на днях вместе со своим знакомым возле знака с обозначением площади Дикстайна. — А я живу здесь всю свою жизнь».

Человек этот, представившийся как Джо, сказал, что ничего не знает ни о Дикстайне, ни о его шпионской деятельности. Когда ему рассказали о содержании документов КГБ, он на минуту задумался. «Жизнь мою это никак не изменит, но если будет доказано, что он был шпионом, я бы убрал эту надпись».

Питер Даффи — писатель и журналист из Нью-Йорка. Его новая книга называется «Двойной агент. Первый герой Второй мировой войны, и как ФБР перехитрило и уничтожило нацистскую шпионскую сеть» (Double Agent: The First Hero of World War II and How the FBI Outwitted and Destroyed a Nazi Spy Ring).