Самое важное в 2014 году — это незавершенность запущенных им процессов. Современникам — и это совершенно естественно — он кажется историческим, превосходящим по своей значимости все остальные годы недавнего прошлого. Сколько всего в него вместилось!
И победа украинского Майдана, и аннексия Крыма, когда впервые в истории одна из бывших советских республик в открытую присвоила себе территорию другой, и война на Донбассе, и начало серьезной конфронтации России и Запада, и головокружительное падение казавшихся «вечными» нефтяных цен, и финансовый кризис в России, и «Исламское государство», оказавшееся новым опасным игроком на арене мирового экстремизма.
В иные времена таких событий хватило бы на несколько лет — и поэтому в последние дни 2014 года он кажется историческим. А на поверку, спустя всего несколько лет, историческим годом окажется тот, кто даст ответ на вопросы, заданные 2014 годом. Так, 1917-й год давал ответы на вопросы 1914-го, а 1991-й — на вопросы 1987 года. Хотя в конце 1914 года могло показаться, что нет ничего важнее начала Первой мировой войны, а в конце 1987 года — что нет ничего важнее перестройки и гласности. Но выход из процессов гораздо важнее их запуска.
Украинский Майдан запустил процесс деформации всего постсоветского пространства. Фактически он продемонстрировал, что ресурсы, позволявшие сохранять постсоветски-олигархический экономический и политический потенциал, полностью исчерпаны — это проявилось и во время самого Майдана, и после российской агрессии.
Оказалось, что режим Януковича не способен ни разговаривать с участниками протестного движения, ни сопротивляться им — что уже само по себе продемонстрировало деградацию государственных институтов. А наиболее ярко эта деградация проявилась уже после российской агрессии, когда оказалось, что вооруженные силы и спецслужбы банально развалены, и само государство — скорее картонная декорация, чем нормальная страна.
И причем стало ясно, что эта «картонность» — черта практически всех бывших советских республик, институции которых работают исключительно до первого серьезного вызова. Обеспокоенность будущим заметна не только в Украине, где ответственность за построение новой страны взяли на себя не только политические силы, но и само общество.
В конце года стали очевидными метания двух главных союзников Кремля, президентов Нурсултана Назарбаева и Александра Лукашенко. Даже армянский президент Серж Саргсян, вынужденный, как и Виктор Янукович, уступить под давлением Владимира Путина и отказаться от европейской интеграции в пользу евразийской, в конце года приступил к выработке новой модели сотрудничества с Западом.
Естественной оказалась и обеспокоенность самой России. На крах постсоветской Украины постсоветская Россия попыталась ответить военным реваншем, оккупацией Крыма и диверсионной войной на Донбассе. Это, в свою очередь, запустило процесс перемен в самой России.
Экономические санкции Запада вкупе с антисанкциями России и понижающимися ценами на нефть запустили небывалый финансовый и экономический кризис в России — причем уже ясно, что государственные институты этой страны способны ответить на вызов примерно с такой же эффективностью, с какой Янукович отвечал на Майдан.
В результате в следующем году мы будем свидетелями процесса продолжающейся эрозии современной российской государственности с непредсказуемыми последствиями для народов России и ее соседей. Но вообще забавно, что для своего геополитического реванша Владимир Путин избрал время резкого снижения нефтяных цен.
Это — начало еще одного важнейшего процесса, процесса установления ценового равновесия между производителями высокорентабельной нефти и пионерами «сланцевой революции» — процесса, который должен завершиться изгнанием с рынка производителей низкорентабельной нефти, прежде всего России, Ирана и Венесуэлы, бывших в последними годы главными «плохими парнями» современного мира.
Изменение характера — а возможно, и крах трех агрессивных режимов с непомерными амбициями изменит современный мир до неузнаваемости. Но самое главное — ценовое равновесие выведет нефть и газ из числа политических аргументов и доказательств регионального влияния. Теперь — и вплоть до нахождения новых источников энергии — это будет всего лишь продажа товара.
Это может изменить будущее и арабского мира, и таких стран, как Россия, Казахстан или Азербайджан, но одновременно может помочь Китаю с его замедляющейся экономикой достойно ответить на целую серию политических и экономических вызовов, которые, впрочем, еще не встали перед этой страной в полный рост. 2014 год наметил их лишь пунктиром, показав, что замедление роста китайской экономики — это уже тенденция, а не случайность.
Еще один важный процесс, запущенный российским ответом, «Исламским государством», китайским замедлением и нефтяным падением — это консолидация западного мира и возвращение Соединенных Штатов на роль его бесспорного лидера. Этот процесс только обозначен, европейцам и американцам трудно приходить к взаимопониманию, сам президент Обама не очень хочет работать глобальным лидером — но готовит почву для того, чтобы этим глобальным лидером стал его преемник. У Соединенных Штатов и Запада в целом появилась важнейшая цивилизационная функция — сохранение современности и здравомыслия под напором сгущающихся сумерек идиотизма.
А вот перед постсоветскими странами, и перед нефтедобывающими государствами Ближнего Востока, и перед Ираном, и перед Латинской Америкой, и перед Китаем 2014 год поставил совершенно другой вопрос — «готовы ли вы к путешествию в современность?». Причем в настоящую современность, а не в придуманную пропагандистами и «назначенную» на эту должность президентами и монархами? Каждая страна отвечает на этот вопрос по-своему.
Украина платит за это путешествие жизнями своих граждан, войной и экономическими испытаниями. Россия так отбивается от современности, что кажется, готова покончить с собой, только чтобы не встретиться с реальным миром. Беларусь и Казахстан — вернее, их лидеры — мечутся, совершенно растерявшись в новой ситуации.
К Армении медленно приходит осознание рискованности капитуляции перед российским давлением. Азербайджан пытается попасть в современность на условиях собственного президента — что может окончиться как модернизацией, так и взрывом.
Грузия пытается выбраться из современности, но у нее ничего не выходит. Монархии залива продемонстрировали, что можно быть современными сильными игроками на внешнем рынке, сохраняя закрытость во внутренней жизни. Китай застыл в ожидании того, как ответят на вопрос о будущем его соседи.
Все это — совершенно разные позиции, представления, решения. Это — еще не мировой оркестр, это — какофония его настройки. А историческим станет тот год, в который мы услышим звуки музыки.