Нью-Йорк — Я — макроэкономист, но не принадлежу ни к одной из двух главных групп, на которые разделились мои коллеги в США: неокейнсианцев, увлеченных стимулированием совокупного спроса, и сторонников теории экономики предложения, которые выступают за сокращение налогов. Обе школы пытались, но не смогли улучшить низкие экономические показатели, которые демонстрируют в последние годы страны с высоким подушевым доходом. Пришло время для новой стратегии, базирующейся на устойчивом, инвестиционном росте.
Главная трудность макроэкономики — распределить ресурсы общества для их наилучшего использования. Те, кто хочет работать, должны находить работу; фабрики и заводы должны эффективно использовать свой капитал; наконец, та часть доходов, которая не потребляется, а сберегается, должна быть инвестирована в рост будущего благосостояния.
Именно решение последней, третьей задачи вызывает наибольшие трудности и у неокейнсианцев, и у сторонников теории предложения (supply-siders). Большинство стран с высоким уровнем доходов — США, Япония, большая часть Европы — оказались не способны инвестировать в будущее адекватно и с умом. Мир не справился с задачей вложения накоплений, хотя они могли быть инвестированы как внутри отдельных стран, так и за границей.
Есть разные формы внутренних инвестиций: бизнес-инвестиции в закупку техники и строительство, вложения домохозяйств в покупку и благоустройство домов, государственные инвестиции в людей (образование, профессиональные навыки), науку (исследования и опытные разработки), инфраструктуру (транспорт, электро- и водоснабжение, восстановление климата).
Неокейнсианцы пытаются всеми способами поддержать любые внутренние инвестиции. Для них важны расходы (spending is spending). По этой причине они стимулируют инвестиции в жилье рекордно низкими процентными ставками, в покупку автомобилей секьюритизацией потребительских кредитов, в площадки под инфраструктурные проекты программами краткосрочного стимулирования. А когда инвестрасходы остаются на прежнем уровне, они советуют нам уйти в потребительский загул на «лишние» сбережения.
Напротив, сторонники теории предложения хотят продвигать частные (и ни в коем случае не государственные!) инвестиции, снижая налоги и ослабляя регулирование. Они применяли свои идеи на практике в США уже несколько раз, последний — в администрации Джорджа Буша-младшего. К сожалению, результатом их политики дерегулирования стал быстро лопнувший пузырь на рынке жилья, а не устойчивый бум продуктивных частных инвестиций.
Хотя в политике чередуются энтузиасты то одной, то другой группы, реальность не меняется — в последние годы мы видим значительное падение доли инвестиций в национальном доходе у большинства стран, имеющих высокий уровень доходов. По данным МВФ, валовые инвестиционные расходы в этих странах упали с 24,9% ВВП в 1990 г. до всего лишь 20% в 2013 г.
В США инвестиционные расходы снизились с 23,6% ВВП в 1990 году до 19,3% в 2013 г.; еще больше они упали в чистом выражением (валовые инвестиции минус амортизация капитала). В Евросоюзе также наблюдается падение — с 24% ВПП в 1990 г. до 18,1% в 2013 г.
Неокейнсианцы и сторонники теории предложения игнорируют настоящие лекарства, способные остановить продолжающееся падение капитальных вложений. Нашему обществу срочно требуется больше инвестиций, в первую очередь для трансформации энергоемкого и экологически грязного производства (с высоким уровнем выбросов углекислого газа в атмосферу) в устойчивую экономику, основанную на эффективном использовании природных ресурсов и переходе к источникам «зеленой», низкоуглеродной энергии. Такие инвестиции требуют совместных действий как частного сектора, так и государственного.
Среди необходимых направлений инвестиций — масштабный переход к использованию энергии солнца и ветра; увеличение доли электротранспорта, общественного (автобусы, поезда) и частного (автомобили); энергоэффективные здания; линии электропередач, способные передавать экологически чистую энергию на большие расстояния (например, из Северного моря и Северной Африки в континентальную Европу или из калифорнийской пустыни Мохаве в густонаселенные центры США).
Но как раз тогда, когда общество нуждается в подобных инвестициях, госсектор в США и Европе объявил настоящую «инвестиционную забастовку». Правительства сокращают государственные инвестиции ради балансировки бюджетов, а частные инвесторы не могут с уверенностью вкладывать крупные капиталы в альтернативную энергетику, поскольку многое в ней остается неопределенным и служит предметом острых дискуссий — государственное регулирование энергосетей, правила распределения ответственности, ценовые формулы и, наконец, государственные энергетические программы.
Резко сократились государственные инвестиции в США. Ни федеральные, ни местные власти не имеют политических мандатов, бюджетных стратегий и долгосрочных планов, которые могли бы стимулировать инвестиции в следующее поколение умных и чистых технологий.
Неокейнсианцы и сторонники теории предложения неправильно понимают причины инвестиционного паралича. Неокейнсианцы считают, что инвестиции, частные и государственные, являются всего лишь одним из элементов совокупного спроса. Они забывают о важности политических решений по поводу энергосистем и энергоинфраструктуры (а также о целенаправленных научных исследованиях, развивающих новые технологии), которые необходимы для притока умных, экологически ориентированных частных и государственных капвложений. Они прибегают к различным уловкам (нулевые процентные ставки, стимулирующие пакеты) вместо того, чтобы требовать разработки детальных государственных программ, необходимых для возобновления серьезного роста инвестиций.
Сторонники теории предложения, со своей стороны, совершенно забывают о том, что частные инвестиции, во-первых, зависят от одновременных инвестиций государства, и, во-вторых, нуждаются в понятом регулировании и политической поддержке. Они добиваются сокращения госрасходов, наивно полагая, что частный сектор каким-то магическим образом заполнит пустоту. Однако, сокращая госрасходы, они ограничивают и частные инвестиции.
Например, частные энергокомпании не станут масштабно инвестировать в проекты генерации возобновляемой энергии в условиях, когда у властей нет долгосрочной климатической и энергетической политики, нет планов стимулирования строительства линий электропередач, позволяющих передавать экологически чистую энергию на большие расстояния в крупные населенные пункты. Эти сложные политические детали никогда особо не беспокоили защитников свободного рынка.
Кроме того, существует возможность использования внутренних сбережений для расширения инвестиций за рубежом. США могут, например, одалживать деньги бедным странам Африки для покупки экологически чистых электростанций у американских компаний. Такая политика позволила бы использовать частные американские сбережения для борьбы с глобальной бедностью, одновременно усиливая промышленную базу США.
Однако и тут неокейнсианцы и сторонники теории предложения не приложили достаточных усилий к совершенствованию институтов, финансирующих развитие. Вместо того чтобы советовать Японии и Китаю повышать внутреннее потребление, макроэкономисты поступили бы гораздо мудрее, посоветовав этим странам использовать их огромные сбережения не только для внутренних, но и для зарубежных инвестиций.
Подобные соображения понятны всем, кто обеспокоен неотложной задачей гармонизации экономического роста с экологической стабильностью. Это самая важная задача нашего поколения — преобразовать грязные, основанные на углеводородах энергосистемы мира в чистые, умные и эффективные, то есть достойные XXI века. Инвестирование в устойчивую экономику радикально увеличит наше благосостояние и позволит использовать «лишние» сбережения на правильные цели.
Впрочем, всё это не произойдет автоматически. Нам необходимы долгосрочные, государственные инвестиционные стратегии, экологическое планирование, технологические «дорожные карты», частно-государственные партнерства в секторе новых и устойчивых технологий и, наконец, более активная глобальная кооперация. Подобные инструменты создадут новую макроэкономику, от которой будут зависеть наше здоровье и процветание.