В русских народных сказках Кощей Бессмертный — самый страшный персонаж. С Лешим можно подружиться. Змею-Горынычу — отрубить мечом все три головы. Даже с Бабой-Ягой есть шанс столковаться. Если хорошо ее попросить, она даже укажет к тому же Кощею дорогу.
А с Кощеем ни дружба, ни переговоры невозможны. Его ни стрела, ни пуля не берут. Это само Вселенское Зло в чистом виде. Вдумайтесь: мы — смертны, а он — бессмертный! И никому добра не делает!
Откуда вообще эта сволочь завелась в наших сказках? Тем более что сказка быль, а в ней намек. Да и не сказка это вовсе, а сгущенный до предела исторический опыт столкновения наших пращуров с враждебной, более развитой цивилизацией.
Все сказки о Кощее начинаются с того, что он крадет славянскую девушку прямо из-под венца. Причем не просто какую-нибудь рядовую «мартышку», которой ни комплимент отвесить, ни на кофе пригласить, а лучшую из лучших. Просто победительницу конкурса красоты с одновременным приложением диплома о получении высшего образования — то Прекрасную, то Премудрую. Как только наша Василиса зазевается, он ее, по выражению Высоцкого, «хвать и тикать».
Вот оно — самое важное, что сразу же вызывает наш интерес. Кощей Бессмертный — профессиональный похититель чужих красавиц. А что такое девушка? Это символ весны. Символ юности жизни. А заодно — ее дальнейшего продолжения, если вам повезет ее «замолодить». Именно это позволило одному из самых первых собирателей народных сказок — Александру Афанасьеву, еще в XIX веке высказать «погодно-климатическую» гипотезу. Он утверждал, что сказка о Кощее — всего лишь наш вариант древнегреческого мифа о боге подземного царства Аиде и Персефоне — дочери богини плодородия, которую он похитил и утащил в свою преисподнюю.
Персефона была дочерью богини зерна Деметры. Бог смерти Аид увидел ее, когда она собирала с подругами ирисы, розы, фиалки и гиацинты на лугу. Он тут же влюбился в нее и угнал на колеснице в подземное царство. А там сделал своей женой. Но так как на земле наступила вечная зима, остальные боги упросили Аида отпускать Персефону на весну, лето и осень из преисподней. С той поры две трети года она проводит в царстве живых, а треть — в царстве мертвых, символизируя вечно возвращающуюся весну.
Александр Николаевич Афанасьев (1826—1871) был крупнейшим русским фольклористом. Современники называли его «русским Гриммом». По плодовитости Афанасьев стоил даже двух братьев Гримм сразу. Оставил семь томов «Русских сказок» и один дополнительный секретный том. Он называется «Заветные сказки». Туда Афанасьев включил сюжеты неприличного и эротического содержания. Не имея возможности опубликовать восьмой том в России, Афанасьев переправил его за границу. Искренне считал, что сказка о Кощее Бессмертном и Василисе Прекрасной является отечественным вариантом античного мифа об Аиде и Персефоне.
Конечно, Афанасьев — светило науки. Он собрал горы фольклорного материала. Целых восемь томов одних сказок! Но как аналитик оставался на уровне своего XIX века и во всем видел аналогии с античностью. Но сходство Кощея и Аида только в том, что оба крадут девушек. Однако Аид женится на Персефоне, а потом на радостях отпускает ее на землю. Все заканчивается хеппи-эндом. А Кощей хочет забрать девушку в полную собственность и никому не отдавать!
Кроме того, Аид — бог. Убить его невозможно. А бессмертие Кощея — ненастоящее. Смерть его просто спрятана в засекреченном месте. И не под землей. А за морем! Выходит, это две совершенно разные истории, похожие только началом?
Кстати, у наших предков-славян, в отличие от древних греков, вообще было слабо разработано представление о загробном подземном мире. Для греков Аид — мрачная преисподняя, где души бесконечно тоскуют о земной жизни. А славяне видели в смерти всего лишь переход в другой мир. Греки своих мертвых хоронили, а славяне — сжигали. Они верили, что души пращуров отправляются вместе с дымом погребального костра прямо на небо — в Ирий, откуда когда-то и пришли. Похороны для них были одним из самых веселых событий. Прямо на могиле они устраивали игрища, так называемую тризну. И даже занимались при этом сексом. Одного похоронили — и сразу других наделали взамен.
Это, между прочим, легко объяснимо. Древние греки жили словно бы на курорте — в стране с мягким климатом, теплым морем и обилием фруктов. А славянам досталась прародина скудная и суровая — лесистая пойма реки Припять на границе современных Украины и Белоруссии. Холодная зима, болотистая почва. Ни моря, ни маслин с оливками под легкое виноградное винцо. Вся жизнь — мука, а отмучился — радость. По крайней мере, близким, что избавились от старика.
Значит, предположение, что сказка о Кощее Бессмертном — это вариант древнегреческого мифа, не соответствует действительности. В мифе о Персефоне и Аиде, на мой взгляд, вообще отразились смутные воспоминания человечества о последнем ледниковом периоде. Он закончился примерно десять тысяч лет назад, захватив период почти в три тысячи лет.
Тогда внезапно наступившая вечная зима особенно поразила жителей теплого Средиземноморья. Она породила миф о похищении потусторонними силами дочери богини плодородия. А когда ледник отступил, у этого мифа появился счастливый конец — о прекрасной Персефоне, которую подобревший муж отпустил на каникулы к родным. Вечная зима снова заняла свою положенную четверть года.
Так что оставим погоду с климатом синоптикам и продолжим поиски Кощея в другом месте. Увы, не был наш Кощеюшка древнегреческим богом, и нет его мраморных статуй в музеях. Но кто-то же его Кощеем назвал? И слово это откуда-то взялось в нашем языке? Откуда?
Впервые на Руси слово «Кощей» упоминается в поэме «Слово о полку Игореве» в конце XII века. Так ее автор обозвал половецкого хана Кончака, к которому в плен попал князь Игорь. В половецком языке «кощей» обозначало «раба», «пленного». Но почему так назвали хана Кончака? Ведь в плен попал не он, а к нему? Может, его хотели так оскорбить, намекая на профессию, которой он занимался?
Из школьного учебника мы знаем, что нашими зазевавшимися пращурами любили торговать крымские татары. Но система работорговли через крымские порты сложилась за многие века до их появления в этих краях. Татары были всего лишь наследниками половцев. Но и половцы не являлись творцами этого экономического механизма. Они только поставляли живой товар, захваченный на Руси. Саму же систему работорговли придумали итальянские купцы, чьи колонии были на побережье Крыма. Крепости генуэзцев — Судак, Феодосия, Балаклава, Гурзуф — были перевалочными пунктами работорговли. Из Крыма русских рабынь везли дальше — к клиентам.
В ноябрьском номере журнала Киевского университета Святого Владимира за 1886 год мне удалось отыскать статью профессора Лучицкого «Русские рабы и рабство в Руссильоне в XIV и XV веках». Знаете, где этот Руссильон? Аж на границе нынешней Франции и Испании!
Вот что писал профессор Лучицкий: «Русские рабыни в Руссильоне, как и во Флоренции, покупались охотнее всего, их искали особенно усердно на рынке… Покупали обыкновенно русских рабынь в возрасте от 18 до 30 лет»…
В 1261 году, растолкав всех конкурентов, генуэзцы добились у византийского императора монопольного права беспошлинно торговать во ВСЕХ портах Черного моря. И пошло-поехало! Кочевники за гроши ловили под Киевом красивых девок и волокли к генуэзцам в Крым. Оттуда через руки итальянских посредников-сутенеров живой товар расходился похотливым европейским Кощеям.
Место Киева в европейской торговле заняла Кафа — по-нынешнему Феодосия. И не просто заняла, а переплюнула! В XII веке в княжеском Киеве, в эпоху его расцвета, жили 50 тысяч человек. К XV столетию количество киевлян сократилось в десять раз — всего до пяти тысяч. Зато в Кафе в это время насчитывалось 70 тысяч горожан!
Хищнический симбиоз генуэзского купечества и половцев, а потом татар, принес чудовищные плоды. Кочевники ловили, генуэзцы продавали. Такая милая экономическая деятельность продолжалась ни много ни мало — 400 лет!
Возьмем для примера Старокиевскую гору — место, с которого начинался летописный Киев и где сегодня все так любят гулять. Вас никогда не удивляло, что тут почти ничего нет? Нет даже приличных руин! А ведь во времена Киевской Руси тут буквально кипела жизнь. Здесь находилась одна из главных древнерусских церквей — Десятинная. Тут стоял каменный терем княгини Ольги.
Тут же был дворец князя Владимира. Считается, что все это исчезло, потому что в 1240 году город разрушили татары хана Батыя. Но почему замок в центре Киева после этого никто не отстроил? Потому что не было денег и людей! Их татары из поколения в поколение вылавливали и перепродавали генуэзцам! Жизнь в Верхнем Киеве станет восстанавливаться только в XVII веке! Вдумайтесь: через 500 лет! Ну и генуэзцы! Ну и вампиры! Вот что может произойти с телом, из которого постоянно высасывают кровь! Крымское ханство только унаследовало этот кровавый насос по перекачке славянской красоты и молодости из Руси в Европу!
Надеюсь, теперь всем ясно, откуда на полотнах итальянских художников эпохи Возрождения так много светловолосых моделей. При их-то хроническом дефиците среди уроженок Италии. В те годы в Италии был просто рай для местных богатеньких Кощеев. Каждый из них мог прикупить на рынке симпатичную блондиночку и делать с ней все что хочется. Точнее то, что позволяли почтенным Кощеям возраст и здоровье.
Для простых людей, населявших нашу страну в то далекое время, все это, естественно, оставалось за кадром. Они не знали, где находится Италия. Они вообще не знали, что Земля круглая. Для них мир заканчивался у высоких стен генуэзских крепостей в Крыму. Там жило старое чудовище, требовавшее все новых Аленушек и Василис. Поэтому резиденция Кощея в народных сказках — непременно каменный замок. А смерть его и того дальше — за морем.
Но добраться в то место, где скрыта смерть Кощея, непросто. Повторяю: он появляется в сказках как представитель куда более технически развитой цивилизации, чем та, в которой живут русские персонажи.
Большинство приспособлений, которые используют наши Емели и Иваны, честно говоря, вообще не имеют отношения к технике. Это просто фантастические аппараты, чтобы потворствовать лени. Скатерть-самобранка. Ковер-самолет. Кстати, не очень русский, а позаимствованный из арабских сказок, герои которых тоже не отличались трудолюбием, видя высший смысл жизни в восточном кайфе, настоянном на гашише. И наконец, вершина нашей сказочной технической мысли — самоходная печь на дровяной тяге! Ни одно проектное бюро так и не смогло создать нечто подобное в реальной жизни.
И только в руках Кощея — абсолютно реальная для средневековья вещь — меч. Да не простой. А меч-кладенец. Что это значит, не вполне ясно. Понятно только, что штука великой разрушительной силы. Ежели ее достать, с самим Кощеем сразиться можно.
В этом сюжете отразилась историческая реальность. Долгое время славяне не умели делать мечи — они не располагали секретом высококачественной стали. Поэтому большинство найденных на Руси мечей — это импорт из Западной Европы. Они произведены в германских мастерских на Рейне.
Почти через тысячу лет пересказывания этой сказки в руках Кощея появилась еще одна вполне реальная вещь — гусли-самогуды. Попросту говоря, шарманка. В XIX веке это западное изобретение отлично подходило для одурманивания девушек. Девушки, как известно, любят танцевать. Берете шарманку и крутите. Сначала шарманку. Потом — девушку. Потом шарманка трансформировалась в граммофон. Потом — в патефон. Потом — в магнитофон. Сначала обычный. Вскоре — в двухкассетный. Теперь — в целый музыкальный центр. Заметьте: все эти гусли-самогуды изобретены не у нас, а в Западной цивилизации Кощея! Образно говоря, делали их тоже за морем.
Одним словом, отечественным Иванам-царевичам все труднее удержать своих Василис Прекрасных от вездесущих лап глобального Кощея. За годы независимости Украины за рубежом оказалось около двух миллионов украинок. А население страны сократилось на шесть миллионов человек. Старинный фокус — взял яичко, нашел в нем иголочку, где смерть Кощея, и сломал ее, — по-моему, все меньше помогает. Придется самим становиться Кощеями. Иначе неугомонного старика не победить.