Об изумительном восхождении Ангелы Меркель, самой влиятельной женщины в мире

Летний день в Рейхстаге. Мягкий солнечный свет просачивается сквозь огромный стеклянный купол, мимо поднимающихся по спиральной лестнице туристов, и попадает в главный зал заседаний парламента. Половина депутатских мест пустует. За трибуной стоит невысокая, слегка ссутулившаяся фигура в пурпурном пиджаке, черных брюках, с шапкой бесцветных волос, читающая речь по бумажке. Канцлер Федеративной Республики Германия и самая влиятельная женщина в мире Ангела Меркель изо всех сил старается быть неинтересной.

«Как федеральное правительство, мы проводим трехсоставную политику с момента начала украинского кризиса», — говорит Меркель, глядя в папку. Свою речь она произносит монотонно, как будто старается переключить внимание аудитории на другие вещи. «Наряду с первой частью данной триады, какой является целенаправленная поддержка Украины, стоит вторая — непрестанные усилия по поиску дипломатического решения кризиса в диалоге с Россией». Публичные выступления издавна даются Меркель нелегко. Руки — особый источник беспокойства, но со временем она научилась держать их перед собой с сомкнутыми кончиками пальцев.

Рейхстаг был построен кайзером Вильгельмом I и канцлером Отто фон Бисмарком в 80-е годы XIX века, когда объединенная Германия начинала свое первое восхождение к европейскому господству. За два дня до окончания Первой мировой войны, когда по всей стране шла большевистская революция, один социал-демократический политик прервал свой обед в здании Рейхстага, вышел на балкон второго этажа и объявил о конце имперской Германии: «Да здравствует Германская республика!» В Эпоху Веймарской республики там заседал неспокойный парламент. Он продолжал заседать там и в начале нацистского правления, пока ночью 27 февраля 1933 года в палате заседаний не вспыхнул подозрительный пожар, едва не уничтоживший все здание. Новый канцлер Германии Адольф Гитлер поспешил на место происшествия вместе со своим помощником Йозефом Геббельсом и обвинил в поджоге коммунистов. Воспользовавшись кризисной ситуацией, он задушил гражданские свободы, подавил оппозицию и сосредоточил всю власть в руках нацистской партии. Парламент проголосовал за свою бесполезность, а нацисты не стали ремонтировать поврежденное здание. В конце Второй мировой войны Советы увидели в Рейхстаге символ Третьего рейха и сделали его своей основной целью в битве за Берлин, взяв здание в плотную осаду. Фотография солдата Красной Армии, водружающего советское знамя на одной из скульптурных групп на крыше Рейхстага, стала легендарным символом разгрома Германии.

Во времена холодной войны Рейхстаг со своим разбитым куполом и изрешеченными пулями стенами был необитаемым реликтом на ничейной территории в центре Берлина, внутри британского сектора. Построенная в 1961 году Берлинская стена проходила в нескольких шагах от тыльной части здания. В 1960-е годы был проведен незначительный ремонт, но Рейхстага сторонились вплоть до 1989 года, когда рухнула стена. Затем в полночь 3 октября 1990 года президент Рихард фон Вайцзеккер взошел на ступени Рейхстага и объявил миллионной толпе о мирном и свободном объединении Германии. Берлин стал ее столицей.

На протяжении следующего десятилетия, пока там не начал официально заседать бундестаг, Рейхстаг реконструировали — с многочисленными дебатами и с большой неловкостью, что очень многое говорило не только об объединенной Германии, но и о тоталитарном периоде. Величественный купол, спроектированный Норманом Фостером, символизировал открытость и прозрачность. Знаменитые слова на входе с колоннами «DEM DEUTSCHEN VOLKE» («Для народа Германии»), изготовленные из переплавленных французских орудий времен наполеоновских войн и прикрепленные на Рейхстаге во время Первой мировой войны, были сохранены для достоверности истории. Но после парламентских дебатов немецко-американский художник получил задание разбить сад во дворе, где белыми буквами посреди буйной зелени была написана более скромная фраза «DER BEVÖLKERUNG» («Для населения») — без националистического подтекста прежнего лозунга. Во время реконструкции Рейхстага рабочие обнаружили на стенах второго этажа надписи на кириллице, которые оставили после себя солдаты Красной Армии. Провели еще одни дебаты, и часть надписей оставили как историческое напоминание: имена солдат, «Москва-Берлин 9/5/45» и даже «Я е… Гитлера в зад».

Ни одна другая страна мира не увековечивает память своих захватчиков на стенах самого важного здания власти. Но преступления Германии были уникальны, поэтому уникальны и способы расплаты по историческим счетам, которые нашли свое отражение в Рейхстаге. Оставив в здании парламента надписи победивших русских солдат, Германия показывает, что извлекла важные уроки из прошлого (чего не сделали русские). Посмотрев в лицо правде 20-го века, немцы придерживаются идеи о том, что они освободились от самого худшего в своей истории. В Берлине напоминания об этом — повсюду. Сядьте в поезд метро на станции Stadtmitte между Мемориалом памяти убитых евреев Европы и музеем гестапо «Топография террора», и взгляните на бегущую строку видеоновостей: «80 лет назад ПЕН-Клуб Берлина был изгнан в ссылку». Как будто превратив себя в объект тщательного психоанализа, Германия вытащила на поверхность свое прошлое, и теперь постоянно обсуждает его и признает его. Эта многолетняя работа излечила пациента и дала ему возможность вести успешную новую жизнь.

А за трибуной Меркель продолжает свое обращение к парламенту, вспоминая встречу «Большой семерки» в Брюсселе, откуда недавно исключили ее восьмого члена Россию, сделав это из-за войны на Украине. «Мы будем действовать очень настойчиво в вопросах утверждения свободы, справедливости и самоопределения на европейском континенте, — говорит она. — Наша задача — защитить Украину на ее самостоятельном пути и дать на устаревшее мышление 19-го и 20-го века о сферах влияния ответы из нового, глобального 21-го века». Меркель вышла на пик своей риторики, о чем свидетельствует замедление монотонного темпа речи и небольшой жест рукой с растопыренными пальцами. Иностранец, посмотрев на нее, скажет, что она читает нормативные правила железнодорожного сообщения.

Канцлер заканчивает свою речь под длительные аплодисменты и занимает место позади трибуны рядом с членами кабинета министров. Меркель похудела — прошлой зимой у нее был перелом таза в результате несчастного случая на лыжне, и она была какое-то время прикована к постели. Кроме того, она отказалась от бутербродов с колбасой, заменив их на тертую морковь, и в результате сбросила около десяти килограммов. Лицо у нее вытянулось, глаза запали, а щеки немного обвисли, что свидетельствует об усталости. Она находится на посту канцлера с 2005 года, в сентябре одержала очередную победу и выиграла третий срок. И реального соперника у нее пока нет.

После канцлера должна выступать оппозиция — та, что осталась. Правящая коалиция Меркель в составе христиан-демократов и социал-демократов занимает в бундестаге 80% мест. «Зеленым», показавшим на прошлогодних выборах слабые результаты, трудно отличить собственную повестку от повестки Меркель, и они часто оказывают ей поддержку. В этот день играть роль оппозиции выпало партии «Левые», состоящей главным образом из бывших политиков Восточной Германии. Ей принадлежит всего 10% мест в парламенте. На сцену выходит ортодоксальная марксистка в ярко-красном костюме Сара Вагенкнехт (Sahra Wagenknecht) и начинает ругать Меркель за ее экономическую и внешнюю политику, которая, по ее словам, возвращает в Европу фашизм. «Мы должны отказаться от тех чрезвычайно опасных, наполовину гегемонистических позиций, на которые сползла Германия, действуя в безжалостной старогерманской манере», — возвещает Вагенкнехт. Затем она цитирует французского историка Эммануэля Тодда (Emmanuel Todd): «Немцы, сами того не желая, снова встали на путь проводников катастрофы для других европейских народов, а потом и для себя самих».

Меркель ее игнорирует. Она смеется, разговаривая о чем-то со своим министром экономики Зигмаром Габриэлем (Sigmar Gabriel) и министром иностранных дел Франком-Вальтером Штайнмайером (Frank-Walter Steinmeier) (оба социал-демократы). Пока Вагенкнехт обвиняет правительство в поддержке фашистов в Киеве, Меркель встает, чтобы побеседовать в заднем ряду со своими министрами. Затем она возвращается на место и начинает рыться в оранжево-красной сумочке, которая дисгармонирует с ее пиджаком. На Вагенкнехт она смотрит со смешанным чувством скуки и презрения.

Оратор заканчивает свою горестную повесть, но хлопают ей только члены «Левых», находящиеся в изоляции на дальнем левом фланге палаты. Социал-демократы и «Зеленые» один за другим встают на защиту Меркель. «Как вы можете связывать нас, немцев, и фашистов?» — спрашивает под громкие аплодисменты лидер «Зеленых» Катрин Геринг-Экардт (Katrin Göring-Eckardt). Другая женщина из рядов «Левых» отвечает ей цитатой из Бертольда Брехта: «Кто не знает правды, тот просто глупец. Но кто знает ее и называет ложью, тот преступник». Геринг-Экардт возмущена. Вице-президент бундестага приказывает женщине из партии «Левые» соблюдать протокол. Меркель по-прежнему не обращает внимания на перепалку, повернувшись к залу спиной, а потом и вообще выходит оттуда. Позднее немецкие СМИ заговорят о напряженной драме в обычно сонном бундестаге, однако Меркель на своем языке жестов показывает, что драму эту разыграло незначительное меньшинство. Парламент у Меркель под контролем.

Историк Фриц Штерн (Fritz Stern) называет объединение Германии ее «вторым шансом», новой возможностью стать господствующей державой Европы после катастрофического периода агрессий, начавшегося сто лет назад. Меркель, похоже, идеально соответствует требованиям такого второго шанса. В стране, которую пламенная риторика и напыщенная мужественность не раз доводила до руин, ее аналитическая отрешенность и отсутствие видимого самолюбия являются политическими преимуществами. На континенте, где страх перед Германией еще не исчез, образ заурядной Меркель делает возрождающуюся Германию менее устрашающей. «У Меркель такой характер, который говорит, что она одна из нас», — сказала мне Геринг-Экардт. Немцы называют канцлера «мамашей». Эту кличку сначала придумали ее соперники их Христианско-демократического союза. Она должна была звучать как оскорбление, и Меркель это прозвище не понравилось. Но в народе оно прижилось, и канцлер смирилась.

В то время, как большая часть Европы находится в застое, Германия является мощным экономическим гигантом с выносливой производственной базой. Продолжающийся бюджетно-кредитный кризис еврозоны превратил Германию, ставшую крупнейшим в Европе кредитором, в региональную сверхдержаву. Один из биографов Меркель называет ее «канцлером Европы». Пока Америка сползает в постоянно усиливающееся неравенство, Германия сохраняет свой средний класс и высокий уровень общественной солидарности. Разгневанные молодые протестующие заполняют площади в самых разных странах по всему миру, а население Германии собирается на концерты на свежем воздухе и на празднования чемпионата мира, где рекой льется пиво. Став едва ли не пацифистской страной после длительного периода милитаризма, Германия в последнее время почти всегда держится в стороне от войн, в которые ввязываются другие западные страны, и которые в итоге становятся для них настоящим наказанием, не принося убедительного результата. Последние выборы в ЕС, состоявшиеся в мае, показали, что крайние левые и крайние правые партии набирают популярность на всем континенте. За исключением Германии, где победили центристы с кроткими лицами, такими же заурядными, как у Меркель, которые улыбались с предвыборных плакатов, напоминая профессоров экономики и менеджеров кадровых агентств. Американская политика сегодня настолько поляризована, что конгресс практически прекратил функционировать, а в Германии такое прочное единодушие, что новые законы просто льются потоком из парламента, из которого почти исчезли содержательные дебаты.

«Одна из причин успеха — это немецкая самокритика и ненависть к самим себе. Они становятся сильнее, когда сами себя ненавидят, — сказала мне политический корреспондент еженедельной газеты Die Zeit Мариам Лау (Mariam Lau). — Меркель тоже пришлось себя перевоспитывать. Она — составная часть процесса перевоспитания Германии».

Среди немецких руководителей Меркель — это аномалия в кубе: женщина (разведенная, снова вышедшая замуж, бездетная), ученый (квантовая химия) и «осси» (восточная немка). Эти качества хоть и сделали ее чужой в немецкой политике, но также помогли ее удивительному восхождению. Однако некоторые обозреватели в попытке объяснить успех Меркель ищут причины где угодно, но только не ней в самой. «Есть некоторые люди, говорящие, что такого быть не должно — что женщине из Восточной Германии, не обладающей типичными качествами политика, не следовало находиться на этом посту, — заявляет Геринг-Экардт, которая тоже из Восточной Германии. — Они просто не хотят говорить о том, что Меркель — очень хороший политик». На протяжении всей своей карьеры Меркель заставляла более зрелых и более влиятельных политиков (почти все они были мужчинами) дорого расплачиваться за недооценку ее качеств.

Она родилась в западногерманском Гамбурге в 1954 году. Ее отец Хорст Каснер (Horst Kasner) служил в лютеранской церкви, одном из немногих институтов, которые продолжали работать в обеих Германиях и после ее разделения с окончанием Второй мировой войны. Серьезный и требовательный, он перевез свою семью на восток через несколько недель после рождения Ангелы вопреки желанию жены, поскольку ему предложили пасторское место в Германской Демократической Республике. В тот год почти 200000 восточных немцев бежали в противоположном направлении. Из-за необычного решения Каснера церковное руководство в Западной Германии прозвало его «красным священником». Бывший восточногерманский пастор и диссидент Йоахим Гаук (Joachim Gauck), которого в 2012 году избрали на церемониальную в основном должность президента Германии, как-то сказал коллеге, что люди из лютеранской церкви при коммунизме старались держаться подальше от Каснера, который был членом государственной Федерации евангелических пасторов. По словам многих, у Каснера были для этого в равной степени карьерные и идеологические соображения.

Старшая среди троих детей Ангела росла на окраине городка Темплин, что в земле Бранденбург, к северу от Берлина. Его брусчатые улицы были окружены сосновыми лесами. Каснеры жили в семинарии Вальдхоф, которая представляла собой комплекс из 30 зданий, в основном постройки 19-го века. Все они принадлежали лютеранской церкви. Вальдхоф был и остается домом для нескольких сотен инвалидов и душевнобольных людей, которые учатся ремеслам и выращивают урожай. Ульрих Шенайх (Ulrich Schoeneich) заведовавший этой усадьбой в 80-е годы и знавший Каснеров, называл Вальдхоф при восточных немцах угрюмым местом, где в одном помещении в стесненных условиях жили до 60 человек, и где не было никакой мебели, кроме коек. Меркель вспоминала, что некоторых обитателей там пристегивали к скамейкам, но она также говорила: «Вырасти в месте, где живут люди с ограниченными возможностями, было для меня важным опытом. Я еще тогда научилась относиться к ним как к нормальным людям».

Воспитание Меркель в коммунистическом государстве было обычным, судя по ее описаниям. «Я никогда не ощущала, что ГДР — моя родина, — заявила она в 1991 году немецкому фотографу Герлинде Кельбль (Herlinde Koelbl). — У меня довольно жизнерадостный характер, и я всегда надеялась, что мой жизненный путь тоже будет весьма светлым, несмотря ни на какие обстоятельства. Я никогда не позволяла себе озлобляться. Я всегда использовала то пространство свободы, которое предоставляла мне ГДР…. Детство у меня было безоблачное. Позднее я поступала таким образом, чтобы не жить в постоянном конфликте с государством». Во время своей первой избирательной кампании за пост канцлера в 2005 году Меркель более откровенно высказалась о своих расчетах: «Я решила, что если система станет слишком ужасной, я попытаюсь сбежать; но если она не слишком плоха, то я не буду жить в оппозиции к системе, потому что я боялась того вреда, который она может мне причинить».

Будучи дочерью лютеранского священника с Запада, она имела определенные преимущества, но были в ее жизни и минусы. У Каснеров было две машины: стандартный восточногерманский «Трабант» — маломощная маленькая коробка, ставшая сегодня предметом ностальгии по былым временам, и более шикарный «Вартбург» — служебная машина церкви. Семья получала посылки с одеждой и продуктами от родственников из Гамбурга, а также деньги в виде «форум-чеков», конвертируемых на западногерманские марки и имевших хождение в крупных отелях Восточного Берлина, которые продавали западные товары широкого потребления. «Они были элитой», — сказала учительница русского языка Меркель Эрика Бенн (Erika Benn), учившая ее в Темплине. Но церковь была достаточно независимой от государства, а поэтому Каснеры жили под постоянным подозрением. В детские годы Ангелы все религиозные организации стали считать агентами западной разведки. В 1994 году в официальном докладе о репрессиях в Восточной Германии было сделано такое заключение: «Страна Мартина Лютера к концу существования ГДР отошла от христианства».

Больше всех в семье страдала мать Ангелы Герлинда. Будучи учительницей английского языка, передавшей своей дочери любовь к знаниям, Герлинда каждый год писала в органы образования заявления с просьбой дать ей работу и каждый год получала ответ, что никаких вакансий нет, хотя страна испытывала острый дефицит учителей английского языка. «Она все время чувствовала себя притесняемой своим мужем», — сказал мне управляющий Вальдхофа Ульрих Шенайх.

Физически Ангела была нескладным ребенком — позже она называла себя «маленькой идиоткой в движении». В пятилетнем возрасте Меркель просто не могла сойти вниз по склону, не упав. «То, что нормальный человек знает физически, телом, мне приходилось сначала прорабатывать в уме, а потом напряженно тренировать», — говорила она. По словам Бенн, в подростковом возрасте Меркель никогда не хамила, не флиртовала, не интересовалась одеждой, «всегда была бесцветной, и у нее была невозможная прическа — как горшок на голове». Один бывший одноклассник как-то назвал ее членом «клуба нецелованных». (Этот одноклассник, ставший начальником полиции Темплина, едва не лишился должности, когда был опубликован его комментарий.) Но Меркель была блестящей, всегда настроенной на учебу ученицей. Давний политический соратник канцлера объясняет ее успех именно этими детскими годами, проведенными в Темплине. «Она решила: „Ладно, вы меня не трахаете? Тогда я буду вас трахать своим оружием“, — сказал он мне. — Этим оружием стали интеллект и сила воли».

Когда Ангела была в восьмом классе, Бенн записала ее в Русский клуб и начала готовить к национальной олимпиаде по русскому языку. Во время ролевых диалогов, проходивших в крохотной гостиной учительницы, Бенн приходилось уговаривать свою блестящую ученицу поднимать голову и улыбаться собеседнику, предлагая ему стакан воды на русском языке: «Ну разве ты не можешь вести себя немного дружелюбнее?» Меркель победила на всех ступенях, от школьной олимпиады до национальной, причем сделала это троекратно, прославив члена партии с амбициями маленького городка фрау Бенн. Сидя в своей опрятной квартире в Темплине, 66-летняя Бенн с гордостью показывает мне свидетельство о победе на олимпиаде, датированное 1969-м годом. «У меня в подвале есть бюст Ленина», — говорит она. Незадолго до своей смерти в 2011 году Хорст Каснер послал коллеге Бенн вырезку из газеты с фотографией Меркель, стоящей рядом с российским президентом Владимиром Путиным. К радости Бенн, Путин выразил свое восхищение первым мировым лидером, с которым он мог общаться на своем родном языке.

В 1970 году произошел один инцидент, который показал, насколько непрочное положение у бюргерской семьи Каснеров. На собрании местной партийной организации было объявлено о новом триумфе Русского клуба, и Бенн ждала, что ее похвалят. Вместо этого директор школы язвительно заметил: «Когда будут побеждать дети крестьян и рабочих, это будет победой». Бенн расплакалась.

Меркель изучала физику в Лейпцигском университете, а в Берлине защитила диссертацию по квантовой химии. Заниматься научной работой ей разрешили и благодаря тому, что она никогда не выступала против правящей партии. Ульрих Шенайх, ставший после объединения Германии мэром Темплина, с горечью заявил мне о том, что в Германии почти никто и никогда не подвергал Меркель критике за соглашательство с восточногерманской системой. Его отец Харро тоже был протестантским священником, но в отличие от Каснера, он открыто выражал свое несогласие с государством. Ульрих Шенайх отказался вступать в Союз свободной немецкой молодежи, являвшийся синерубашечным «боевым резервом» правящей партии и включавший в свой состав подавляющее большинство восточногерманской молодежи, в том числе Ангелу Каснер, которая участвовала в его работе даже во взрослом возрасте. «Не просто как мертвая душа из списков, а как ответственная за агитацию и пропаганду», — сказал мне Шенайх, сославшись на разоблачение в вышедшей недавно неоднозначной биографии Меркель The First Life of Angela M. (Первая жизнь Ангелы М.). Он добавил: «Я убежден, что и защититься она смогла лишь благодаря активному участию в работе Союза свободной немецкой молодежи, чем она занималась даже после окончания вуза. Многие люди говорят, что все делалось насильно, однако я продемонстрировал, что вступать в союз было необязательно». Сама Меркель как-то призналась, что ее членство в Союзе свободной немецкой молодежи — это на 70% оппортунизм.

Шенайх были лишен возможности учиться в вузе, и свою молодость он провел в тени из-за принципиальной позиции своей семьи. У Ангелы Каснер были иные мысли насчет своего будущего, и в лучшем случае она стала пассивным оппонентом правящего режима. Одна из биографов Меркель Эвелин Ролл (Evelyn Roll) обнаружила документ «штази» от 1984 года, основанный на информации, предоставленной знакомым Меркель. В нем говорится, что она «очень критически настроена в отношении нашего государства». Далее там говорится: «С момента основания польской „Солидарности“ ее восхищали требования и действия этой организации. Хотя Ангела видит лидирующую роль Советского Союза в том, что это диктатура, которой подчиняются все прочие социалистические государства, и она восхищается русским языком и культурой Советского Союза».

Смелый священник-диссидент Райнер Эппельман (Rainer Eppelmann), познакомившийся с Меркель вскоре после падения Берлинской стены, отказывается ее критиковать. «Я не осуждаю 95%, — сказал он мне. — В большинстве своем это люди, которые шептались на кухнях. Они никогда не говорили вслух, о чем думают, что чувствуют, чего боятся. Даже сегодня мы до конца не знаем, что это сделало с людьми». Он добавил: «Чтобы быть верным своим надеждам, устремлениям, верованиям, мечтам, надо было проявлять героизм 24 часа в сутки. Но этого не может сделать никто».

После 1989 года, когда появился шанс на участие в демократической политике, все эти качества сослужили хорошую службу Меркель, но по-новому. Эппельман объяснил это так: «Наверное, шептунам в этой новой жизни оказалось легче учиться, выжидая и наблюдая, а не взрываясь сразу и мгновенно — сначала обдумывать, а потом говорить. Шептун думает: „Как я смогу сказать это, не навредив себе?“ Шептуна можно сравнить с шахматистом. У меня такое впечатление, что она более тщательно все продумывает и всегда на несколько ходов опережает своего соперника».

В 1977 году, когда ей было 23 года, Ангела вышла замуж за физика Ульриха Меркеля (Ulrich Merkel). Но их брачный союз продержался недолго, и в 1981 году она оставила своего мужа. Последнее десятилетие существования ГДР она работала квантовым химиком в восточногерманской академии наук. Это было мрачное здание на юго-востоке Берлина, находившееся напротив казарм «штази». Она в соавторстве написала работу под названием «Вибрационные свойства поверхностных гидроксилов: расчеты неэмпирической модели, включая ангармонизм». Меркель была единственной женщиной в отделе теоретической химии — внимательный наблюдатель за другими, любознательный исследователь мира.

Следящие за ее карьерой люди отмечают ее научный склад ума, называя его ключом к политическому успеху. «Она — пожалуй, лучший аналитик в любой возникающей ситуации, какую я только могу себе представить, — сказал мне высокопоставленный руководитель из ее правительства. — Она смотрит на различные векторы, экстраполирует и говорит: „Мне кажется, направление будет следующим“». Приученная смотреть на невидимый мир в виде частиц и волн, она подходит к решению проблем методично, делает сравнения, оценивает различные сценарии, взвешивает риски, предугадывает реакции, а приняв решение, дает ему какое-то время отстояться, и уже затем начинает действовать. Один раз Меркель рассказала историю из детства, как она целый урок простояла на трамплине в бассейне и прыгнула только тогда, когда прозвенел звонок.

Научная отрешенность и осторожность при диктатуре могут быть второстепенными качествами, но у Меркель они объединяются со скрытностью, окрашиваются иронией женщины, которой приходится искать пути в мире мужчин. Как-то раз она пошутила с обоюдоострым оттенком самоуничижения, давая интервью таблоиду Bild Zeitung: «В лаборатории мужчины всегда держали руки на всех кнопках сразу, и я не могла за ними угнаться, потому что думала. И вдруг — бах, и все оборудование уничтожено». На всем протяжении карьеры Меркель старалась не спешить и держать рот на замке, превратив эти качества в достоинства.

«У этой женщины нет сильных эмоций, — сказал заместитель главного редактора Die Zeit Бернд Ульрих (Bernd Ulrich). — Когда слишком много эмоций, это расстраивает рассудок. Она наблюдает за политикой как ученый». Ульрих назвал Меркель «обучающейся машиной». Режиссер Фолькер Шлёндорф (Volker Schlöndorff), снявший «Жестяной барабан» и другие фильмы, познакомился с Меркель сразу после объединения Германии. «Прежде чем противоречить ей, надо дважды подумать — она обладает авторитетом человека, знающего, что он прав, — сказал Шлёндорф. — Когда у нее есть готовая точка зрения, она обоснованна, в то время как я свои мнения часто пересматриваю».

Каждое утро Меркель ездила на городской электричке в академию наук из своего дома в районе Пренцлауэр-Берг, являющемся местом обитания богемы и находящемся почти в центре города. Несколько перегонов поезд шел рядом с Берлинской стеной, и казалось, что до крыш Западного Берлина можно дотянуться рукой. Иногда она ездила вместе со своим коллегой Михаэлем Шиндхельмом (Michael Schindhelm). «Каждый день с самого утра ты сталкивался с абсурдностью этого города», — сказал он мне. Шиндхельм считает, что Меркель была самым серьезным ученым в отделе теоретической химии, и ее расстраивало отсутствие доступа к западным публикациям и ученым. Всякий раз, когда ее коллеги уходили из академии, чтобы поприветствовать кавалькады с высокопоставленными гостями из коммунистического мира, ехавшими из аэропорта Шёнефельд, Меркель оставалась на рабочем месте. «Она по-настоящему хотела чего-то добиться, — сказал Шиндхельм. — Другие ее коллеги занимали комфортную нишу, а страна катилась в пропасть».

В 1984 году Шиндхельм и Меркель начали работать в одном кабинете и подружились, смакуя турецкий кофе, который готовила Меркель. Оба весьма критически смотрели на восточногерманское государство. Шиндхельм пять лет учился в Советском Союзе, и когда в ГДР через западногерманское телевидение начали просачиваться новости о перестройке Михаила Горбачева, Меркель начала расспрашивать его о том, каков потенциал этих фундаментальных перемен. Оба они чувствовали, что мир по ту сторону Берлинской стены — более приятный и желанный, чем их собственный. (Спустя годы Шиндхельм, ставший театральным и оперным режиссером, был разоблачен, и стало известно, что «штази» принудила его к сотрудничеству, сделав информатором. Хотя скорее всего, он никого не предал.)

Как-то раз в 1985 году Меркель пришла в кабинет с текстом выступления президента Западной Германии Рихарда фон Вайцзеккера по случаю сороковой годовщины окончания Второй мировой войны. Вайцзеккер с беспрецедентной честностью говорил об ответственности Германии за Холокост и объявил день поражения своей страны днем освобождения. Он выразил уверенность, что немцы, глядя в прошлое, смогут по-новому осмыслить свою идентичность и свое будущее. На Западе эта речь стала заметной вехой на пути возвращения Германии к цивилизации. Но в Восточной Германии, где идеология до неузнаваемости извратила историю Третьего рейха, эта речь была практически никому неизвестна. Меркель достала один экземпляр благодаря своим связям в церкви, и эта речь ее поразила.

Быть восточным немцем значило сохранять веру в идею единой Германии, хотя многие западные немцы, которым эта идея была нужна меньше, отказались от мысли о воссоединении. Когда ГДР начала приходить в упадок, ее гражданам стало не во что верить, в то время как западных немцев учили подавлять свои чувства национального единства. «Людям по-настоящему не хватало национального самосознания — в понимании смысла своего существования у них был огромный вакуум», — сказал Шиндхельм. Впечатление, произведенное на Меркель речью Вайцзеккера, говорило о том, «что у нее была особая любовь к Германии как к стране, к ее истории и культуре».

На следующий год Меркель получила разрешение съездить в Гамбург на свадьбу к двоюродной сестре. Проехав по Западной Германии на исключительно комфортабельном поезде, она вернулась в Восточный Берлин с уверенностью в том, что социалистическая система обречена. «Она вернулась под впечатлением, но вернулась, — сказал Шиндхельм. — Она приехала назад не из чувства преданности государству, а потому что здесь был круг ее общения, ее семья». Меркель, которой было чуть больше тридцати, ждала 2014 года, когда ей исполнится 60, она получит государственную пенсию и разрешение на переезд в Калифорнию.

Вторая жизнь началась у Меркель вечером 9 ноября 1989 года. Вместо того, чтобы присоединиться к исступленным толпам, ринувшимся за стену, которая только что открылась, она отправилась с подругой в сауну, как всегда делала по четвергам. Позднее она все-таки побывала в Западном Берлине, пройдя вместе с толпой через КПП на Борнхольмер-штрассе, но вместо того, чтобы идти дальше по магазинам респектабельного района Курфюрстердамм, она вернулась домой, чтобы утром вовремя встать и ехать на работу. Ее действия в ту историческую ночь многие высмеивают как признак пошлости и бесчувственности. Но в последующие месяцы ни один восточный немец не пользовался новообретенной свободой с большей страстью, чем Меркель. В ее политической карьере мало заметных нерушимых принципов, но один из них — это право на стремление к счастью. «У нее мало ярко выраженных чувств, но свобода воли и независимость являются очень важными, — говорит лидер „Зеленых“ Геринг-Экардт. — Конечно, это связано с тем, что она выросла в обществе, где газеты подвергались цензуре, где запрещали книги, где нельзя было путешествовать».

Через месяц после падения Берлинской стены Меркель пришла в штаб-квартиру новой политической организации «Демократический прорыв», которая находилась неподалеку от ее квартиры. «Могу я помочь вам?» — спросила она. Вскоре ей поручили настраивать компьютеры в кабинетах, которые организации подарило правительство Западной Германии. Она приходила постоянно, хотя сначала ее почти никто не замечал. Это был такой переменчивый момент, когда все происходило очень быстро, а шанс и обстоятельства многое меняли. В марте 1990 года был разоблачен председатель партии Вольфганг Шнур (Wolfgang Schnur), который сотрудничал с министерством госбезопасности ГДР. На внеочередном собрании руководства председателем партии был избран священник-диссидент Райнер Эппельман. Меркель попросили успокоить шумную толпу журналистов, собравшуюся у входа, и она сделала это с такой спокойной уверенностью, что после мартовских выборов в Восточной Германии Эппельман предложил ей стать пресс-секретарем первого и последнего демократически избранного премьер-министра страны Лотара де Мезьера (Lothar de Maizière).

«Она была неутомимой — прямая противоположность лени, — вспоминал Эппельман. — Она никогда не выходила на первый план. Она понимала, что у нее есть работа, которую надо делать хорошо, но не быть главной. Главным был Лотар де Мезьер». У де Мезьера уже был пресс-секретарь, а поэтому Меркель стала его заместителем. «Пресс-секретарь № 1 красовался и старался произвести впечатление, а она делала всю работу», — сказал Эппельман. Благодаря этому она завоевала доверие де Мезьера, и он начал брать ее с собой, когда ездил с визитами за рубеж. Однажды он сказал, что Меркель выглядит как «типичный ученый ГДР» в «мешковатой юбке, сандалиях и с короткой стрижкой». После одной из зарубежных поездок он попросил своего управделами сходить с ней по магазинам и купить одежду.

В начале 1990-х Фолькер Шлёндорф начал посещать устраиваемые ежемесячно ужины в составе небольшой группы людей, куда входила Меркель и ее партнер, ученый Иоахим Зауэр (Joachim Sauer). (Они поженились в 1998 году) Часть участников была с востока, а часть — с запада. За каждым ужином хозяин рассказывал о своей жизни и воспитании, показывая, какой была жизнь по разные стороны стены. Шлёндорф обнаружил, что Меркель — искренняя, но злая собеседница. Однажды вечером, приехав в очень скромный загородный дом, построенный Меркель и Зауэром около Темплина, они отправились на прогулку по полям. «Мы говорили о Германии, какой она станет, — вспоминал Шлёндорф. — Я пытался говорить с иронией и сарказмом, что ей очень не нравилось. Она как бы говорила: «Ладно, будь посерьезнее, здесь вопрос нешуточный».

Решение Меркель пойти в политику является главной загадкой в ее непрозрачной жизни. Она редко говорит о себе публично и никогда не объясняет причины принятого решения. Это не был какой-то долгосрочный карьерный план. Как и большинство немцев, она не могла предвидеть резкий крах коммунизма и те возможности, которые появятся в связи с этим. Но когда наступил момент, а Меркель была незамужней и бездетной женщиной старше тридцати, трудившейся в бесперспективном восточногерманском институте, она со своими амбициями должна была осознать, что политика в новой Германии станет самой динамичной сферой деятельности. И как объяснил Шлёндорф, «немного поколебавшись, она ухватилась за эту возможность».

На самом деле, объединение означало присоединение Восточной Германии к Западной, а для этого требовалось, чтобы восточные немцы заняли некоторые руководящие посты. Благодаря своей молодости и полу Меркель стала весьма привлекательным вариантом. В октябре 1990 года она победила на выборах и заняла место в новом бундестаге в Бонне, который стал первой столицей объединенной Германии. Меркель представилась Гельмуту Колю, а де Мезьер предложил ему включить ее в состав своего кабинета. К удивлению Меркель, ее назначили министром по делам женщин и молодежи, хотя, как она призналась одному журналисту, эта должность ее не интересовала. Она не была феминисткой, да и за экономический паритет запада и востока она тоже не хотела бороться. У нее вообще не было политической программы. По словам политического корреспондента Frankfurter Allgemeine Zeitung Карла Фельдмейера (Karl Feldmeyer), в своих действиях «Меркель руководствовалась идеальным чутьем власти, что для меня является главной характеристикой этого политика».

Коль, находившийся тогда на пике как государственный деятель, представлял Меркель иностранным знаменитостям как диковинку и принижал ее, называя «mein Mädchen» — моя девочка. Ее пришлось учить пользоваться кредитной картой. На совещаниях кабинета министров безраздельно властвовал Коль, и хотя Меркель всегда была хорошо подготовлена, выступала она редко. Но внутри своего министерства она пользовалась уважением за умение впитывать информацию. Ее также боялись за прямоту и крутой нрав. Как пишет биограф Меркель Эвелин Ролл, ей дали кличку «Анги-змея», и она обрела репутацию человека, не признающего критику. Когда в 1994 году Меркель получила портфель министра охраны окружающей среды, она быстро уволила одного высокопоставленного руководителя этого министерства за заявление о том, что ей понадобится его помощь в управлении министерством.

В 1991 году фотограф Герлинда Кельбль начала снимать Меркель и других немецких политиков в рамках исследования, получившего название «Следы власти». Идея состояла в том, чтобы понять, как жизнь перед камерами и взорами общества меняет их в течение десяти лет. Большинство мужчин, таких, как ставшего в 1998 канцлером социал-демократа Герхарда Шредера и его министра иностранных дел Йошку Фишера, казалось, распирало сознание собственной значимости. Меркель же оставалась собой, сказала мне Кельбль — «немного неуклюжей в своей мимике и жестах». На первом портрете она немного опустила подбородок и смотрит на камеру как бы снизу вверх — не то чтобы застенчиво, но внимательно. Дальнейшие фотографии показывают, как растет ее уверенность в себе. На заседаниях Меркель всегда торопилась, и времени на болтовню у нее не было. «Шредер и Фишер, они тщеславные, — сказала Кельбль. — А Меркель не тщеславна — до сих пор. И это помогло ей, потому что, если ты тщеславен, то ты субъективен. Если ты не тщеславен, ты более объективен».

Демократическая политика была западногерманской игрой, и Меркель пришлось учиться в нее играть. Училась она методично — так, как училась управлять своим телом в пятилетнем возрасте, будучи «маленькой идиоткой в движении». Она стала настолько усердной ученицей, что у некоторых коллег с востока это начало вызывать беспокойство. Депутат бундестага от партии "Левых" Петра Пау (Petra Pau) как-то поймала Меркель на слове, когда та заявила "…мы, западные немцы". Но по-настоящему революционной фигурой в немецкой политике Меркель сделало то, что она не была "своей". Меркель вступила в ХДС после слияния с ним "Демократического прорыва" накануне выборов 1990 года. ХДС оказался более гостеприимным для либеральных восточных немцев, чем социал-демократы. Однако в нем существовала громоздкая патриархия, чья избирательная база находилась на католическом юге. Внутренне она до сих пор так и не стала частью ХДС. Ей странно всё в этой партии, это просто производное от ее власти, больше ничего.

Журналист Алан Посенер (Alan Posener) из консервативной газеты Die Welt сказал мне: «То, что является движущей силой для центра ХДС, для нее ничего не значит». Это проблемы «работающих матерей, однополые браки, иммиграция, разводы». То же самое можно сказать о трансатлантическом альянсе с Америкой, который является краеугольным камнем западногерманской безопасности. По словам Посенера, детали этого альянса она изучала «по уставу ХДС». Издатель и журналист Михаэль Науманн (Michael Naumann), который при Шредере был министром культуры, сказал: «Ее отношение к США формируется на основе накопленного опыта». Биограф Меркель и корреспондент Der Spiegel Дирк Курбьювейт (Dirk Kurbjuweit) высказал свое мнение: «Меркель на самом деле друг свободы, потому что она страдала от несвободы в ГДР. Но в остальном она демократ не от рождения, как американцы, а демократ выучившийся».

Западногерманские политики из поколения Меркель формировались в ходе культурных войн, начавшихся после волнений 1968 года. Но ее эти войны совершенно не затронули. Однажды за ужином в середине 1990-х Меркель попросила бывшего радикала Шлёндорфа дать объяснение той жестокости, с которой действовала группа Баадера-Майнхоф. Он рассказал ей, что молодым людям хотелось порвать с авторитарной культурой, от которой после разгрома нацистов так и не отреклась Западная Германия. Чем больше он объяснял, тем менее одобрительно относилась к этому Меркель. Она была не против авторитетов. Зачем протестуют эти молодые люди с Запада, в чем причина? Она иногда даже не скрывала свое ощущение, что западные немцы как избалованные дети.

Хотя Меркель пришлось восполнить массу пробелов в своем политическом образовании, в принадлежности к Восточной Германии были свои плюсы. Она научилась самодисциплине, у нее была сила воли, и она умела молчать. Фельдмейер сказал об этом так: «ГДР воспитала и сформировала ее в таких экстремальных условиях, сделала такой сильной, что с ней не мог сравниться никто в Западной Германии. Все было вопросом выживания. И если ты хотел преуспеть, ошибки были недопустимы».

В начале своей карьеры Меркель взяла на должность руководителя канцелярии сотрудницу ХДС Беату Бауман (Beate Baumann), которая до сих пор остается ее самым влиятельным советником. Она была идеальным № 2 — преданной, незаметной, сдержанной. По мнению некоторых знающих людей, Бауман единственная помощница Меркель, которая говорит со своим боссом предельно искренне. «Бауман не могла быть политиком, а Меркель не знала Запад, — сказал мне Бернд Ульрих из Die Zeit, хорошо знакомый с обеими женщинами. — Поэтому Бауман стала ее толковательницей во всем, что является типично западным». Этим женщинам надоели бесцеремонные издевательства Коля, и они начали практиковать некую форму «невидимой жестокости», играя жестко, но празднуя свои победы тайно, без публичных заявлений. Благодаря этому они не нажили себе ненужных врагов. Их манера, сказал Ульрих, это не карточный домик, который легко рассыпается. В одном из редких случаев Меркель оскалила зубы. Дело было в 1996 году во время переговоров по закону об утилизации ядерных отходов. Герхард Шредер, которому оставалось два года до поста канцлера, назвал результаты ее работы на посту министра окружающей среды «ничтожными». Давая в том же году интервью Герлинде Кельбль, Меркель сказала: «Я загоню его в угол, как он загнал меня. Мне нужно время, но когда-нибудь этот момент наступит, и я уже с нетерпением этого дожидаюсь». У нее ушло девять лет на то, чтобы выполнить свое обещание.

Посреди рецессии 1998 года Шредер победил Коля и стал канцлером. На следующее лето Фолькер Шлёндорф на приеме в саду своего дома в Потсдаме познакомил Меркель с кинопродюсером и полушутя назвал ее «первой в Германии женщиной-канцлером». Меркель бросила на Шлёндорфа такой взгляд, как будто он вывел ее на чистую воду — типа «как ты посмел!». Тут он понял, что она действительно хочет занять этот пост. Кинопродюсер, который был членом ХДС, не поверил Шлёндорфу. «Эти парни, чья партия вечно находится у власти, просто не могут себе представить женщину в должности канцлера, а тем более, женщину из Восточной Германии», — пояснил Шлёндорф.

В ноябре 1999 года в рядах ХДС разразился скандал, связанный с финансированием предвыборной кампании. Зазвучали обвинения в незаконных денежных пожертвованиях и в открытии тайных банковских счетов. В этом оказались замешанными и Коль, и его преемник на посту председателя союза Вольфганг Шойбле (Wolfgang Schäuble). Однако Коль был настолько легендарной личностью, что никто в партии не осмелился его критиковать. Меркель, которая после поражения ХДС на выборах выросла до должности генерального секретаря, увидела в этом благоприятную возможность. Она позвонила Карлу Фельдмейеру и сказала: «Я хотела бы выступить в вашей газете с некоторыми комментариями».

«Вы знаете, что хотите сказать?» — спросил Фельдмейер.

«Я все записала».

Фельдмейер предложил ей вместо интервью опубликовать статью в разделе мнений. Через пять минут он получил факс и прочитал его в изумлении. Меркель, будучи относительно новой фигурой в рядах ХДС, призывала партию порвать со своим лидером. «Партия должна сделать первые самостоятельные шаги, должна поверить в себя, что и без „старого боевого коня“, как себя часто называл сам Гельмут Коль, сможет продолжить борьбу со своими политическими противниками, — написала она. — Сейчас мы в большей мере несем ответственность за партию, а не Гельмут Коль, и нам решать, как действовать в новую эпоху». Она опубликовала эту статью, ни о чем не предупредив запятнавшего себя председателя партии Шойбле. Жестом, в котором протестантская праведность граничила с беспощадностью, девочка Коля порвала со своим политическим отцом и поставила на карту всю свою карьеру в попытке заменить его. Ей это удалось. Через несколько месяцев Меркель избрали председателем партии. Коль канул в историю. «Она воткнула ему нож в спину и дважды его повернула», — сказал Фельдмейер. В этот момент многие немцы впервые начали понимать, кто такая Меркель.

Спустя годы Михаэль Науманн, сидя за ужином с Колем, спросил его: «Господин Коль, чего именно она хочет?»

«Власти», — жестко ответил Коль. Другому своему знакомому экс-канцлер сказал, что взяв к себе Меркель, он совершил самую большую ошибку в жизни. «Я привел в дом свою убийцу, — сказал он. — Я пригрел у себя на груди змею».

В 2002 году Меркель была на грани проигрыша, когда ХДС обсуждал кандидатуру на пост федерального канцлера, поскольку осенью должны были состояться выборы. Она поспешно организовала завтрак со своим соперником, премьер-министром Баварии Эдмундом Штойбером (Edmund Stoiber) в его родном городе. Будучи достаточно дисциплинированной, и умея управлять своими амбициями, Меркель сказала Штойберу о своем отказе от выборов в пользу его кандидатуры. Шлёндорф направил ей записку, которая по сути сводилась к следующему: «Умный ход». Предотвратив поражение, которое навредило бы ее будущему в рядах партии, Меркель в итоге укрепила свои позиции. Штойбер проиграл Шредеру, а затем Меркель перехитрила нескольких мужчин-тяжеловесов с запада, выжидая, когда они допустят ошибку или съедят друг друга, после чего избавилась от них одним махом.

Бывший посол США в Германии Джон Корнблюм (John Kornblum), который по-прежнему живет в Берлине, так сказал о Меркель: «Если ты перейдешь ей дорогу, ты труп. В ней нет ничего легкого и приятного. Есть целый список альфа-самцов, которые думали, что уберут ее со своего пути, но теперь все они работают по другой профессии». Когда Меркель в 2004 году исполнилось 50 лет, консервативный политик по имени Михаэль Глосс (Michael Glos) отдал ей дань уважения:

Осторожно! Скромность тоже может быть оружием!… Один из секретов успеха Ангелы Меркель состоит в том, что она знает, как расправляться с тщеславными мужчинами. Она знает, что глухаря лучше всего стрелять, когда он обхаживает самку. Она с ангельским терпением дожидается этого момента.

Политика Германии вступала в новую эпоху. Поскольку страна становилась все более «нормальной», ей больше не нужны были в качестве руководителей деспотические отцовские фигуры. «Меркель повезло, так как она живет в период, когда налицо спад агрессивного мужского начала, — сказал Ульрих. — Мужчины этого не заметили, а она заметила. Ей не пришлось с ними драться — это была политика айкидо с использованием силы противника. Кого она хорошо может вычислить, так это крутого самца. А потом она съедает его с потрохами». Из-за физической невзрачности Меркель и ее эмоциональной замкнутости соперникам трудно распознать ту угрозу, которую она представляет. «Ее очень трудно понять, и в этом причина ее успеха, — сказал один давний политический соратник Меркель. — Кажется, что она не от мира сего. Психологически у каждого от нее возникает такое чувство, будто она готова заботиться и ухаживать за ним».

Когда Шредер в 2005 году назначил досрочные выборы, Меркель стала кандидатом в канцлеры от ХДС. В мужской политике Шредер и Фишер — уличные драчуны из рабочего класса, любившие политические споры и дорогое вино, и на двоих поменявшие семерых жен — занимали господствующее положение. Оба презирали Меркель, и это чувство было взаимным. По словам Дирка Курбьювейта из Der Spiegel, Шредер и Фишер порой смеялись «как мальчишки на детской площадке», когда Меркель выступала в Бундестаге. В 2001 году, когда были опубликованы фотографии юного и воинственного Фишера из 1970-х годов, нападающего на полицейского, Меркель его осудила, сказав, что ему не место на государственной службе, пока он «не покается». Многие немцы посчитали это заявление слишком резким. Во время предвыборной кампании 2005 года Фишер заявил в частном разговоре, что Меркель неспособна выполнять работу канцлера.

В то время социал-демократы Шредера правили страной в коалиции с «зелеными», и общество устало от продолжительной стагнации. Почти на всем протяжении предвыборной кампании ХДС лидировал с солидным отрывом, однако социал-демократы начали его догонять, и в день выборов две партии набрали практические равное количество голосов. Алан Посенер из Die Welt видел в тот вечер Меркель в партийном штабе: она казалась опустошенной в окружении политиков ХДС, от которых ранее избавилась, и которые не скрывали своего ликования. Меркель допустила две едва не ставшие роковыми ошибки. Во-первых, накануне войны в Ираке, не пользовавшейся популярностью в Германии и отвергнутой Шредером, она опубликовала в Washington Post статью под заголовком «Шредер выражает мнение не всех немцев», в которой едва не поддержала эту войну. «Еще одно слово в поддержку Буша и против Шредера, и она не была бы сегодня канцлером», — сказал Ульрих. Во-вторых, многие ее советники были сторонниками свободного рынка и выступали за внесение изменений в налоговый кодекс и политику занятости, которые не одобрили бы немецкие избиратели. Прошло пятнадцать лет, однако Меркель так и не научилась держать руку на пульсе общественного мнения.

Вечером после завершения выборов Меркель, Шредер, Фишер и другие партийные лидеры собрались в телестудии, чтобы обсудить результаты голосования. Меркель казалась шокированной и измученной, и не проронила почти ни слова. Шредер со свежевыкрашенными и аккуратно зачесанными назад каштановыми волосами хитро улыбался и практически объявил себя победителем. «Я и дальше буду канцлером, — сказал он. — Неужели вы верите, что моя партия примет предложение от Меркель и вступит в переговоры, когда она заявляет, что хочет стать канцлером? Я думаю, пора отказаться от мечтаний». Многим обозревателями показалось, что он пьян. Шредер продолжал хвастаться, и Меркель начала медленно оживать. Казалось, выступление Шредера ее позабавило. Похоже, она поняла, что хвастовство Шредера только что обеспечило ей пост канцлера. С легкой улыбкой Меркель поставила его на место. «Скажу прямо и просто — вы сегодня не победили», — заявила она. На самом деле, ХДС имел очень небольшое преимущество. «Если немного подумать, то даже социал-демократы примут это как реальность. И я обещаю, что мы не будем переворачивать демократические правила с ног на голову».

Спустя два месяца Меркель была приведена к присяге и стала первой в Германии женщиной-канцлером.

Знающие Меркель люди говорят, что в частной обстановке она оживленный и приятный человек, а вот на публике как будто засыпает. Такому раздвоению личности она научилась в молодости в Восточной Германии. (Меркель, которая редко дает интервью, а если дает, то почти всегда немецким изданиям и неизменно убаюкивающего характера, через своего секретаря отказалась от беседы со мной.) В неофициальных беседах с немецкими журналистами она целиком пересказывает свои разговоры с мировыми лидерами, блестяще имитируя их жесты и мимику. Среди ее любимых мишеней Коль, Путин, король Саудовской Аравии Абдалла, бывший папа Бенедикт XVI и Эл Гор (Al Gore). («Я же должен учить мой народ», — пародирует она последнего с прусским акцентом, чем-то напоминающим говор центрального Теннеси.) После одной из встреч с французским президентом Николя Саркози во время кризиса еврозоны она заявила группе журналистов, что у Саркози во время беседы все время дергалась нога.

Шлёндорф однажды спросил Меркель, что она обсуждает с другими лидерами во время коллективного фотографирования. Канцлер описала один такой момент с Дмитрием Медведевым, который на короткий срок прервал 15-летнее правление Путина в качестве российского президента. Она позировала с Медведевым перед камерами в Сочи, и показав рукой в сторону Черного моря, сказала на русском, которому ее учила фрау Бенн: «Президент Путин рассказывал мне, что каждое утро он проплывает там тысячу метров. Вы что-то подобное делаете?» Медведев ответил: «Я проплываю полторы тысячи метров». Шлёндорфу эта история показала, что даже когда Меркель чем-то занята, это не занимает ее целиком и полностью, и она сохраняет возможность понаблюдать, как люди себя ведут, чтобы повеселиться по этому поводу.

«Она мастерски слушает других, — сказал ее давний политический соратник. — Во время беседы она говорит 20% времени, а ты остальные 80. Она создает такое впечатление, что хочет выслушать собеседника; но в действительности все свои выводы и суждения Меркель делает за три минуты, и порой думает, что остальные восемнадцать минут — пустая трата времени. Она как компьютер — „Возможно ли то, что предлагает этот человек?“ Она может очень быстро понять, что фантазия, а что правда».

Иногда ей нравится ставить в неловкое положение своих подчиненных. Как-то раз в номере венского отеля в компании своих помощников и руководителей из министерства иностранных дел Меркель начала рассказывать смешные истории о турпоходах, в которые она ходила в студенческие годы. Ее помощники хохотали до упаду, пока она их не обрезала: «Я вам это уже рассказывала раньше». Помощники настаивали, что ничего подобного прежде не слышали, но это уже не имело никакого значения: госпожа канцлер назвала их подхалимами. После прошлогодних выборов она встретилась с лидером социал-демократов Зигмаром Габриэлем, который сегодня работает у нее министром экономики. Габриэль познакомил Меркель с одним из своих помощников и сказал: «Она присматривает за мной последние несколько лет. Следит, чтобы я не натворил каких-нибудь глупостей на публике». Меркель выстрелила в ответ: «И иногда это срабатывает».

«Злорадство для Меркель — такой способ получать удовольствие», — сказал Курбьювейт.

Находясь на посту канцлера, Меркель старается как можно ближе держаться к общественному мнению Германии. По словам Посенера, едва не проиграв Шредеру, она сказала себе: «Я буду всем для всех людей». И критики, и сторонники говорят, что она одаренный тактик, не обладающий, однако, видением перспективы. Бывший посол Корнблюм как-то спросил советника Меркель, каковы ее долгосрочные взгляды. «Долгосрочный взгляд канцлера — примерно на две недели», — ответил тот. Наиболее часто звучащее уничижительное слово в ее адрес — «оппортунистка». Когда я спросил лидера «зеленых» Катрин Геринг-Экардт, есть ли у Меркель какие-то принципы, она задумалась, а потом ответила: «Она очень высоко ценит свободу, а все остальное возможно для обсуждения». (Другие немцы включают в этот список твердую поддержку Израиля.)

 

«Люди говорят, что у нее нет плана, нет идеи, — сказал мне один высокопоставленный руководитель, — что это просто зигзаг из умных ходов, длящийся девять лет». Однако, добавил он, «она скажет на это, что нынешние времена не благоприятствуют великим замыслам». Американцам не нравится думать о том, что у наших лидеров отсутствуют возвышенные принципы. Нам хочется, чтобы был хотя бы намек на долгосрочную стратегию, о чем как-то раз насмешливо сказал Джордж Буш, за что его потом тоже высмеивали. Но Германия так настрадалась от великих идеологий прошлого, что политика без идей кажется ей привлекательной альтернативой.

Самым трудным временем для Меркель на посту канцлера стал кризис еврозоны, грозивший подорвать экономику всей южной Европы и уничтожить евро. Кризис показал Меркель, что великие замыслы могут быть опасны. Коль, мысливший историческими категориями, привязал Германию к европейской валюте, не имея политического союза, который мог бы заставить евро работать. «Сейчас это адская машина, — сказал один высокопоставленный руководитель. — И она по-прежнему пытается ее отремонтировать».

Решения Меркель во время кризиса говорят о том, что она как политик в своих расчетах больше думает об избирателях, нежели о собственном месте в истории. Когда обнаружилось, что долг Греции находится на критической отметке, она не торопилась переводить деньги немецких налогоплательщиков в фонд помощи, а в 2011 году заблокировала французско-американское предложение о скоординированных действиях Европы. Германия обладает самой сильной в Европе экономикой, намного превосходя остальных. Ее производственная база и активная экспортная торговля существенно выиграли от ослабления евро. При Шредере Германия провела реформы в вопросах занятости и социального обеспечения, что сделало ее более конкурентоспособной. А Меркель прибыла на сцену как раз вовремя, чтобы пожинать плоды успеха. На всем протяжении кризиса Меркель пряталась в коконе экономических деталей, отказываясь выступать перед немецкими избирателями, которые считали греков расточительными и ленивыми. Она не шла на решительные и непопулярные меры вопреки тому, что отсрочка грозила затянуть это суровое испытание, и отказывалась от них даже в ключевые моменты в конце 2011-го и летом 2012 года, когда под угрозой оказался сам евро. Писатель и журналист Петер Шнайдер (Peter Schneider) сравнивал ее с водителем в тумане: «Ты видишь только на пять метров вперед, но не на сто метров, а поэтому лучше проявлять осторожность, не говорить лишнего и действовать шаг за шагом. И вообще никаких взглядов в перспективу».

Карл-Теодор цу Гуттенберг (Karl-Theodor zu Guttenberg), занимавший пост министра обороны Германии с 2009 по 2011 годы, сказал, что у Меркель «макиавеллиевское» отношение к кризису. Ей хватило выдержки, чтобы как можно дольше сохранять разные варианты действий, после чего она спрятала свои решения в «облаке сложности». Гуттенберг отмечал: «Поэтому ей было проще несколько раз самым радикальным образом менять свою точку зрения, и тогда этого никто не заметил». В итоге Меркель под давлением других европейских лидеров и президента Обамы одобрила план, в соответствии с которым Европейский центробанк должен был предотвратить греческий дефолт за счет скупки облигаций. Точно так же поступил и Федеральный резерв во время американского финансового кризиса. В ответ страны южной Европы подчинились строгим бюджетным правилам и дали согласие на надзор ЕЦБ над их центробанками. Меркель поняла, что не может позволить кризису еврозоны потопить проект европейского единства. «Если падет евро, падет Европа», — объявила она. Евро спасли — но спасли ценой губительной политики жесткой экономии и высокой безработицы. Во многих европейских странах Меркель, являющуюся дочерью протестантского священника, недолюбливают, называя строгой и ханжеской пуританкой. В то же время поддержка ЕС опустилась до исторического минимума.

Преданность Меркель единой Европе — не идеализм. Скорее, она исходит из интересов Германии, и это та мягкая форма национализма, которая отражает растущую силу страны и ее крепнущую уверенность в себе. Историческую проблему Германии — которую Генри Киссинджер описал следующими словами: «Слишком велика для Европы, слишком мала для мира» — можно преодолеть только за счет сохранения единства Европы. Курбьювейт сказал об этом так: «Европа нужна Германии, потому что — об этом трудно говорить, но это так — Европа делает Германию больше».

Однако политика строгой экономии Меркель только ослабила Европу, и эта слабость начинает отрицательно сказываться на Германии, чья базирующаяся на экспорте экономика нуждается в соседних рынках. В этом году темпы экономического развития в Германии замедлились, а рост в Европе остается очень слабым. Тем не менее, Германия намерена обеспечить баланс бюджета в 2015 году, что произойдет впервые с 1969 года. Кроме того, она выступает против монетарной политики еврозоны по стимулированию роста за счет скупки долга. В последние недели на фоне падения мировых рынков между Меркель и остальными европейскими лидерами возник раскол.

После 2005 года Меркель приходилось скрывать у себя в стране свою приверженность свободному рынку, дабы сохранить собственную политическую жизнеспособность. Вместо этого она экспортировала свои идеи в другие страны континента, применяя их без особого учета макроэкономических условий, как будто такие достоинства как бережливость и дисциплина являются европейской миссией возрождающейся Германии. Меркель буквально одержима демографией и экономической конкурентоспособностью. Ей нравится разбираться в диаграммах и графиках. В сентябре один из ее старших помощников показал мне целую пачку таких бумаг, сказав, что Меркель только что их изучила. Они отражали результаты экономической деятельности разных европейских стран по целому ряду показателей. Она отметила, что по затратам на рабочую силу в расчете на единицу продукции Германия существенно отстает от среднего показателя еврозоны. Однако население Германии, являясь самым многочисленным в Европе, не растет и постепенно стареет. «Такая страна не может накапливать долг», — сказал этот старший помощник.

Штефан Райнике (Stefan Reinecke) из левой газеты Die Tageszeitung отметил: «На тридцатой минуте каждой произносимой ею речи, когда все уже спят, она говорит три вещи. Она говорит, что население Европы составляет всего 7% от общемирового, что оно производит 20% от глобального объема продукции, но что расходы на социальное обеспечение там равны 50%. Меркель заявляет, что такую ситуацию надо менять». Канцлер жалуется на то, что в Германии нет своей Кремниевой долины. «В Германии нет своей Facebook, нет своего Amazon, — заявил ее старший помощник. — Существует такая немецкая тенденция, которая хорошо прослеживается в Берлине: мы настолько зажиточны, что думаем, будто так будет всегда, хотя понятия не имеем, откуда придет это богатство. Абсолютное самодовольство».

Германия испытывает серьезное беспокойство от того, что она слишком сильна, а Европа слишком слаба. Однако Меркель никогда не обсуждает эту проблему. Йошка Фишер, который хвалит Меркель по многим вопросам, критикует ее за такое молчание. «В интеллектуальном плане это большая, очень большая проблема — трансформировать национальную мощь в общеевропейскую мощь, — сказал он. — Но большая часть политической и экономической элиты в Германии, включая канцлера, понятия об этом не имеет».

Два мировых лидера, с которыми у Меркель самые важные и сложные отношения, это Обама, пользующийся ее невольным уважением, и Путин, заслуживший ее глубокое недоверие. Когда пала Берлинская стена, Путин был майором КГБ и служил в Дрездене. При помощи своего хорошего немецкого и пистолета он в то время отпугнул толпу восточных немцев, которые собирались взять штурмом отдел КГБ и забрать оттуда секретные документы. Потом он эти документы уничтожил. Спустя 12 лет Путин, ставший к тому времени президентом России, намного более дружелюбно обратился к бундестагу «на языке Гёте, Шиллера и Канта», заявив, что «Россия дружественная европейская страна», чья «главная цель — это стабильный мир на континенте». Путин хвалил демократию и осуждал тоталитаризм, заслужив тем самым овацию слушателей, среди которых была Меркель.

После войны, разрушений и оккупации российско-германские отношения вернулись к более дружелюбной динамике, которая преобладала до начала XX века. Немецкие политики заговорили о «стратегическом партнерстве» и о «сближении посредством экономической интеграции». В 2005 году Шредер утвердил проект строительства газопровода, который проложили в Россию по дну Балтийского моря. Он подружился с Путиным, называя его «безупречным демократом». В прошлом десятилетии Германия стала одним из крупнейших торговых партнеров России, а Москва сегодня на 40% обеспечивает потребности Германии в газе. В Германии живет 200 тысяч российских граждан, и Россия наладила обширные связи в немецком деловом сообществе и в Социал-демократической партии Германии.

Владея русским языком, и попутешествовав в молодости по советским республикам, Меркель чувствует устремления и обиды России, чего так не хватает западным политикам. У нее в кабинете висит портрет родившейся в Пруссии императрицы Екатерины II, которая правила Россией в ее золотую эпоху в XVIII веке. Но будучи восточной немкой, Меркель не испытывает особых иллюзий в отношении Путина. После его выступления в бундестаге она сказала своей коллеге: «Типичный разговор КГБ. Никогда не доверяй этому человеку». Журналист Ульрих из Die Zeit сказал: «Она всегда скептически относилась к Путину, однако ненависти к нему она не испытывает. Ненависть — слишком сильное чувство».

Во время встреч Путин и Меркель иногда говорят по-немецки (он владеет немецким лучше, чем она русским), и порой Путин поправляет своего переводчика, чтобы показать Меркель, как он за всем следит. Путинская мужская бравада вызывает у Меркель нечто вроде научного понимания его эмоционального состояния. В 2007 году, во время переговоров о поставках энергоресурсов в президентской резиденции в Сочи Путин позвал своего лабрадора Кони в комнату, где они вели беседу. Лабрадор подошел, обнюхал Меркель, и та заметно испугалась. В 1995 году ее покусала собака, и Путин заметил этот испуг. Он откинулся на спинку кресла, явно наслаждаясь моментом, и широко расставив ноги. «Не беспокойтесь, собака будет хорошо себя вести», — сказал Путин. Меркель хватило присутствия духа, чтобы ответить по-русски: «Ладно, журналистов ведь она не ест». Немецкая пресса возмутилась и «была готова побить Путина», как выразился один присутствовавший там репортер. Позднее Меркель объяснила его поведение. «Я понимаю, почему ему пришлось это сделать — чтобы доказать, что он мужчина, — заявила она журналистам. — Он боится своих собственных слабостей. У России нет ничего, ни успешной политики, ни успешной экономики. Есть только это».

В начале 2008 года, когда президент Джордж Буш младший пытался включить Украину и Грузию в состав НАТО, Меркель блокировала подобные действия с учетом предполагаемой реакции России, а также по причине возможной дестабилизации на восточных окраинах Европы. Позднее в том же году, после того как Россия оккупировала два региона Грузии — Абхазию и Южную Осетию — Меркель изменила свое мнение и заявила об открытой позиции относительно принятия Грузии в НАТО. Она продолжала быть осторожной в достижении баланса между европейским единством, альянсом с Америкой, деловыми интересами Германии и продолжающимися связями с Россией. Говорят, что кайзер Вильгельм I однажды заметил, что только Бисмарк, вовлекший Германию в систему уравновешивающих друг друга балансов, был способен жонглировать четырьмя или пятью мечами. Преемник Бисмарка Лео фон Каприви жаловался на то, что он с трудом справляется с двумя мечами, и в 1890 году прервал договор с Россией, подготовив тем самым условия для первой мировой войны. Когда в марте нынешнего года Россия аннексировала Крым и инспирировала сепаратистскую войну в восточной Украине, Меркель вынуждена была заняться именно теми делами, в которых предшествующие немецкие лидеры испытали катастрофические неудачи.

Российская агрессия на Украине ошеломила преследуемых своей историей и законопослушных немцев. «Путин всех удивил», включая Меркель, сказал мне один из ее главных помощников. — Стремительность, жестокость, бессердечность. Все это очень в стиле 20-го века — танки, пропаганда, агенты-провокаторы«.

Вдруг все в Берлине стали читать книгу Кристофера Кларка «Сомнамбулы» (The Sleepwalkers) о причинах первой мировой войны. Вот вывод, сделанный после этого большинством немцев, — нужно проявлять осторожность, поскольку даже небольшой костер способен превратиться в крупный пожар. В ходе дискуссии относительно первой мировой войны со студентами в Немецком историческом музее Меркель сказала: «Многие считают, что я постоянно выступаю как сдерживающий элемент, но, на мой взгляд, необходимо и исключительно важно обращаться к людям и реально слышать их в ходе политических обсуждений». Меркель исключила военный вариант решения, однако она заявила также о неприемлемости российских действий — территориальная целостность представляет собой незыблемую часть европейского послевоенного порядка — и потребовала серьезного ответа со стороны Запада. Впервые за весь период ее работы в качестве федерального канцлера общество ее не поддержало. Согласно проведенным тогда опросам общественного мнения, немцы хотели, чтобы Меркель заняла позицию посредине между Западом и Россией. Существенное меньшинство — особенно в бывшей восточной части страны — проявляло симпатию по отношению к российским утверждениям о том, что якобы экспансия НАТО заставила Путина предпринять оборонительные действия и что украинские лидеры в Киеве являются фашистскими головорезами. Гельмут Шмидт, бывший федеральный канцлер, представлявший партию социал-демократов, высказал некоторые из этих взглядов, и то же самое сделал Герхард Шредер, который стал оплачиваемым лоббистом компании, контролируемой российским нефтегазовым гигантом Газпромом, и который отметил свой 70-летний юбилей с Путиным в Санкт-Петербурге спустя месяц после российской аннексии Крыма. Высказанное Шмитом и Шредером мнение вызвало серьезное замешательство среди немецких социал-демократов.

Образовался разрыв между мнением элиты и простых людей: немецкие газеты, публиковавшие передовые статьи с призывом занять жесткую позицию в отношении России, получали большое количество критических писем своих читателей. Меркель, как и ожидалось, ничего не сделала для того, чтобы ликвидировать этот разрыв. Для большинства немцев нынешний кризис был инспирирован сочетанием безразличного отношения и страха. Если речь и заходила об Украине, то ее воспринимали как какое-то отдаленное место где-то на окраине Европы (но не как жертву колоссальных преступлений немцев во время Второй мировой войны). Немцы были недовольны тем, что их прекрасный сон был потревожен. «Большинство людей желают мира и хотят иметь комфортную жизнь, — отметил русский (по происхождению — прим. пер.) эксперт в области энергетики и советник немецкой нефтегазовой компании Wintershall Александр Рар (Alexander Rahr) — Они не выступают против конфликтов и новой холодной войны. Поэтому они хотят, чтобы Соединенные Штаты не вмешивались в европейские дела. Если Россия хочет получить Украину, которая далеко не у многих людей вызывает симпатии, то пусть так и будет». В каком-то смысле, историческая вина Германии — речь идет о более 20 миллионах погибших советских людей во Вторую мировую войну — способствует пассивному отношению этой страны. Чувство ответственности за прошлое требует, чтобы Германия ничего не делала в настоящем. Ульрих (Ulrich), сотрудник еженедельника Die Zeit, жестко сформулировал эту точку зрения: «Мы в прошлом так много убивали — поэтому сегодня мы не можем умирать».

Немцев и русских связывает столь ужасная память, что любое предположение относительно конфликта сразу же приводит к чему-то немыслимому. Михаэль Науман (Michael Naumann) помещает украинский кризис в контекст «этого колоссального эмоционального связующего звена между преступником и жертвой», и в результате Германия постоянно оказывается в более слабой позиции. В 1999 году Науман, бывший в то время министром культуры в правительстве федерального канцлера Шредера, пытался договориться о возвращении пяти миллионов предметов искусства, вывезенных русскими из Германии после окончания Второй мировой войны. В ходе переговоров он и его российский коллега Николай Губенко поделились друг с другом своими личными историями. Науман, родившийся в 1941 году, через год потерял своего отца, который погиб в ходе битвы за Сталинград. Губенко тоже родился в 1941 году, и его отец также погиб на войне. Спустя пять месяцев после этого его мать была повешена немцами.

«Шах и мат», — сказал тогда россиянин немцу. Оба они заплакали. «Нечего было обсуждать, — вспоминал Науман. — Губенко сказал: «Пока я жив, мы ничего не будем возвращать».

Что касается Меркель, то для нее характерно лишенное сентиментальности отношение к России. Александр Ламбсдорф (Alexander Lambsdorff), представляющий Германию член Европейского Парламента, сказал: «Она считает русских традиционной гегемонистской державой, которая некоторое время находилась в подчиненном положении, но теперь вновь выступает в прежнем качестве».

Украина заставила Меркель заняться жонглированием вполне в стиле Бисмарка, и она начала ежедневно уделять этому кризису два или три часа. Публично Меркель говорила немного, дожидаясь того момента, когда ненадлежащее поведение России сможет переубедить немецкую публику. Ей нужна была поддержка партнеров по коалиции в Бундестаге, в том числе со стороны более проороссийски настроенных социал-демократов. А еще она должна была удерживать вместе Европу, и это означало оставаться в тесном контакте с лидерами 27 стран и понимать ограничения, характерные для каждого из них. Она должна была учитывать следующие моменты: как санкции в отношении России повлияют на лондонский финансовый рынок; согласятся ли французы приостановить поставку уже оплаченных Россией десантных вертолетоносцев; будут ли Польша и прибалтийские государства уверены в поддержке со стороны НАТО; каково будет воздействие российской пропаганды в Греции; насколько сильно Болгария зависит от российского природного газа. А для того, чтобы санкции были действенными, Европа должна была оставаться единой.

Кроме того, Меркель нужно было сохранять открытым ее каналы связи с Путиным. Даже в марте, после одобрения Евросоюзом первого раунда санкций, политика Германии не была направлена на изоляцию России — эти две страны слишком прочно связаны. Меркель является самым важным собеседником Путина на Западе — они общаются между собой один раз в неделю, если не чаще. «Она говорила в Путиным в течение последних нескольких месяцев больше, чем Обама, Олланд и Кэмерон вместе взятые, — отметил один высокопоставленный чиновник. — Она умеет с ним говорить, как никто другой. Кэмерон и Олланд звонят ему для того, чтобы иметь возможность сказать — они являются мировыми лидерами и провели эти разговоры». Жесткость Меркель способна вызывать неприятные ощущения, в том числе тогда, когда она указывают Путину пути выхода из его собственной сложной ситуации. Прежде всего она пытается понять, как он думает. «Сегодня Россия способна вызвать сильную злость, однако я заставляю себя говорить независимо от моих чувств, — сказала она, выступая в Немецком историческом музее. — И каждый раз, когда я это делаю, я удивляюсь тому, как много других точек зрения может существовать относительно того вопроса, который для меня является абсолютно ясным. После этого я должна заняться этими точками зрения, что также способно дать что-то новое». Вскоре после аннексии Крыма Меркель, как говорят, сказала в беседе с Обамой о том, что Путин живет «в ином мире». Она намерена вернуть его к реальности.

Один немецкий чиновник сказал мне: «По мнению федерального канцлера, Путин считает нас декадентами — мы геи, у нас мужчины с бородами (намек на Кончиту Вурст (Conchita Wurst), трансвестита из Австрии, победившего в 2014 году на конкурсе песни „Евровидение“). И сильная Россия реальных мужчин выступает против декадентского Запада, который слишком изнежен, слишком избалован для того, чтобы защищать свои убеждения, если за это придется понизить хотя бы на 1% их уровень жизни. Таковы его ставки. Мы должны доказать, что это не так». Если Меркель выступит с призывом защищать западные ценности против российской агрессии, то она, действительно, лишится в таком случае поддержки у себя в стране. Когда восемь членов европейской группы наблюдателей, включая четырех немцев, были в апреле этого года захвачены пророссийскими сепаратистами — по сути, это был «казус белли», повод к началу войны, если бы они были американцами, — правительство Германии просто попросило Путина поспособствовать их освобождению. Меркель вела такую игру, которая обеспечила ей успех в немецкой политике: выжидать, пока противник не разрушит рам себя.

По крайней мере в одном из телефонных разговоров Путин солгал Меркель, чего он раньше никогда не делал. В мае, когда украинские сепаратисты организовали осужденный многими референдум, официальное российское заявление оказалось более позитивным, чем та позиция, о которой, как Меркель полагала, они с Путин договорились заранее. Она отменила свой телефонный звонок на следующей неделе — она была обманута и хотела, чтобы он почувствовал ее возмущение. «Русские были поражены, — сказал высокопоставленный российский чиновник. — Как она может прерывать связь?» Германия — единственная страна, которую Россия не может себе позволить потерять. Карл-Георг Велльман (Karl-Georg Wellmann) — он представляет в парламенте партию Меркель и является членом комитета Бундестага по внешней политике — сказал, что в тот момент, когда кризис стал углубляться и когда немцы начали выводить свои капиталы из России, кремлевские чиновники в частном порядке говорили своим немецким коллегам о том, что они хотят найти выход «Мы зашли слишком далеко — что нам теперь делать?» — спрашивали они. В московских ресторанах после третьей рюмки водки русские воскрешали в памяти 1939 год: «Если мы, Германия и Россия, объединимся, то будем самой мощной силой в мире».

6 июня этого года в Нормандии Меркель и Путин встретились впервые после начала кризиса, а еще там присутствовали Обама, Олланд, Кэмерон и Петр Порошенко, недавно избранный президент Украины — они отмечали 70-ю годовщину начала операции по высадке союзнических войск в Европе. На сделанных журналистами фотографиях было заметно, что Меркель приветствует Путина как неодобрительно настроенная хозяйка — поджатые губы, изогнутые брови, — тогда как грубые черты лица Путина были настолько близки к заискивающему выражению, насколько это было физически возможно. Если судить по оптике проявления силы, то Меркель была сильней. «Подобная политическая изоляция больно его задевает, — сказал один из ее главных помощников. — Ему не нравится, когда его исключают». (Россию как раз в тот момент вывели из состава группы G-8). Позднее, перед завтраком, Меркель организовала короткую беседу между Путиным и Порошенко. Во время празднования юбилея высадки союзнического десанта немецкий федеральный канцлер находилась в центре всех событий. Вот что сказал по этому поводу Курбьювайт (Kurbjuweit): «Было удивительным видеть всех победителей во Второй мировой войне и также видеть проигравшую сторону, страну, которая несет ответственность за все это, — и именно она была тем лидером, с которым все хотели говорить! Это очень и очень странно. И, на мой взгляд, это стало возможным лишь потому, что это Меркель — потому что она такая приятная и спокойная».

Последний мяч, который Меркель должна поддержать в игре, является американским. Ее мнение относительно Обымы стало более благоприятным, хотя его популярность понизилась. В июле 2008 года, будучи еще кандидатом в президенты, Обама захотел выступить у Бранденбургских ворот в Берлине — в историческом центре города, в месте, зарезервированном для глав государств и правительств, а не для американских сенаторов. Меркель отклонила эту просьбу, и вместо этого Обама говорил о европейско-американском единстве у Колонны победы, расположенной в Тиргартене, перед собравшимися двумя сотнями тысяч восторженных поклонников — такое количество людей Меркель никогда вообще не собирала, и, конечно же, не в состоянии заворожить. Что касается Обамы, то ей не нравится его высокопарная риторика, — отметил высокопоставленный чиновник. — К таким вещам она относится с недоверием, и она сама в этом не сильна. Она говорит: «Я хочу посмотреть, что он сможет реально сделать». Если суммировать ее философию, что можно сказать так: меньше обещаний и больше дела«.

Во время первого года пребывания Обамы в должности президента Меркель часто и не в ее пользу сравнивали с ним, и подобная критика ее раздражала. По данным журнала Stern, ее любимая шутка заканчивается словами «Обама идет по воде». «Она, на самом деле, не считает его полезным партнером, — отмечает Торстен Крауэль (Torsten Krauel), один из ведущих журналистов газеты Welt. — Она считает его профессором, одиночкой, неспособным создавать коалиции». Отношения Меркель с Бушем были намного более теплыми, чем с Обамой, подчеркивает один из ее многолетних политических партнеров. Такой экспансивный человек как Буш просто загорается в ответ, тогда как Обама и Меркель похожи больше «на двух наемных убийц, находящихся в одной комнате. Они не обязаны говорить друг с другом — оба они молчат, оба они киллеры». В течение нескольких недель в 2011 году и в 2012 году на фоне критики со стороны американцев по поводу политики Германии во время кризиса еврозоны, она обращалась с просьбами о разговоре, однако хозяин Белого дома так и не позвонил.

Однако после того как она лучше узнала Обаму, она стала больше ценить те качества, которыми они оба обладают — аналитичность, осторожность, особый юмор при сохранении внешней серьезности, отстраненность. Бенджамин Родс (Benjamin Rhodes), заместитель советника Обамы по национальной безопасности, сказал мне, что, «по мнению президента, ни с одним другим лидером он так близко не работает, как с ней». А еще Родс добавил: «Они очень непохожи на публике, но, на самом деле, у них много общего». (Шутка Ульриха: «Обама — это Меркель, но в более приличном костюме»). Во время украинского кризиса Обама и Меркель часто консультируются друг с другом, и стараются сближать позиции Америки и Европы. Обама — полная противоположность тем самодовольным лидерам, которых Меркель подвергает критике и «проглатывает на завтрак», — это ее отличительная черта. Во время своего визита в Вашингтон Меркель встречалась со многими сенаторами, в том числе с Джоном Маккейном из Аризоны и Джеффом Сессионсом (Jeff Sessions) из Алабамы. Она пришла к выводу, что они слишком озабочены необходимостью демонстрировать твердость в отношении бывшего противника Америки в холодной войне, чем собственно событиями на Украине. (Маккейн назвал подобный подход «робким»). Для Меркель Украина является практической проблемой, которую нужно решить. Это отражало и позицию Обамы.

17 июля, в тот день, когда я беседовал с Родсом в его офисе, расположенном в подвальном помещении Белого дома, по телевизору показали обломки малазийского авиалайнера, раскиданные по полю в восточной Украине. Причины этого крушения еще были не ясны, но Родс сказал: «Если это русские его сбили, то тогда американцы и европейцы будут в одной лодке, и это все меняет». В Германии это изменение произошло незамедлительно. Кадры, на которых было показано, как сепаратистские боевики растаскивают вещи погибших пассажиров сбитого самолета, затронули Германию более глубоко и лично, чем продолжавшиеся несколько месяцев отвратительные бои между украинцами. Гражданский авиалайнер, голландские жертвы: «Люди осознали, что сентиментальное отношение к Путину и к России базировалось на ложных положениях», — отметил один немецкий дипломат. Идея относительно поддержания равной дистанции между Россией и Западом относительно Украины перестала существовать. Хотя последствия этого кризиса начали отражаться на экономике Германии, в тот момент уже три четверти населения страны были на стороне Меркель. В конце июля Евросоюз одобрил новый раунд финансовых и энергетических санкций.

С того момента российские войска и вооружения стали пересекать границу в большом количестве, и военные действия приобрели более ожесточенный характер. В своей речи в Австралии на прошлой неделе Меркель предупредила о том, что российская агрессия может распространиться дальше, и призвала к терпению, необходимому для продолжительной борьбы: «Кто бы мог подумать, что спустя 25 лет после падения (Берлинской) стены… нечто подобное может произойти в самом центре Европы?» Вместе с тем в день ее выступления Евросоюз не смог принять решение о новом раунде санкций в отношении России. Гуттенберг (Guttenberg), бывший министр обороны тогда заметил: «Мы довольны сохранением статус-кво и пинаем консервную банку вверх по дороге — а не вниз, — но она постоянно возвращается к нашим ногам».

Тесное закулисное взаимодействие между Вашингтоном и Берлином совпадает с периодом отчуждения в обществе. Немцы сказали мне, что антиамериканизм в Германии сегодня стал более сильным, чем это было во время полемики по поводу крылатых ракет в начале 1980-х годов. Последняя по времени причина — это разоблачения, опубликованные прошлой осенью на основе документов, которые оказались в распоряжении журнала Der Spiegel с подачи Эдварда Сноудена. В них говорится о том, что Агентство национальной безопасности (АНБ) в течение десятилетия подслушивало разговоры Меркель по сотовому телефону. Меркель, сохраняя невозмутимость, выразила, скорее, раздражение, чем негодование, однако ощущение предательства у немецкой публики оказалось более глубоким. Оно не уменьшается — вмешательство со стороны АНБ всплывало почти в каждом разговоре в Берлине — особенно относительно Обамы, который, хотя и пообещал прекратить подслушивание, так и не извинился. (Он в частном порядке выразил Меркель сожаление по этому поводу). «Подслушивание ее телефона — это больше, чем невежливость, — подчеркнул Райнер Эппельман (Rainer Eppelmann), бывший восточногерманский диссидент. — Такие вещи не делаются. Друзья не шпионят друг за другом». (Однако американские официальные лица, с которыми я беседовал, хотя и были обеспокоены последствиями подобных нарушений, выражали недоумение по поводу немецкой наивности и лицемерия, поскольку шпионскую работу ведут обе стороны).

Германские дипломаты хотели договориться с американцами о взаимном запрете шпионажа, однако получили отказ. У США нет таких соглашений ни с кем, в том числе с членами «Пяти глаз» — группы союзных англоязычных стран, почти без ограничений делящихся друг с другом разведданными. Немцы утверждали, что США предлагали Германии членство в «Пяти глазах» но затем отозвали предложение. Американцы возражают. «Серьезных разговоров об этом никогда не было, — заметил высокопоставленный источник в американской администрации. — „Пять глаз“ — это не просто соглашение. Это инфраструктура, которую мы создавали 60 лет».

«Я склонен этому верить, — утверждает германский дипломат. — Когда мы узнали о „Пяти глазах“, мы совсем не обрадовались. Да и чисто юридически мы не можем к ним присоединиться, потому что деятельность нашей разведки жестко ограничена».

В июле Федеральная разведывательная служба Германии (БНД) арестовала своего сотрудника из Мюнхена по подозрению в шпионаже в пользу США. Его поймали, когда он через Gmail предлагал свои услуги русским. Когда немцы обратились за информацией о нем к своим американским коллегам, его почтовый ящик неожиданно закрылся. На допросе он признал, что два года передавал агенту ЦРУ из Австрии документы (предположительно, безобидного характера) и получил за это 25 тысяч евро. Реакция Германии была беспрецедентной — из Берлина выслали начальника местной резидентуры ЦРУ. Этот второй скандал, последовавший за историей с АНБ, был хуже, чем преступлением — он был грубой ошибкой. Меркель была вне себя от ярости. Похоже, ни один американский чиновник — ни в Вашингтоне, ни в Берлине — не задумался о потенциальном политическом ущербе от разведывательных операций. Президенту о шпионе не сообщали. «Вообще-то, президент вправе ожидать, что, люди, которые решают, что делать и чего не делать в Германии, будут принимать во внимание политическую динамику», — полагает Родс.

Шпионские скандалы подорвали симпатии германского общества к НАТО как раз в тот момент, когда альянс стал особенно нуждаться в поддержке из-за противостояния с Россией. Депутат Европейского парламента Ламбсдорфф рассказывал мне: «Когда я говорю избирателям, что нам нужно укреплять отношения с США, я слышу в ответ: „Зачем? Они нам врут“». Достигнутое Германией преобладание в Европе превратило Меркель в последовательную сторонницу трансатлантизма, однако, по мнению Ламбсдорффа, «теперь это ей явно вредит». «Такие вещи только уменьшают ее в капитал. Теперь в Германии выгодно быть против Вашингтона», — говорит он.

Обаму эта ситуация настолько встревожила, что в конце июля он послал в Берлин успокаивать германские власти главу президентской администрации Дениса Макдоно (Denis McDonough). В ходе четырехчасовой встречи стороны договорились подготовить почву для выработки более четких норм в области шпионажа и обмена разведывательной информацией. Однако подробности остались непроработанными, и теперь благоприятно отзывается о США едва ли половина германского общества. Это самый низкий уровень в Европе — ниже, чем в неизменно враждебной Греции.

В определенном смысле, в немцах никогда не засыпал антиамериканизм. Он существует в двух видах — левый антикапиталистический, восходящий к шестидесятым, и еще более старый правый антидемократический. Что касается центра, играющего сейчас главную роль в германской политике, то многие центристы, особенно те, что постарше, привыкли считать США создателями германской демократии. Подобные идеи неизбежно ведут к разочарованию в Америке. Романист и журналист Петер Шнайдер (Peter Schneider) объясняет это так: «Вы создали образ спасителя, а теперь мы видим, что вы далеко не совершенны. Хуже того, вы коррумпированы, отвратительно ведете бизнес и давно лишились своих идеалов». Иракская война, Гуантанамо, беспилотники, не оправдавшиеся ожидания от президентства Обамы, а теперь еще и шпионаж! «Вы, фактически, нарушили свои обещания, и мы теперь чувствуем себя обманутыми».

Впрочем, дело не только в подъеме антиамериканизма и в симпатиях немцев к России. Существуют и более глубокие факторы. Во время Первой мировой войны Томас Манн отложил работу над «Волшебной горой» ради цикла странных и страстных статей о Германии и войне. Они вышли в 1918 году, перед самым перемирием, под заголовком «Размышления аполитичного». В них Манн обсуждает немецкий национальный характер и национальную философию. Как художник, он встал на сторону Германии — «ее культуры, души, свободы, искусства» —против политизирующей интеллект либеральной цивилизации Франции и Англии, которую поддерживал его старший брат Генрих. Германская традиция была авторитарной, консервативной и «неполитической». Она была ближе к русскому духу, чем к поверхностному материализму демократической Европы. Война стала бунтом Германии против Запада. Германская Империя отказалась принять принципы равенства и прав человека, которые ей пытались навязать насильно. Хотя, оказавшись после прихода нацистов к власти в эмиграции, Манн стал ярым поборником демократических ценностей, от «Размышлений» он никогда не отрекался.

В Берлине мне говорили, что эта сложная и полузабытая книга многое говорит о Германии эпохи Меркель. Мирное объединение страны и ее успехи в период кризиса евро, судя по всему, возвращают немцев к былой идентичности, которая намного старше послевоенной Федеративной Республики с ее конституцией, написанной под сильным американским влиянием. «Западная Германия была хорошей страной, — объяснял мне колумнист и писатель Георг Диц (Georg Diez). — Она была молодой, сексуальной, смелой, западной — точнее, американской. Но, по-видимому, это была только маска. Сейчас Германия становится более немецкой и менее западной, возвращается к национальным корням».

Диц совсем не считает, что это хорошо. По его словам, Германия становится менее демократической, потому что, в сущности, немцы хотят только стабильности, безопасности и экономического роста. Фактически, им нужно, чтобы их просто оставили в покое и чтобы власти охраняли их сбережения и избегали войн. В итоге они получили как раз такого канцлера, какого хотели. «Меркель убрала политику из политики», — утверждает Диц.

Сейчас Меркель 60 лет и она остается самым успешным политиком в новейшей истории Германии. Ее популярность достигает 75%. Для нашего времени с его неприязнью к избранным лидерам это — невероятный уровень. Ее фирменным знаком остается безыскусность в сочетании с протестантской честностью и прусской прямотой. Однажды, беседуя с группой журналистов в гостиничном баре на Ближнем Востоке, она сказала: «Только подумайте? Я — канцлер! Что я, вообще, здесь делаю? Когда я росла в ГДР, мы представляли себе капиталистов по карикатурам — в цилиндрах, черных плащах, с сигарами и огромными ногами. А теперь я здесь, и они меня слушают!» Разумеется, отчасти это — осознанно выбранный имидж. «Она очень старается не демонстрировать никаких претензий — и это тоже в своем роде претензия», — заявил мне высокопоставленный чиновник.

Меркель по-прежнему живет в центре Берлина, в обычной съемной квартире через канал от Пергамского музея. На латунной табличке на двери написано имя ее мужа — «проф. Зауэр». Рядом дежурит одинокий полицейский. В своем просторном кабинете в стеклянном здании Ведомства канцлера Меркель предпочитает работать за простым столом рядом со входом, а не за тринадцатифутовой черной громадиной, установленной Шредером в дальнем конце помещения. «Эта женщина невротически трудолюбива, — говорит ее давний политический соратник. — Она спит не больше пяти часов в сутки. Я могу позвонить ей в час ночи — и она будет бодрствовать. Причем она будет работать с бумагами, а не читать книгу».

Гостей, посещающих Ведомство канцлера, Меркель кормит традиционной немецкой едой—картофельным супом и голубцами. Когда она ужинает в своем любимом итальянском ресторане, она общается с друзьями и не отвлекается от разговора, чтобы приветствовать свой народ — который тоже предпочитает ее не тревожить. Когда ее муж звонит в Филармонию (Меркель и Зауэр — страстные поклонники Вагнера и Веберна) и ему предлагают бесплатные билеты, он всегда настаивает на оплате. Свои места в зале супруги занимают почти незаметно. Одна моя приятельница как-то встретила Меркель в своей любимой парикмахерской у Курфюрстендамма, и они поболтали о стрижках. «Цвет для женщины — самое главное», — заявила канцлер, над прической которой давно перестали смеяться.

Ранее в этом году президент Йоахим Гаук (Joachim Gauck) сделал сенсационное заявление, в котором призвал Германию серьезнее относиться к международным обязательствам, в том числе в военной сфере. Меркель (никак не прокомментировавшая его слова) такого никогда бы не сказала — особенно после того, как организованный в мае министерством иностранных дел опрос показал, что 60% населения скептически относятся к более активному участию Германии в мировых делах. Германские журналисты считают, что деятельность Меркель почти невозможно освещать. Как говорит журналист Die Tageszeitung Ульрих Шульте (Ulrich Schulte), входящий в канцлерский пул, «нам приходится рыть землю в поисках сюжетов». Они восхищаются Меркель в частной жизни, однако цитировать ее им запрещено, а на публике этот человек исчезает. Она выгоняет советников и друзей, предавших доверие хоть в мелочи. Германская пресса становится — в духе времени — все более центристской и все больше интересуется здоровым образом жизни и прочими бытовыми темами. Кстати, почти все политические журналисты, с которыми я общался, голосовали за Меркель, хотя и чувствовали, что она лишает их работу смысла. Однако причин голосовать иначе у них просто не было.

Меркель сумела нейтрализовать оппозицию, переняв ее повестку. Она подружилась с профсоюзами, снизила пенсионный возраст для некоторых категорий работников и повысила выплаты матерям и старикам. Дирку Курбювайту (Dirk Kurbjuweit) из Der Spiegel она говорила, что ей приходится все больше опираться на пожилых избирателей по мере того, как Германия стареет. В 2011 году Меркель шокировала авария на японской АЭС «Фукусима». В итоге канцлер изменила свою позицию по ядерной энергии: Германия в следующее десятилетие будет от нее отказываться, продолжая развивать солнечную и ветровую энергетику, по которым немцы лидируют среди крупных индустриальных экономик. Сейчас страна получает из возобновляемых источников четверть энергии. Одновременно Меркель борется с нетерпимостью в своей партии, говоря, например, о необходимости дружелюбнее относиться к иммигрантам. У сторонников социал-демократов и «Зеленых» все меньше поводов в принципе приходить на избирательные участки — и явка, действительно, падает. Шнайдер, бывший одним из лидеров поколения 1968 года, говорит: «В этом и заключается гений Ангелы Меркель — при ней разделение на партии практически обессмыслилось».

Этой осенью на выборах в трех землях бывшей Восточной Германии хорошие результаты показала новая правая партия — «Альтернатива для Германии» (АдГ). За нее проголосовали до 10% избирателей. АдГ выступает за выход Германии из еврозоны и против либеральной политики Меркель в вопросах о гей-браках и иммиграции. Сдвинув свою партию к центру, Меркель создала в германской политике пространство для аналога французского Национального фронта или Партии независимости Соединенного Королевства. Если темпы роста германской экономики продолжат падать, Меркель станет трудно невозмутимо парить над межпартийными сварами и сохранять имидж «Мамы» и главной болельщицы победившей на Чемпионате мира по футболу команды.

Однако пока главный политический вопрос в Берлине заключается в том, будет ли она баллотироваться в 2017 году на четвертый срок. Йошка Фишер (Joschka Fischer) считает, что Германия при Меркель вернулась в эпоху бидермейера — то есть в период между Наполеоновскими войнами, закончившимися в 1815 году, и либеральными революциями 1848 года. Тогда в Центральной Европе царил мир, и средний класс фокусировался на росте благосостояния и обустройстве быта. «Она правит Германией в солнечную погоду. Это мечта любого демократически избранного лидера, — говорит Фишер. — Однако в стране напрочь отсутствует интеллектуальная дискуссия». Я отметил, что любой бидермейер когда-нибудь заканчивается. «Да, — согласился мой собеседник. — И обычно весьма бурно».

Политический консенсус, основанный на экономическом успехе, довольные граждане, покладистая пресса и популярный лидер, редко расходящийся с общественным мнением, — все это сильно напоминает Америку Эйзенхауэра. Однако, хотя многие из нас, с нашей боязнью национального упадка, могут всему этому только позавидовать, думающих немцев такая ситуация, скорее, пугает. Их демократия не настолько стара, чтобы уходить на отдых.

«Мы получили демократию от вас в сороковых и пятидесятых — можно сказать, в подарок, — заявил мне Курбювайт. — Но я не уверен в том, что демократическое мироощущение хорошо укоренилось в нашей стране. Нам, немцам, нужно продолжать практиковаться в демократии, ведь мы все еще ей учимся». У Курбювайта недавно вышла книга под названием «Альтернативы нет». Этой фразой Меркель охарактеризовала свою политику в отношении евро, но автор использовал ее, чтобы показать, насколько канцлер сумела обескровить германскую политику. «Я не считаю, что демократия исчезнет, если Меркель 20 лет пробудет канцлером, — говорит он. — Однако, по-моему, демократия отступает по всему миру, и в нашей стране с ней тоже есть проблемы. Нужно приучить людей к тому, что демократия — штука хлопотная, что за нее все время надо сражаться и что политиком должен быть каждый — а не только Меркель».

Джордж Пэкер — писатель, штатный сотрудник The New Yorker.  Освещал для журнала войну в Ираке и гражданскую войну в Сьерра-Леоне, получил за эту работу две премии OPC. Преподавал в Гарварде, Беннингтоне и Колумбийском университете. Обладатель Национальной книжной премии в номинации «Документальная литература», Пулитцеровской премии за нехудожественную литературу.